Цеховик. Книга 4. Подпольная империя - Дмитрий Ромов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чуйка, где ты? Ведь была же она у меня и ни раз спасала за столом… Был в моей жизни период, когда я играл. Хорошо играл, удачливо, дерзко. Как месье Ле Шифр… И кончил примерно как он, правда в отличие от него ещё несколько лет выплачивал долг… А сейчас у меня будет только год и минус двадцать тысяч, если что… Или докуда мы там дойдём…
— Поддерживаю.
Я двигаю пять тысяч на середину стола.
Дилер выкладывает последнюю пятую карту. Это бубновый король.
Печёнкин дважды поворачивает голову, разминая шею, как борец перед схваткой. Потом достаёт из кармана пачку «Мальборо» и зажигалку «Зиппо». Прям заправский америкос, поглядите на него…
Он откидывает крышку у зажигалки и тут же захлопывает. Открывает и закрывает. Делает так раз двадцать, методично и монотонно. Щёлк-щёлк, щёлк-щёлк… При этом на лице его не двигается ни один мускул.
Лицо его выглядит несвежим и обрюзгшим. У него влажная кожа, мешки под глазами, на носу проступают бордовые прожилки сосудов. Но всё это совершенно неподвижно, и только глаза шарят по выложенным на столе картам. И вдруг, губа… Она дёргается! Дважды! Он блефует!
Сердце заводится, как мотор мотоцикла, моментально набирая немыслимые обороты. Блефует! У него ничего нет, он хочет, чтобы я сбросил карты.
— Ставлю всё, — говорит он и двигает оставшиеся деньги вперёд.
Матёрый… И рисковый… Тук-тук-тук, стучит сердце.
Нам разум дал стальные руки-крылья,А вместо сердца — пламенный мотор…
Пламенный мотор, да…
— Отвечаю, — говорю я и двигаю пачки вперёд.
В банке сорок тысяч. Неплохие деньжата, что ни говори… Отработать двадцатку будет не так просто. Несмертельно, но потребует времени и усилий… А вот с моим обещанием генералу будет посложнее…
— Ставку сравняли, — говорит дилер. — Прошу открыться.
На лице Печёнкина появляется гаденькая усмешка. Он двигает вперёд свои карты, но не торопится их открыть.
— Прошу открыться, — повторяет дилер.
Я беру свои карты и начинаю переворачивать, но в этот момент в зал вбегает Лида. Я пытаюсь понять, что за весть она несёт по глазам, но она смотрит вниз.
Она подбегает ко мне и наклоняется, и генерал, глядя на неё, облизывает жирные губы
— Ну что, позвонила медсестра? — спрашиваю я.
— Да, — отвечает она и коротко кивает.
3. Только дело и ничего, кроме дела
Я киваю, ожидая продолжения и, дразня Печёнкина, поворачиваюсь к Лиде, отчего наши губы практически соприкасаются. От неожиданности она замолкает и какое-то время просто хлопает глазами.
— Так что? — спрашиваю я.
— Всё то же самое. Операция прошла успешно, но Айгуль в реанимации. Состояние по-прежнему тяжёлое. Подключили к аппарату искусственного дыхания.
И в чём успех этой операции, если к лучшему ничего не изменилось, а, кажется, даже наоборот?
— Ну что, голубки, — недовольно бросает генерал. — Вы нам тут язык любви будете демонстрировать или мы вернёмся к делу?
Я с невозмутимым видом поворачиваюсь и, не говоря ни слова, переворачиваю свои карты. Это червовые король и туз.
— Фулл хауз, — объявляет дилер. — Короли и тузы.
С картами дилера у меня получается три короля и два туза. Такую комбинацию переплюнуть крайне трудно, но я пока остаюсь непроницаемым, не выказывая никаких чувств.
— Пожалуйста, — говорит дилер, глядя на прикусившего губу Печёнкина.
Он с явным усилием прогоняет со своего лица грусть и, едва заметно пожимает плечами, мол, что ж поделать, раз так вышло. Переворачивает две свои сложенные карты, но видно пока только верхнюю. И это трефовый валет. Он снова чуть пожимает плечами и чуть мотнув головой и прищурив один глаз, аккуратно, указательным пальцем сдвигает карту. И из-под неё появляется валет пик.
Печёнкин со скорбным лицом нависает над своими картами, словно прощается с надеждами. Посидев так несколько секунд, он поднимает голову и смотрит на меня. И я замечаю разительную перемену, происходящую с ним прямо на моих глазах.
Встретившись со мной взглядом, он виновато растягивает свои жирные губы и вдруг начинает хрипло смеяться. Да не смеяться, а просто ржать.
— Оп-ля, — выкрикивает он сквозь смех и колышется всем телом.
— Каре на валетах, — объявляет дилер. — Старшая рука. Вы выиграли.
— А ты, — утирая слёзы и прекращая, наконец, стонать, говорит Печёнкин, — подумал, что я блефую, сынуля? Наверное, смотрел, как у меня губа дёргается, да? Так она как хочет, так и дёргается, совершенно неуправляемая, как трудный подросток. Уф-ф-ф… Давно так не смеялся. Второй раз за сегодня. Вот такие пироги с козлятами. Ну, что? Первого мая тысяча девятьсот восемьдесят первого встретимся, правильно я понимаю? Вы вот с девушкой вдвоём и я со своими псами. Ну… либо ты сделаешь, что обещал.
Он встаёт из-за стола и выходит из зала, а его спутники собирают деньги. Игра окончена. Фанфары, оды, панегирики. Ну, а кому-то наоборот — пепел и проклятья.
Будто кувалдой по голове! В ушах звон, под ложечкой лёд. Неприятное чувство. А последствия пока трудно предсказуемы.
Платоныч качает головой и хлопает меня по плечу.
— Ничего, — тихонько говорит он, — ничего. Отыграемся. Деньги я тебе дам, не переживай. Никаких проблем. Всё буде хорошо.
Я благодарно сжимаю его запястье. Ну что же, по крайней мере, выиграл себе год свободы. А это уже неплохо. Можно и домой возвращаться.
Я подхожу к Цвету.
— Красиво, — улыбается он. — Ничего не скажешь. Ну, и когда ты планируешь компенсировать проигрыш?
— Сразу, как вернёмся домой. Может, даже всё отобьётся за первые несколько дней. Люди вон активно играют.
— Ты, наверное, думаешь, что мы в Лас-Вегасе, городе в пустыне, да? Но нет, это всего лишь Новосиб, и сюда не везут бабки озабоченные игроки со всех концов мира. Просекаешь? Это значит, не так всё будет быстро.
— Ну, как будет, так и будет, — развожу я руками. — Какая разница? Я же сказал, что всё отдам. Сразу, как домой приеду.
— А ты когда ехать-то собрался?
— Да вот хоть бы и прямо сейчас. Дело сделано, всё пучком.
— Торчком-на, — смеётся он и легонько бьёт меня в плечо. —
