Посольство - Стивен Коултер

Она великолепно знала французский, который был для неё родным и, как небо от земли, отличался от французского других кандидатов на должность. В сочетании с умом и образованностью это помогло ей проработать год в ООН и получить назначение в американское посольство в Париже.

Там она держалась особняком, немного сторонясь других посольских мисс, потому что терпеть не могла сплетен. Впрочем, она сумела сохранять со своими коллегами добрые отношения. О, если бы она родилась мужчиной! Вот тогда бы она показала всем, чего стоит. Она мечтала о настоящем деле - о деле, которое поглотило бы её целиком, без остатка, которому можно было бы отдать всю себя, - и знала, что такого дела не найдет. В двухкомнатной квартирке на улице дю Бак, где скрипел рассыхающийся паркет и стояла ветхая мебель, которую хозяин именовал "бесценным антиквариатом", она иногда устраивала обеды для друзей и изредка принимала мужчин. Вечеринки, однако, не слишком её привлекали: ей хотелось постичь самое себя, заглянуть в свою душу, а работа, как она вдруг поняла, не давала ей это сделать, уводя и отвлекая от самокопания.

С советником она работала уже полтора года и знала, как он умен и настойчив. А его отношение к мисс Лассаль было довольно сложным. Она была его секретаршей, и уже одно это ставило её в особое, привилегированное положение, отделяя от всех остальных сотрудников посольства. Он, разумеется, ни-когда прямо не говорил ей, что есть "мы" - он и она - и "они" "- весь прочий дипломатический и технический персонал, но, работая рядом с ним столько времени, она по мелочам - обмолвкам, отношению к служебным бумагам, манере говорить по телефону - уяснила это для себя очень четко.

Все шло прекрасно до тех пор, пока он не заставил её от-крыто выступить в этом противостоянии. Он и раньше время от времени устраивал ей незаметные "проверки на лояльность", узнавая, разделяет ли она его точку зрения, и даже заставляя её действовать в интересах "нас". И, разумеется, не мог не чувствовать её внутреннего сопротивления.

И вместе с тем он бывал с нею резок и даже груб и совер-шенно явно не видел в ней личность, а если и видел - то не думал с нею считаться. Спустя всего три недели после её при-езда он допустил ужасающую бестактность. Они встретились на кокктейле в австралийском посольстве, он был очень любезен, мил и внимателен, пригласил её пообедать вместе в рес-торане, а по дороге домой из Шестнадцатого аррондисмана привез её к себе, на бульвар Бозежур, и Сью-Энн была по-ражена роскошью, в которой он жил.

Потом он присел с нею рядом и, проявив незаурядное про-ворство и редкую настойчивость, дал, что называется, волю рукам, а получив отпор поначалу шутливый - попросил её "не строить из себя недотрогу". Голос его звучал, как всегда, мягко и чуть приглушенно, на губах играла улыбка, и только лицо потемнело от прилива крови, когда он повторял: "Ну-ну, разреши мне... ну, не ломайся... ну, дай мне потрогать..." Потом он рассердился: "Ты ведь не девочка, кажется?!" Их схватка на диване становилась все яростней - он наваливался на неё всем телом, прижимая к подушкам - но Сью-Энн удалось все же высвободиться, встать и попытаться уйти, сделав вид, что все это - не более чем шутка. Однако он снова повалил её на диван.

От этой возни обоим было жарко, тесно, неудобно. Но он, не слушая её просьб не начинать все сначала, опять забормо-тал "Не ломайся, будь умницей", и в конце концов ему удалось полураздеть её и расстегнуть лифчик. Он принялся целовать её груди, но Сью-Энн продолжала отбиваться, отталкивая его го - лову

На какое-то мгновение он рассвирепел по-настоящему, но потом напор его стал ослабевать: руки разжались, он выпустил её, отодвинулся, сдался.

Нисколько не смутившись, он вышел из комнаты, пока она приводила себя в порядок, а когда вернулся - попыток своих не возобновлял, даже не прикасался к Сью-Энн, отвез её домой и пожелал покойной ночи.

Сью-Энн была в ярости. Однако на следующее утро он вел себя как ни в чем не бывало, и она поняла, что он собирается изобразить вчерашнее происшествие как абсолютные пустяки, о которых не стоит даже вспоминать не оттого ли, что ему при шлось признать свое поражение? На их отношениях это никак не отразилось, а атак своих он больше никогда не предпринимал.

Париж очень нравился ей, хотя временами ей не хватало бьющего через край буйства нью-йоркской жизни. Потом в её жизни возник "фактор Дика Шеннона". Сначала они виделись раза два-три в неделю - изучая топографию парижских рес - торанов, варьете и прочего. Она находила его привлека тельным, считала, что у него - большое будущее, и это про-должалось до тех пор, пока однажды ночью, после позднего шоу, он не овладел ею, проявив такую романтическую нежность, что она даже расплакалась.

Чем все это может кончиться, Сью-Энн не загадывала, а просто жила, как жилось, и ей это нравилось. Она знала, что любит его, и чувство это было так ново, что внушало ей страх.

Подкрасив ресницы, она повернулась и пошла в свой кабинет.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В четверть двенадцатого Шеннона вызвали к послу. Тот встретил его стоя: облокотившись о спинку кожаного кресла, он курил. За большим столом в центре кабинета, выходящего на залитую солнцем Площадь Согласия, сидели улыбающийся и поиг - рывающий серебряным карандашиком советник и генеральный консул Гарольд Кэдиш, который развалился в кресле, положив ногу на ногу, так что над столом возвышалась лишь его курносое лицо под густой шапкой вьющихся соломенных волос. Кэдиш, опытнейший дипломат, был вторым генеральным консулом в посольстве и хотя политические дела его, строго говоря, не касались, он сумел преодолеть грань, отделявшую его от непосредственного начальника. Шеннон считал Кэдиша человеком основательным, важным, исполненным такого самоуважения, что иметь с ним дело было нелегко. Взглянув на советника, он заметил, что тот чем-то очень доволен, и стал гадать, как шло совещание до его прихода.

- Входите, Дик, - сказал посол. - Ну, чем вы нас пораду-ете?

- Есть некий Ф.Горенко, третий секретарь посольства, но это явно не то. Нашего зовут Семен Андреевич.

- Значит, это другой?

- Инициал не сходится, а как отчество этого Ф., мы пока не выяснили.

Посол вопросительно взглянул на советника, а потом опять на Шеннона.

- Мы располагаем полным списком сотрудников, включая даже техперсонал - шоферов, дворников и прочих. Однако и это не означает, что наш гость обманывает нас. Может быть, он - "челнок". А, во-вторых, нам неизвестно, сколько в этом списке вымышленных имен.

В такой ситуации надо было бы вызвать для консультации Рассела Уайта, представлявшего в посольстве ЦРУ, но он сутки назад улетел в Стамбул. Шеннон подозревал, что Стамбул этот расположен в окрестностях Лиможа. Сотрудников ЦРУ не принято расспрашивать о том, чем они заняты, тем более, что они все равно правды не скажут.

- По его словам, он приехал к нам из Швейцарии и на хвосте у него КГБ. Странновато получается. Он не мог не знать, что случись прокол, французы немедленно передадут его русским, - сказал Кэдиш.

- Верно, - поддержал его советник. Когда он волновался или был возбужден, лицо его багровело, а на губах появлялась широкая и недобрая улыбка, но голос звучал спокойней чем всегда, что неизменно вводило его собеседников в заб-луждение. - Если ему разрешено ездить по Европе, почему он не попросил убежища в Берлине, в Стокгольме, в Вене? Париж - самое неподходящее место для перебежчика.

- Похоже, что в Швейцарии он обнаружил за собой слежку... - сказал Шеннон.

- Ну, обнаружил, так пойди в ближайший полицейский участок и сдайся швейцарцам. Чего проще?! - советник, усмехнувшись, едва заметно пожал плечами, и Шеннону, как всегда, примерещилось, что он стоит за прилавком ювелирного магазина, и на лице написано "не хотите - не берите".

- Вот тут я не уверен, - сказал Кэдиш. - Обстоятельства могли не сложиться. И потом, когда нервы на пределе, бывает не до логики.

- Вы полагаете, нам его подставляют? - спросил Шеннон.

- Кто?

- Русские. Напакостить нам, пока идут переговоры с Вьетнамом...

- М-м-м... - услышал Шеннон, и это трехголосое хмыканье означало сильные сомнения в правоте его слов.

- А, может быть, это работа французов?

- Слишком заковыристо, - сказал Кэдиш, - прямо Маккиавелли какой-то. Однако не исключено.

- Да, - сказал Шеннон. - Ясно одно: если он подставной, будет очень большой скандал.

- А у русских... ничего? Никакого шевеления? - спросил по-сол. Никаких признаков, что они знают, где Горенко?

- Пока никаких, сэр.

- Том Паттерсон считает, что это дурно пахнущая инсцени-ровка, и я готов с ним согласиться, - сказал советник, имея в виду первого секретаря посольства, который не смог при - сутствовать на совещании.

- А какую информацию посулил этот Семен Андреевич? - осве-домился посол.

- Он не уточнил. Просто сказал "очень важные сведения".

- Не верю, - сказал советник, сделавшись необыкновенно похожим на ростовщика, недовольного тем, что ему предлагают под заклад.