Возвращение седьмого авианосца - Питер Альбано

— Erzahle ihm nichts, Guenther! — закричал Виттенберг, когда за ним закрылась дверь.

Фудзита посмотрел на Брента Росса.

— Он приказал ему ничего вам не говорить, — перевел Брент.

Все присутствовавшие поняли восточную тактику: сосредоточиться на молодом напуганном стрелке, поскольку летчика заставить говорить было трудно.

— Смирно! — резко прозвучал голос Фудзиты. Юноша вытянулся, у него задвигались скулы. — Имя?

— Лейтенант Гюнтер Мюллер, — почти без акцента тихо ответил немец.

— Подразделение?

— Elfter Jagerstaffel, Dritter Geschwader.

— По-английски! — В голосе Фудзиты звучало раздражение.

— Одиннадцатая истребительная эскадрилья, Третья авиагруппа, адмирал.

— У Каддафи так много немцев, что вы можете использовать старую немецкую технику?

— Да, адмирал. Немцев и русских.

— Конечно, русских, — услышал шепот Бернштейна Брент.

Заговорил Марк Аллен.

— Много бывших офицеров «Люфтваффе», так?

— Они все кадровые, Jа!

— У вас много ливийских летчиков? — спросил Фудзита.

— Несколько. Но все они dummkopf, адмирал.

Все засмеялись.

— Место базирования?

— Мы базируемся на авианосце, адмирал.

Фудзита кивнул охраннику. Удар опрокинул немца на перегородку, он схватился за живот и открыл рот, пытаясь дышать.

— Смирно.

Стрелок с трудом выпрямился, не отрывая влажных глаз от Фудзиты.

— Я не dummkopf, лейтенант. Ты врешь.

Немец посмотрел на Марка Аллена и Брента Росса.

— Ваш генерал Дулиттл давно, во время войны, использовал таким же образом средние бомбардировщики.

Брент подивился познаниям стрелка. Марк Аллен в ответ заметил:

— Да. Но только десять В—25. Не обычный самолет, с укороченным взлетом. Нас же атаковали более тридцати самолетов. — Опершись о крышку стола, он подался вперед. — Нет абсолютно никакой возможности для DC—3 взлететь с палубы авианосца — даже с палубы «Йонаги».

Немец медленно повернулся к адмиралу Фудзите.

— Острова Зеленого Мыса.

— То, что мы и предполагали, лейтенант. Вы могли бы избежать некоторых страданий, сказав правду с самого начала. — Его пальцы забарабанили по столу. — Что вы знаете об авианосцах?

Лицо немца вдруг приобрело выражение перепуганного, попавшего в ловушку животного.

— Оберет убьет меня…

Фудзита махнул рукой.

— Он больше не убьет никого. Вы будете содержаться в отдельном помещении и под охраной. — Крошечный кулачок ударил по дереву. — Вы быстро соврали об авианосцах, теперь говорите правду.

Юноша тяжело вздохнул и тихо произнес:

— Два. Я слышал о двух, адмирал. Вот почему я…

— Вы их видели?

— Нет.

— Где они находятся?

— Не знаю, сэр. — Он испуганно посмотрел на охранника. — Я говорю правду, адмирал.

— Корабли с тяжелым вооружением?

— Скорее всего, два крейсера. Может быть, больше.

Фудзита посмотрел на Бернштейна.

— Совпадает с данными нашей разведки, адмирал, — подтвердил израильтянин.

Фудзита повернулся к Мюллеру.

— Еще один вопрос, лейтенант. Почему вы работаете на Каддафи?

Стрелок опустил глаза и едва слышно ответил:

— Мне пообещали миллион долларов.

На лицах японцев появилось отвращение. Фудзита заговорил:

— Что случилось с понятиями «слава», «честь». Мы, самураи, считаем, что, если мужчина стоит перед лицом своих врагов и умирает, борясь за свои идеи, он улучшает свою карму, а его дух навечно поселится на небесах. — Фудзита подался вперед. — А наемник воюет за деньги. Где слава? Где честь? Как может человек воевать за американские доллары?

Немец, казалось, наконец расслабился, и легкая улыбка заиграла в уголках его рта.

— Тысячи людей не видят в этом ничего предосудительного, адмирал.

В рубке повисло долгое гнетущее молчание.

Его нарушил твердый голос Бернштейна.

— Разве вы воюете против нас потому, что японцы — союзники израильтян, а вы хотите убивать евреев?

Последние следы страха исчезли с лица стрелка, когда он выпалил:

— Почему вы, израильтяне, считаете, что немцы ненавидят вас? Я родился в 1960 году. Больше половины живущих сегодня немцев даже еще не родились, когда мы… — он запнулся, потом махнул рукой и продолжил: — Вы убивали друг друга. Что я знаю о вашей ненависти? О ваших погибших? Я учился по телепрограмме «Циклон Б». Что мне известно о евреях, антисемитизме? Я действительно наемник. Я действительно работаю за деньги. Но деньги — это просто вознаграждение, не затронутое предрассудками, ненавистью и глупыми идеями о чести и славе. — Он резко замолчал, как человек, понявший, что сказал слишком много.

Все смотрели на Гюнтера Мюллера, ошарашенные его внезапной бравадой. Брент ожидал взрыва Фудзиты, но вместо этого старик смотрел на немца добродушно, почти с уважением. Он спокойно произнес:

— Вы свободны, лейтенант. — И кивнул охраннику. — Сопроводите его в камеру и приведите араба.

Через секунду Мюллера увели, а в рубку втолкнули маленького, смуглого, крепко сложенного человека с черными волосами и бегающими глазками. У него был расстроенный вид члена уличной банды, вдруг оказавшегося на «вражеской» территории. С пустотой в глазах и опущенными по швам руками он демонстрировал свой страх. Это подтверждали напряженная спина и нервно двигавшаяся нижняя челюсть.

— Вы араб… — начал Фудзита.

— Да. Меня зовут Там Али Халифа. Я стрелок… бывший стрелок с «Дугласа».

Фудзита продолжил:

— Вы летели с Островов Зеленого Мыса.

Мужчина, хмыкнув, поднял голову.

— На подобные вопросы отвечать не буду. Делайте что хотите. Аллах акбар!

Фудзита кивнул. Охранники ударили одновременно: один удар пришелся арабу сбоку в лицо, другой — в живот. Сильно застонав, Али Халифа пошатнулся и упал, скользнув по краю дубового стола и плюясь кровью.

Росс привстал.

— Адмирал…

Фудзита нетерпеливо отмахнулся от молодого американца, а Брент почувствовал на своем плече руку адмирала Аллена, потянувшую его назад к стулу. Араба поставили на ноги.

— Если вы, Там Али Халифа, еще раз заговорите со мной таким тоном, ваш дух отправится к Аллаху на острие самурайского меча. — И он указал на длинный штык, висевший на поясе одного из охранников. Затем японец продолжил:

— Я задал вопрос, Али Халифа.

— Самурай боится правды?

Брент ожидал очередной вспышки насилия. Но Фудзита снова удивил его.

— Правда заключается в том, что ваш сумасшедший хозяин Муамар Каддафи убил свыше тысячи японских заложников, хотел потопить «Йонагу», пытаясь прорваться в Токийский залив, наложил эмбарго на поставки нефти в Японию. — Глаза старика сузились, и его костлявые руки превратились в палицы, когда он подался вперед. — Вы член «Саббаха»?

— Да, — последовал быстрый и твердый ответ. — Я служу идеям Гасана ибн-аль-Саббаха.

Упоминание древнего фанатика-мусульманина ибн-Аль Саббаха, «старика с гор», перенесло Брента в прошлое, на улочку Токио, где двое обкурившихся гашишем психов отчаянно нападали на него, не обращая внимания на боль, и были остановлены лишь смертью. Его рука сама непроизвольно потянулась к груди, где все еще саднил длинный рубец.

— Правда, что нет Бога, кроме Аллаха, а Магомет — его пророк, и такая же правда то, что мы уничтожим вас, адмирал, — безапелляционно заявил араб, а затем добавил, указав на израильского полковника. — И скинем евреев в море.

— Как вы сделали это в Эль-Халиле, — сардонически бросил старый моряк. Потом, очевидно устав от допроса, приказал. — В карцер его.

— Смерть евреям! Хвала Аллаху! Аллах акбар! — закричал араб, глядя в сторону Бернштейна, когда его поволокли к двери.

— Введите последнего пленного.

Никто не был готов к появлению арестанта — японки лет двадцати пяти — тридцати. Высокая, с пышными грудями, натягивавшими рубашку, и рельефными ягодицами, волнообразно двигавшимися под облегающей униформой, она статно вошла твердой походкой с гордо поднятой головой. Ее большие глаза сверкали как два черных бриллианта, прямой, правильной формы нос заканчивался изящными ноздрями, придававшими высокомерность всему облику женщины. Волосы ниспадали на плечи длинными глянцевитыми кольцами, блестевшими в тусклом мерцании ламп, словно тонкая глазурь.

Старики японцы с их прежними представлениями о жизни никогда не видели подобной женщины. Потрясенные, они пожирали ее глазами, в которых горел бесстыдный голод.

Заговорил Фудзита.

— Я адмирал Фудзита. Как вас зовут?

— Кэтрин Судзуки, — ответила женщина на удивление спокойным голосом. — Вы погубили двадцать двух ни в чем не повинных людей, летевших на «Юнкерсе», в том числе двух моих лучших друзей. — Ее голос срывался, но слез не было.

— Вы выбрали плохую компанию.