Числа. Трилогия (сборник) - Уорд Рейчел

— Давай, лапа, достань-ка его. — Неохотно, настороженно я подошла к камину. — Давай бери. — Я потянулась к рамке. — Да нет, не фотографию, Джем, — резко остановила меня старуха. — Прах, вон он там, в урне.

Что за…

И верно, фотография стояла рядом с крепким деревянным ящичком. Я помедлила.

— Давай, он тебя не укусит.

Я отодвинула пару фигурок, взяла ящичек в руки. Он был на удивление тяжелый — плотное, гладкое дерево, а сверху металлическая табличка: «Сирил Доусон, скончался 12 января 1992 года в возрасте 41 года». Я осторожно сделала несколько шагов и поставила ящичек на пуф, рядом с подносом. Вэл нагнулась над ящичком, провела ладонью по крышке.

— Все говорят: скверно умирать молодым, но он прожил прекрасную жизнь, молодую жизнь. Никаких вот этих, — она положила руку на поясницу, — болей и болячек, дряхлости, тупости. Нет, он жил полнокровной жизнью, жил как лев и умер — как свет погас. Так-то. — Она щелкнула пальцами. — И ничего в этом нет плохого. — Она снова опустила ладонь на ящичек, погладила большим пальцем табличку. — Вот только мы по ним уж очень тоскуем. По умершим. Тоскуем, и всё.

Жук отлепился от дверного косяка, на который опирался, и обхватил бабушку руками:

— Это ты так решила подбодрить Джем? Дура ты старая.

— Эй, полегче. — Она вскинула руку, пытаясь влепить ему оплеуху. Он перехватил руку на лету, чмокнул бабушку в щеку. Когда он отпустил ее ладонь, Вэл, опуская руку, мимоходом погладила внука по щеке. — Он вообще-то хороший парень, Джем. Очень хороший. Поставь дедушку на место, сынок.

— Вэл, — я заговорила, толком не подумав, — а какая аура была у него? У Сирила?

На лице у нее отразилось удивление, а потом она улыбнулась, показав полный набор кривых порыжелых зубов.

— Много бы я дала, чтобы знать, лапа. Но видеть их я начала только после его смерти. Горе и все такое — видимо, во мне и открылся какой-то духовный канал. А до того я их не видела.

А потом — сразу же тихим, задушевным голосом:

— Но ты видишь, Джем? — Я вжалась в спинку дивана. — Что ты видишь? Я же знаю, что видишь. Мы одного поля ягоды, Джем. Обе знаем, что такое потеря.

Она поймала меня врасплох. Так хотелось все ей рассказать. Страшно тянуло взять ее костлявую руку в свои, почувствовать ее силу. Я знала, что она мне поверит. Я поделюсь своей тайной, сброшу хотя бы часть своего одиночества. Я медлила на самом краю — она тянула меня к себе. Сейчас все случится…

— Бабуль, если ты вот так будешь мучить всех моих гостей, у меня друзей не останется. Хватит, оставь ты ее в покое. — Голос Жука, как мечом, рассек протянувшиеся между нами энергетические линии. Я будто выскочила из ловушки. — Пошли, чел, покажу тебе свой новый музыкальный центр. Полный отпад.

Он повел меня к себе в комнату.

Выходя из гостиной в прихожую, я обернулась. Вэл так и не отвела от меня глаз, все сверлила взглядом, пока нашаривала пачку и зажигала новую сигарету.

6

На лестнице грохотала музыка. Я пробиралась между ног и тел. Меня едва замечали: народ ширялся, оттягивался, совокуплялся.

Я вообще-то пришла поискать Жука.

— У База в субботу вечером собирается народ, — сказал Жук на следующий день после гибели бомжа. Мы снова сидели у канала, швыряли камешки в консервную банку. — Меня туда звали. Еще бы не звали. И ты подваливай, в любое время после десяти. Найтингейл-хаус, третий этаж.

Я не знала, что ответить. Жук произнес все это будто бы между прочим, но приглашение на субботнюю вечеринку слишком уж смахивало на свидание, а я не собиралась играть во все эти слюнявые игры. Я только-только привыкла к тому, что у меня есть приятель, с которым можно погулять, переходить к чему посерьезнее пока было рано. И вообще, вслух-то я этого никогда не произносила, а про себя думала: если уж заводить серьезные отношения, то с человеком порядочным. Я, понятное дело, подумывала о таких отношениях, хотя и довольно редко, и всегда воображала себе кого-нибудь симпатичного, ну, может, не на все «пять», но уж на твердую «четверку». Уж всяко не такого, как Жук, — долговязого, тощего, дерганого да еще и вонючего. Которому, кроме всего, жить осталось пару недель.

Надо бы разобраться, кто он вообще такой, может, придурки-однокласснички вообще-то и правы.

Только сделать это по-тихому, чтобы ни мне, ни ему не попадать в глупое положение. Я же не стерва.

— Жук? — сказала я, изобразив голосом знак вопроса.

— Ну?

— Слушай, тогда, в школе… зачем ты это? Зачем полез?

Жук нахмурился:

— Так он тебя оскорбил, Джем. Я же слышал: ты говоришь то, что думаешь. То, что чувствуешь. Какое он имел право над этим прикалываться?

— Ну, знаю я, что он придурок, но ты-то тут при чем? Выставил себя непонятно кем. Да и меня тоже.

— А что, я должен был стоять и смотреть?

— Не знаю, только мне не нужен рыцарь-защитник. Я сама могу за себя постоять. — Он вроде как улыбался. Я сделала паузу. — Ничего смешного. Мне от этого только хуже, — добавила я. — Теперь они все постоянно трындят про нас с тобой. Что мы, мол, парочка.

Жук отвернулся, поразглядывал руки. Костяшки на правой почти зажили.

Во рту у меня пересохло, но нужно было доводить дело до конца:

— А ты ведь знаешь, что мы никакая не парочка, да, Жук?

Он посмотрел на меня:

— Что?

— Мы не… не это самое. Мы просто друзья.

Он как-то странно помрачнел и ответил:

— Ну да, конечно. Просто друзья. Друзья — это хорошо.

У меня сложилось впечатление, что думает он как раз обратное. Внутри я вся кипела, проклинала тот день под мостом. С людьми вообще ужасно трудно. Какого фига я с ним связалась?

Он встал, подошел поближе, протянул руку. «Сейчас, блин, полезет обниматься, — подумала я. — Он что, вообще ничего не слышал?» Но рука вдруг сжалась в кулак, и он несильно стукнул меня в плечо.

— Слушай, чел, я же тебя просекаю. Я уже сказал: не буду я говорить тебе ничего хорошего. А теперь, как ты мне мозги прочистила, так и делать не буду. Уговор? Ежели кто тебя станет обижать, не мое дело. Будут грабить на улице, пройду мимо. Увижу, что ты горишь, даже и не поссу на тебя. Уговор?

Я ухмыльнулась; мне полегчало. Так-то оно лучше — с шуточками и без соплей. И вообще-то он прав: он начинает меня просекать. Никому еще не удавалось вот так вот меня поддразнить, заставить улыбнуться. Я только что его оттолкнула, а тут мне вдруг почти захотелось потянуться к нему, обнять. Почти. Я, понятное дело, не стала. Вместо этого руки наши встретились в воздухе, соприкоснулись костяшками, кулак к кулаку.

— Живем, чел.

— Да, Жук, — ответила я. — Живем.

— Ну, так ты придешь в субботу?

Никакая это не свиданка, просто тусовка. По-дружески.

Пока не знаю. Поглядим.

Я много об этом думала. Собственно, каждую минуту с того момента, как он меня пригласил, и до того, как через пару дней я стала подниматься по этой лестнице. Сто раз говорила себе: не пойду. Куча причин, почему идти не стоит: во-первых, я не люблю людей, а они не любят меня; во-вторых, Баз — известный козел и вообще бандюган; и, наконец, Карен никуда меня не отпустит так поздно. С другой стороны, меня никогда еще не приглашали ни на одну вечеринку, и мне в принципе хотелось пойти, хоть раз поступить как нормальный человек. И я сказала себе: зайду ненадолго, погляжу, как оно там. Не понравится — можно и не задерживаться. А что до Карен — главное, чтобы она ничего не узнала.

Я выскользнула через черный ход, пока она смотрела в гостиной телевизор: туфли несла в руках, чтобы не грохотать по лестнице. Шла быстро, низко надвинув капюшон. В глубине кармана рука оглаживала пластмассовую ручку ножа. Его я прихватила на кухне, просто чтобы чувствовать себя поувереннее — у меня никогда не хватит духу пустить его в ход, я вообще-то не агрессивная, но ежели кто станет на меня наезжать, покажу им лезвие, пока они там разберутся, успею удрать. Словом, именно нож в кармане помог мне переступить порог и шагнуть в темноту. Еще одна маленькая, но полезная тайна.