Незримый мир. Перекресток - Егор Аянский

плохо одетых ребятах Дикаря — рискнул бы, не раздумывая, а у этих шмот не намного хуже моего.

— Ахр-ра-а-а…

Резко повернул голову налево и увидел бредущего в мою сторону одинокого зомби.

А ведь это идея!

Интересно, они станут ябедничать Кастору, что их уложил одиночка?

Да сейчас, ага! Я бы не рискнул так обделаться перед главой клана. Держу пари, они еще ко мне придут и начнут просить, чтобы молчал об их позоре.

Если вообще смогут вылезти из Котлована и пройти мимо людей Дикаря. Затея целиком и полностью рискованная, но либо так, либо я потеряю лигера.

Шлеп.

Шлеп.

Шлеп…

Маленькие камешки тихонько стучали по скале, а почти шесть десятков зомби неуклонно следовали за раздражающим источником звука. Я аккуратно ступал босиком следом за ними, затаив дыхание. Проход, поворот, знакомые голоса:

— Кончай мухлевать, Витас.

— Я не мухлюю!

— Держи погоны, дурак!

— Продул, продул! — звонкий девичий смех. — Снимай штаны…

— Не буду я ничего снимать!

Дружный ржач, похоже играют в подкидного.

Смейтесь, смейтесь! Недолго вам хихикать осталось.

Упыри встрепенулись, услышав новые звуки, и хором рванули к шумной компании.

— Э-э-э…

— Какого х-хрена?!

— Флип, кастуй защитное поле! Быстрее!

— Не могу, каст сбили! Они травят!

— Да сколько их тут! Анька лечи! Флип — давай массагр и уходи в защиту!

— Сюрпрайз мазефака! — с каким-то диким наслаждением шепчу я и швыряю в их сторону фосфорную бомбу.

Тридцать секунд полной слепоты — получите, распишитесь!

— А-а-а…

— Я ничего не вижу!

— Какого хрена?

— Белка, массхилом вытягивай.

— Ослепление зельем не снимается!

— Меня кусают, меня кусают! Ма-а-мочки-и-и…

Ну еще бы! Большой Лу, твой выход.

Призываю питомца, натягиваю на ноги ботинки, для эффекта полного комплекта.

Слияние со слугой!

Теперь надеть джамадхар. Заюзать ярость хозяина джунглей. Выпить слабенькое зелье здоровья. Спешка сейчас не нужна — главное четкая последовательность.

— Белка, лечи дура! Мы же счас все упадем!

— Да лечу я, идиоты!

— Массухи юзайте! Щиты.

— Они все касты сбивают, какой юзать!

— Я ничего не вижу!

Неспешно приближаюсь к Белке-хилеру. Она изо всех сил пытается произнести какое-то мощное заклинание, но у нее ничего не выходит. Слишком много на ней висит тварей.

Абсолютная защита!

Аккуратно обхожу зомби. Улучаю момент, выхватываю из толпы целительницу и вскидываю ее над головой.

Бросок о землю!

Ее хрупкое тельце улетает в сторону грибов, где за нами с любопытством наблюдают моланчики.

— Мамочки! У меня меньше четверти жизни осталось! — голосит она.

Мне нужно ей сказать пару слов, и я отменяю трансформацию:

— Лучше бы вы меня сразу пропустили, — шепчу я ей на ухо. — Если сможете вернуться — покричите Ворона, пообщаемся.

Три сильных удара джамадхаром в нежную шею, и красавица испускает дух.

Бегло оцениваю обстановку. На полу лежит полтора десятка мертвяков, а еще сорок с лишним особей продолжают радостно грызть слепых бойцов. Те отчаянно размахивают оружием, и даже иногда попадают скиллами, но их единственный хил уже находится в Котловане.

Нужно помочь ребятам, по-соседски, так сказать. Рука лезет в инвентарь и вытаскивает вторую бомбу.

— Сука! Это был ты? — кричит их главный и смотрит прямо на меня.

— Уже прозрел? — ехидно ухмыляюсь я. — Лови еще!

Бабах!

Зомби плевать на новую вспышку — они все равно незрячие, а среди полусъеденных ходоков начинается уже не паника, а натуральная истерика:

— Тварь!

— Урою, козла!

— И-и-и-и-и! — обладательница шакрамов лежит на земле и даже не сопротивляется.

Снимаю тапочки и красиво ухожу в закат, собирать цветы для Гюльчатай.

— Кушай, малышка, кушай, — я набросал перед лигершей целую охапку целебных растений и внимательно наблюдал за ее состоянием. Ей стало значительно лучше, и она даже попыталась огреть меня своей культей, правда как-то вяло. Однако снова совать ей руку в пасть я уже не рискнул.

Взглянул на игровой таймер. С момента смерти бойцов Кастора прошло больше часа, а они до сих пор не появились.

Может я ошибся, и они не смогут самостоятельно вернуться?

Уже после полуночи до моих ушей донесся тихий звук, похожий на скрежет металла, а затем я четко услышал, как по наружной стене покатились маленькие камушки. Схватил фонарь и пулей вылетел на балкон, на ходу призывая Тузика.

Разведка!

Передо мной выскочил внушительный столбик имен ходоков, но все они были измененными.

Может это был инвизер? Тузик ведь не может видеть ассасинов.

Леший как-то говорил, что моя обезьянка умеет выбивать игроков из невидимости скилом немоты. Помнится, у одного из членов отряда в руках были кинжалы. А кинжал — почти всегда класс убийц.

Отозвать питомца.

Призвать питомца.

Рев хозяина джунглей!

Большой Лу дважды ударил себя кулаками по груди и огласил окрестности колодца таким бешенным ревом, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Даже блуждающим упырям резко поплохело, и их вполовину уменьшившийся батальон мгновенно собрался у меня под балконом.

— Ахр-ра-а-а…

— Гр-р-а-а...

Но не они были моей целью, а кое-кто другой. В пяти метрах слева возникли очертания мужской фигуры в камуфляже, висящей прямо на моей "лесенке". Напуганный неожиданным провалом боец вжался в скалу и вращал по сторонам ошалевшими глазами:

— К-как? — только и смог он произнести.

— Ты убить меня шел, или на переговоры? — я постарался звучать спокойно и надменно.

— П-переговоры… Можно к тебе подняться?

— Сиди там. Так нам обоим будет спокойнее.

— Ладно… — он громко сглотнул слюну. — Ты куда ходил?

— По делам.

— Э-э-э… Тебя кто-нибудь из наших видел?

— Из ваших? Не-а… — помотал я головой.

— Слушай, Белка сказала, что ты ей…

— Договоримся. — перебил его я. — Вы сидите на своем посту, режетесь в карты и не лезете ко мне в берлогу. Взамен Кастор не узнает, как вы дружно облажались. Идет?

— Идет! — из его груди вырвался вздох облегчения.

— И смене новой тоже самое передашь. Ясно, Витас? Тебя ведь так зовут?

— Да. Передам.

— Бывай.

Ассасин снова ушел в невидимость, и, кажется, пополз обратно.

Не нравится мне это "кажется"…

Немного поразмыслил, а затем вернулся в логово и собрал с пола пустые склянки от бутылок. Мне они ни к чему — только инвентарь занимают,