Тень Великого Древа - Роман Евгеньевич Суржиков

- Взгляните шире, милорд. Беда не в Перстах как таковых, а только лишь в их исключительности. Обычный рыцарь на коне был бы жутким орудием в бою против голых дикарей с палками.

- Орудием… - повторил Эрвин, найдя для себя что-то в этом слове.

- С другой стороны, милорд, можем представить себе и другой мир. Некий виток Вселенской спирали, где существуют не только Персты Вильгельма, а и более могучее вооружение. Тамошние мечи способны уничтожать целые города, превращать моря в пар и ровнять с землею горы. Но войны на том витке даже не возникают, поскольку все силы уравновешивают друг друга. Никто не смеет нанести удар, ибо знает, что получит ответный.

Эрвин хмыкнул:

- Отчасти вы меня утешили. В сравнении с описанным миром, мои беды - чепуха.

- Напротив, милорд: это очень счастливый мир! На том витке спирали не только оружие, но и все инструменты настолько же совершенны. Поезда мчатся быстрее арбалетных болтов, башни поднимаются на сотни этажей. Мастерские производят тысячи товаров в день, и почти без помощи человеческих рук. Один крестьянин с тамошним плугом может вспахать целое баронство. Все люди грамотны, и каждая книга на свете доступна всякому. Достаточно применить один Предмет – и прочтешь любой труд, написанный когда-либо.

- Любопытно, что в это время делают другие крестьяне…

- Простите, милорд?

- Ну, если один мужик возделывает целое баронство, то зачем барону остальные? Он их выгонит к чертям, и они перемрут с голоду.

- На том витке спирали никто не гибнет ни от голода, ни от болезней. И пища, и лекарства производятся в таком изобилии, что хватает абсолютно всем!

- Сказки какие-то… - выронил Эрвин, но ощутил облегчение: буйные фантазии Давида отвлекали от безнадеги. – А разве люди в этом вашем мире не испытывают жадности? Если, положим, боги отпустили на каждого по сотне эфесов довольства – что помешает одному ограбить девятерых и забрать себе тысячу?

- Культура, милорд. Мир очень изобилен, деньги и блага достаются малым трудом, а вот репутация и доброе имя дорогого стоят. Никто не рискнет большой ценностью ради малой.

- Репутация… - Эрвин как следует обдумал ответ. Было приятно посвятить мысли чему-либо, кроме отчаяния. – Неужели каждый в том мире имеет достоинство и честь?

- Именно так. Мир настолько изобилен, что детям совсем не нужно трудиться, а взрослые дают отпрыскам и образование, и воспитание. Представьте: каждого человека там обучают так хорошо, как у нас – лишь королей и великих лордов.

- Среди великих лордов тоже встречаются мерзавцы, - отметил Эрвин. – Но главное сомнение в другом. Я стараюсь поступать по чести не только из-за воспитания. Я принадлежу к сословию дворян, хуже того – к северным лордам, и даже больше – к агатовцам. Надо мною довлеет мнение всех этих благородных зазнаек. Будет очень досадно, если сестра напишет мне: «Я – Север, а ты – нет». Или Роберт посмотрит укоризненно и скажет: «Бывает…».

- Простите, милорд, к чему вы ведете?

- Моя честь обусловлена принадлежностью к роду Агаты и семье Ориджин. Я стараюсь быть достойным агатовской крови. Отсюда, кстати, и берется слово «достоинство». Но вот, например, Кид – тот юноша из Спота, «хороший денек». Он – простолюдин из обычной семьи, землею не владеет, вассальной клятвы не давал. Зачем ему высоко нести себя? Он не имеет звания, которому нужно соответствовать.

- Он носит звание человека. Самое высокое из возможных.

- Философия, - хмыкнул Эрвин с легким пренебрежением. – Каждый морален, поскольку горд быть человеком?

- Да, милорд.

- Это ерунда. Ни к чему не мотивирует неотъемлемое звание. Дворяне боятся потерять титул, священники – чин, мастера – грамоту от гильдии. Но человеком ты будешь в любом случае! Главное ходить на двух ногах и не хрюкать, а все остальное - можно.

- Не в страхе же дело, милорд! Поймите: Человек – великое творение богов! Нужно лишь осознать свою ответственность. Мы родились Людьми, а не свиньями или псами. Разве это не причина, чтобы быть человечными? Неужели без титула этого не понять?!

Давил разгорячился, что редко с ним случалось. Эрвин заметил:

- Дело касается лично вас, не так ли? Вы – актер из семьи актеров. Простите, отче, ваш род совсем не высок - ниже только воры и путаны. Поэтому вам так важно доказать, что каждый человек благороден?

Если Эрвин и задел его, Давид не подал виду:

- Я всего лишь живу согласно своим убеждениям. Коль верю, что Человек – высокое звание, то и стараюсь быть достойным, несмотря на низкое происхождение.

- Не держите зла, - попросил герцог. – Я признаю ваши достоинства, но вы – исключение. Мораль среди низкородных – редкость, а не правило.

- А отчего так, милорд? Не потому ли, что голод – не тетка? Бедняк сделает все, чтобы выжить. Мораль ему не по карману.

Эрвин заметил приближающегося Хайдера Лида. Лицо и походка капитана выдавали возбуждение.

- Я не против пищи для бедных. Будут деньги, накормлю всех подряд, - сказал герцог, чувствуя в душе огонек надежды. – Я против оружия в руках подонков.

- Милорд, пленник очнулся!

Хайдер Лид был возбужден аж до блеска в глазах. Его поза выдавала нетерпение – сорваться и бежать назад, к пленнику. Он явился лишь потому, что имел приказ: доложить сразу, как шаван придет в сознание.

- Он может говорить?

- Да, милорд, и даже понимает по-нашему. По глазам вижу, что понимает. Но корчит из себя дремучего дикаря, чтобы избежать допроса.

- Хорошо, капитан, я побеседую с ним.

Лид кашлянул.

- Милорд, в этом нет нужды. Позвольте мне произвести допрос, я справлюсь наилучшим образом. Даже не сомневайтесь, все из него вытрясу!

- Не сомневаюсь, капитан.

Эрвин поднялся и накинул плащ. Странно в Степи: как бы ни жарило днем, к вечеру становится зябко.

- Милорд, простите… - Лид замялся. – Я думаю, вам не стоит присутствовать. Пленник располагает знаниями о том, как стрелять из Перста. Нам нужно получить эти сведения. Я хочу применить надежные методы. Они могут быть неприятны для вас.

Ах, если бы требовались только знания!..

- Нынче не будет никаких методов. Я только поговорю с ним.

Эрвин зашагал в ту часть лагеря, где встали на ночлег Лидские Волки. Капитан нагнал его и сказал с нажимом:

- Милорд, простите мои слова,