Тёмный Принц - Дэвид Геммел

— А чего ты желаешь, госпожа?

— Желаю, чтобы меня оставили в покое, — сказала она.

— Нет! — воскликнул он, встав в полный рост. — Я не приму такого от женщины Спарты! Что произошло с тобой, Дерая? Ты же не овечка на скотобойне. Ты происходишь из племени воителей. Ты сразилась с Темной Госпожой на Самофракии. Где твой боевой дух?

Дерая вздохнула. — Ты пытаешься разозлить меня, — прошептала она. — Это тебе не удастся. Посмотри на меня, Аристотель. Я старею. Я живу здесь и лечу больных. Я буду делать это до самой смерти. Когда-то у меня была мечта. Ее больше нет. А теперь оставь меня в покое.

— Я могу вернуть тебе молодость, — сказал он, и голос его обволакивал, а глаза так исияли обещанием.

Мгновение она стояла молча, изучая его взглядом без тени эмоций. — Значит, — сказала она, — это был ты. Когда я исцеляла Пармениона от рака, я видела, как он молодеет на глазах. Я думала, что это от исцеления.

— Ты тоже можешь помолодеть. Можешь снова обрести свою мечту.

— Ты великий маг — и все же глупец, — ответила она ему ровным, усталым голосом. — Парменион женился; у него трое детей. В его сердце нет больше места для меня. Мы сколько угодно можем блуждать между будущими — но прошлое железно неизменно.

Аристотель встал, прошел к двери. Потом обернулся, собираясь что-то сказать, но покачал головой и вышел в темноту коридора Храма.

Дерая слушала, как удалялись его шаги, затем легла на кровать, и обещание Аристотеля эхом отозвалось в ее голове: "Я могувернуть тебе молодость."

Она знала, что он был не прав. Он мог обработать магией ее тело, укрепить мускулы, вернуть упругость кожи. Но молодость — это состояние души. Никто на свете, будь то бог или человек, не смог бы вернуть ей непосредственность, радость открытия мира, красоту первой любви. А без этого, какой прок в молодом и упругом теле?

Она почувствовала, как накатывают слезы, и вновь увидела, как молодой Парменион встает против налетчиков, которые похитили ее; она снова переживала в душе то мгновение, когда он впервые заключил ее в объятия.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

И заплакала.

***

Прежде чем позволить себе уснуть, Дерая прочла строки трех защитных заклинаний на стены, дверь и окно ее комнаты. Они не остановят чародейку с силой Аиды, но любой обрыв заклинаний разбудит Дераю, чтобы она смогла защитить себя.

Почти пять лет прошло со времени первой атаки, когда Левкион погиб, защищая ее от демонов, посланных ведьмой. С тех пор Дерая почти ничего не слышала об Аиде. Темная Владычица покинула свой дворец на Самофракии и вернулась на материк — отправилась, по слухам, к северным рубежам Персидской империи, чтобы там ждать, пока Александр повзрослеет. Дерая вздрогнула.

Дитя Хаоса, обещающее стать разрушителем, каких земля еще не видела.

Ее мысли вернулись к Пармениону, и она забралась в постель, укрывшись тонким одеялом из белого льна. Ночь была теплой и душной, лишь редкое дуновение ветерка долетало сюда сквозь открытое окно. В поисках убежища сна, Дерая представила Пармениона таким, каким он был давно, годы назад — несчастным юношей, гонимым своими сверстниками, который нашел любовь в укромных холмах Олимпии. Миг за мигом она вспоминала их блаженные пять дней, проведенные вместе, останавливая воспоминания незадолго до того злосчастного утра, когда ее отец выволок ее из этого дома и с позором отправил обратно в Спарту. Медленно, плавно, она перешла в другой сон, в котором странные существа — полулюди-полукони — скакали через лесную чащу, а дриады, прекрасные и чарующие, сидели у брызжущего водопада. Здесь был покой. Здесь было блаженство.

Но сон продолжался, и она увидела марширующее войско, осажденные города, тысячи трупов. Воины были облачены в черные плащи и доспехи, несли круглые щиты с нарисованным на них солнцем.

В центре этих полчищ ехал всадник в черном, украшенном золотом нагруднике. Он был привлекательной наружности, с черной бородой, и она пристально всмотрелась внего. Но что-то в нем было странным, иным. Подлетев к нему ближе, она увидела, что один его глаз был золотым, видимо, выплавлен из золота, и она ощутила черное прикосновение его сущности, взметающейся, словно лед и пламя, чтобы замораживать и сжигать.

Отпрянув, она попыталась улететь, чтобы обрести покой зачарованного леса, по которому вышагивали кентавры. Но она не успела сбежать, и новое видение пронеслось перед ее взором.

Она увидела дворец, мрачный и полный теней, и ребенка, плачущего в маленькой комнате. К нему подошел Царь. Дерая пыталась закрыть глаза и уши, чтобы не видеть и не слышать этой сцены. Чтобы не вникать. Мужчина приблизился к плачущему мальчику, и в руке его был длинный, волнообразный кинжал.

"Отец, прошу!" — умолял ребенок.

Дерая закричала, когда нож вонзился в грудь ребенка.

Картина расплылась, и Дерая увидела, как Царь уходит из комнаты, с выпачканнымикровью ртом и бородой.

"Теперь я бессмертен?" — спрашивает он бритоголового жреца, ожидающего снаружи.

Жрец кланяется, его скрытые под капюшоном глаза избегают царского взгляда. "Ты добавил, быть может, лет двадцать к своей жизни, повелитель. Но это был не Золотой Ребенок."

"Так найди мне его!" — рычит Царь, и кровь брызжет с его губ прямо на белое одеяние жреца.

Незримые цепи, приковавшие Дераю к этой картине, исчезли, и Целительница улетела, проснувшись в своей темной комнате.

— Видела? — спросил Аристотель вкрадчивым тоном.

— Так это твоих рук дело, — ответила она, привстала и взяла чашу с водой со стола рядом с кроватью.

— Я перенес тебя туда, — согласился он, — но увиденное тобой было реально. У Хаоса есть много воплощений, Дерая, во множестве миров. Ты видела, что в Греции уже есть Царь-Демон.

— Зачем ты показал это мне? С какой целью?

Аристотель встал и подошел к окну, глядя на посеребренное луною море. — Ты узнала Царя?

— Конечно.

— Он убил всех своих детей в поисках бессмертия. Теперь он ищет легендарного ребенка, Искандера.

— Какое отношение это имеет ко мне? Говори короче, маг, ибо я устала.

— Волшебство мира, который ты видела, исчезает, кентавры и другие прекрасные существа умирают вместе с ним. Они верят, что придет дитя, Золотой Ребенок, и спасет их всех. Царь ищет этого золотого ребенка, веря, что съев его сердце станет бессмертным. Возможно он прав, — Аристотель пожал плечами. — Существует многоспособов продлить жизнь. Как бы там ни было, суть не в том. Его жрецы могут создавать маленькие врата между мирами, и теперь разыскивают этого особенного мальчика. Они полагают, что нашли его.

— Александр? — прошептала Дерая. — Они заберут Александра?

— Попытаются.

— И удалят его из нашего мира? Ведь это желанный результат?

Аристотель поднял брови. — Думаешь, можно желать, чтобы сердце другого ребенка было вырезано из груди?

— Не могу сказать, что ты нравишься мне, — прошептала Дерая. — Ты делаешь это не ради Истока, и даже не ради победы над Хаосом.

— Нет, — согласился он. — Только ради самого себя. Моя собственная жизнь под угрозой. Ты мне поможешь?

— Я подумаю, — ответила она. — А теперь оставь меня в покое.

Александр поднял руку и стал смотреть, как птица с голубым и серым оперением чирикает в низко свисающих кипарисовых ветвях. Крохотное создание нахохлило перья и склонило голову на бок, кланяясь золотоволосому ребенку.

— Иди ко мне, — прошептал мальчик. Птичка проскакала по ветке, затем взмыла в воздух, пролетев над самой головой ребенка. Александр ожидал, неподвижный как статуя, сосредоточенный до предела. С закрытыми глазами он мог представить себе полет птицы дальше за садовую стену, поворот обратно ко дворцу и ниже, еще ближе к вытянутой руке. Дважды зяблик стремительно пролетал над ним, но на третий раз его маленькие коготки уцепились за его указательный палец. Александр открыл глаза и сверху вниз посмотрел на существо. — Так мы теперь друзья? — спросил он дружелюбным тоном. Птица еще раз склонила голову, и Александр почувствовал ее напряжение и страх. Он медленно поднес свою левую руку, чтобы погладить зяблика по спинке.

Вдруг он ощутил всплеск убийственной силы, поднявшийся внутри, и его пульс участился, а рука задрожала. Отдернув руку, он стал громко считать вслух. Но досчитав до семи, он почувствовал волну смерти, бегущую вдоль руки.

— Лети! — крикнул он. Зяблик взмыл вверх.

Александр осел на траву, жажда смерти исчезла так же мгновенно, как появилась. — Я не сдамся, — прошептал он. — Я доживу до десяти лет — и потом до двадцати. И однажды я остановлю это навсегда.

Никогда, послышался голос сердца. Ты никогда меня не победишь. Ты мой. Сейчас и навеки.

Александр потряс головой и встал, отгоняя голос, глубже и глубже внутрь себя. Солнце начинало клониться к далеким горам, и мальчик перешел в прохладную тень западной стены. Отсюда ему было видно стражников у ворот, их яркую броню, бронзовые шлемы, сверкающие как золото. Высокие мужчины с суровыми глазами, гордые, злые оттого, что остались в тылу, тогда как Царь отправился на битву.