Звезды Берега - Екатерина Витальевна Белецкая

еще, — фыркнула София. — Отвели бы в ратушу, она под защитой. Видели из окна здание с флюгером?

— Видели, — подтвердил Скрипач. — Ясно. Ну, спасибо и на том.

— Кто вы такие вообще? — не выдержал Ит. — Один утверждает, что мы не принадлежим к этим, как их… Пропащим, вторая уверяет, что мы безопасны. Откуда вы это знаете? Откуда вы вообще про нас что-то можете знать?

— Мы Видящие, — объяснила София. — Умеем видеть то, что не видят другие. Оливия тоже умеет видеть, но она видит несколько иные вещи. Её глаза полезнее в небе, нежели чем на суше. Как тебя зовут?

— Этого ты не видишь? — ехидно спросил Ит.

— Нет, конечно, но это видит, например, Ханна. Так всё-таки?

— Меня зовут Ит, его — Скрипач. А можно хотя бы пару слов про Видящих? — попросил Ит. — А то мы немного запутались. Во-первых, вы пилоты. И вместо животных, как у других, у вас машины. Во-вторых, вы, судя по всему, что-то вроде… пророков? Видите то, что не видят другие, так?

Оливия, а следом за ней и София, и Грегор, рассмеялись.

— Так, да не так, — покачал головой Грегор. — Хотя отчасти ты прав. Да, у нас действительно машины, это ты понял верно. Но пророки? Нет. Ой, нет. Пророк, он предрекает. А мы — видим. Просто немного больше, чем другие. И это наше видение — не инструмент для всего попало. Оно так не работает, как ты подумал.

— А как оно работает? — с интересом спросил Ит. Боль почти прошла, и сейчас ему было интересно. Просто интересно, причем всё, что он слышал и видел.

— Как? — Грегор задумался. — Вот, например, ты. У тебя живая душа. Гибкая, ищущая, сильная, как молодой росток, не смотря на то, что прошла твоя душа через очень многое… ведь так?

Ит покивал. Больше для проформы, потому что подобные слова на самом деле мог бы произнести любой, и о любом.

— У тебя было очень много испытаний, — Грегор нахмурился. — Ты не мог найти себя. Вы оба не могли, но тебе пришлось сложнее. Вы похожи на Пропащих, у вас где-то глубоко что-то от них есть, только вот никак не пойму, что… Но сейчас вы точно не Пропащие. Ты сложный очень. А ещё… кто же это так сильно болел? Кому ногу резали? Жене? Ох ты ж… давно было, а ты до сих пор с такой болью про это… много, много всего было, хорошо, что обошлось, что душу не искалечило, ведь могло. Ты сильный, вы оба сильные, потому что трудно душу сохранить, труднее всего, она как хлеб, чуть что не то, черствеет… вы не совсем нашего племени, кажись, как-то странно немного. Вот это я не пойму, это ты мне потом сам расскажи. Вижу одно, а слова найти не могу, потому что одно — оно другое чуть-чуть. Расскажешь?

А вот это уже было верно — в том числе и то, о чем Грегор сказал последним.

— Расскажу, — пообещал Ит.

— Это хорошо, — одобрил Грегор. — Ты вроде из тройных, их тут сильно много, я легко узнаю обычно. Но ты не совсем, что ли. Или совсем? Вот путаный какой. Заморочил меня.

— Он не нарочно, — улыбнулся Скрипач.

— Да, он не нарочно, — покивал Грегор. — А вот ты, — он глянул на Скрипача, — любишь, чтобы нарочно, так? Наплачемся, чую, мы с тобой, с паразитом этаким.

Скрипач закрыл глаза ладонью.

— Я же еще ничего не сделал, — произнес он с чувством. — За что?!

— Ну так ведь сделаешь, — развел руками Грегор. — И нечего глаза бесстыжие руками закрывать. Ты давно не делал. Соскучился, поди.

— Точно, они Видящие, — Иту вдруг стало весело. — Спасибо, Грегор.

— Да было бы за что. Сирин, ночь идет, по домам бы пора. Сегодня не летим, молчит колокол, — Грегор зевнул. — София, пойдем. Доброй тебе ночи, Сирин. Доброй ночи, братья.

* * *

Спать легли в той же комнате, наскоро поужинав тем, что заказала Оливия — мясное рагу и тонкие, хрустящие лепешки, сдобренные пряными травами, удивительно напоминающие фокачча.

— Слушай, можно спросить? — не выдержал, наконец, Ит.

— О чем? — не поняла Оливия.

— Про твои часы. Почему на них восемнадцать часов?

— Потому что это правильно, — отрезала Оливия. — Потому что должно быть восемнадцать часов. Это я отлично помню. Оттуда.

— Оттуда? — Ит удивленно поднял брови. — Из той жизни?

— Да, — кажется, Оливия разозлилась. — И вот только не начинай! Тут иногда бывает один любитель поспорить, как раз из Пропащих, так для него свет клином сошелся на моих часах. Он тоже спрашивал, откуда я взяла про восемнадцать.

— А действительно, откуда? — мирно спросил Скрипач.

— Это есть. В моей памяти это — есть.

— Что именно?

— Голос. Красивый женский голос, который произносит одну фразу. «Восемнадцать часов». И, знаешь, я больше верю этому голосу, чем любому Пропащему, который якобы что-то такое правильное помнит.

— Оливия, скажи, а у тебя есть спящий? — вдруг спросил Скрипач.

И очень зря он это сделал. Оливия помрачнела, глаза её потемнели.

— Знаешь, что… иди-ка ты… спать! — рявкнула она. — Не твоё дело! Вот же притащила вас на свою голову! Какая наглость!..

— Не злись, — попросил Ит. — Прости. Мы действительно несколько… мы больше не будем спрашивать. Рыжий, ты, правда, того, не надо. Ну вот зачем?

— Хотел удостовериться, — Скрипач виновато опустил взгляд. — Прости, Оливия. Я больше не буду.

Оливия встала, бросила нож на тарелку, и, не произнеся ни слова, вышла из комнаты.

— Придурок, — покачал головой Ит. — Теперь думай, как будешь утром извиняться. Между прочим, она нас спасла. Рыжий, правда, ложись спать, а? Ложись, пока еще что-нибудь не натворил.

…предварительное тестирование подтвердило отсутствие каких бы то ни было реакций объекта А.0 и объекта А.1 не смотря на минимальные повреждения посадочного модуля. Через сутки обнаружены изменения кожных покровов, классифицированные как солнечный ожог второй степени, а так же значительное обезвоживание, которое удалось устранить в течение нескольких часов. Объекты перемещены на планету в зону градации восемь, просим подтвердить разрешение для начала исследований…

(из отчета