Как укротить леди - Кейси Майклз

– Насколько я помню, я продержал его у нас почти все лето, – заметил Лукас. – К тому времени мы уже достаточно хорошо понимали друг друга, и он сказал, что его жена и, кажется, с дюжину детишек живут в деревне, прямо за горой, у подножия которой мы как раз раскинули лагерь. Вот тогда мы с ним и расстались. Но я до сих пор с восхищением вспоминаю его жареную курицу. Когда он ушел, я больше всего скучал по курам, которых он так ловко воровал и готовил из них самые лакомые блюда.

К тому времени как дворецкий объявил, что обед подан, все решили обходиться без титулов, и за стол с горячим прозрачным консоме уселась дружная и очень веселая компания.

– Куриный бульон! – заметила Николь, когда Лукас погрузил в него ложку. – Вам предоставляется еще одна возможность с тоской вспомнить о вашем поваре-испанце.

Лукас вопросительно посмотрел на нее:

– Вам не понравилась наша история?

– Нет, почему же, – тихо сказала она, не поднимая глаз от тарелки. – Но мне показалось странным, что во всех ваших историях совершенно не фигурировал капитан Фитцджеральд. Вы меня понимаете?

– Меня вовремя предостерег ваш брат. – Лукас бросил многозначительный взгляд на сидящую напротив леди Лидию, которая увлеченно слушала Флетчера, что-то тихо ей рассказывающего и, по обыкновению, оживленно жестикулирующего. – Он всегда возбуждается, когда говорит на интересующую его тему, – сказал он, указывая на Флетчера, – и лучше убрать из-под его руки бокалы с вином. Однажды, когда он описывал боксерский поединок, который видел в Эпсоме, он вот так же размахивал руками и столкнул прямо на колени леди Хартфорд тяжелый канделябр. Ей это явно не понравилось.

– А меня бы только рассмешило. Кстати, я не вижу ничего хорошего в том, чтобы постоянно избегать упоминания в разговоре имени капитана. Думаю, брат слишком уж оберегает Лидию. Как сможет зажить ее душевная травма, если все и дальше будут нянчиться с ней, скрывать от нее свои воспоминания о капитане Фитцджеральде, делать из него героя, забывая, что он был просто человеком из плоти и крови? Я не нахожу это доброй услугой ни для самого капитана, ни для Лидии. Она всегда будет его любить и помнить, но пора уже ей улыбаться, когда она услышит его имя. Пора ей осознать, что он был не только ее возлюбленным, а храбрым воином, геройски погибшим за свою страну.

Лукас с некоторым недоумением выслушал эту страстную тираду. Да уж, в этом доме не принято было вести за столом вежливые светские разговоры ни о чем.

– Наверное, вы правы, леди Николь. Но разве вы не боитесь случайно расстроить вашу сестру?

– Разумеется, боюсь и не хотела бы этого. Во всяком случае, сейчас. Но думаю, нам не нужно особенно церемониться и опасаться затрагивать эту тему при нашей следующей встрече. Постоянно избегать упоминания имени капитана – значит обманывать Лидию и создавать затруднения для окружающих.

– А когда мы снова увидимся? Ах, передо мной сверкнул луч надежды! Означает ли это, что вы уже получили разрешение на завтрашнюю поездку в Ричмонд?

Она улыбнулась, и на щеке ее обозначилась милая ямочка.

– Да, Раф находит вас надежным спутником, другими словами, совершенно безопасным и безвредным. Как вам нравится, милорд, что вас считают таким невинным и безобидным? Мне любопытно это узнать, потому что по отношению ко мне, увы, подобного определения никто не применял.

– С чего бы? – с шутливым недоумением спросил Лукас, когда убирали суповые тарелки и подавали второе блюдо. Самому ему есть совершенно не хотелось, но, возможно, аппетит присутствовал у его соседки, которая намеренно провоцировала его, желая узнать, насколько далеко она может зайти, прежде чем повергнуть его в шок.

Игра становилась все увлекательнее.

– Лукас, – позвал Флетчер, перегнувшись через стол. – Ты не поверишь! Представь себе, леди Лидия читает Томаса Пейна! Ты слышал что-нибудь подобное?

– В самом деле, леди Лидия? – с интересом, хотя и не очень удивившись, откликнулся он. – Некоторые считают его самое известное сочинение «Здравый смысл» главной причиной, подтолкнувшей американских колонистов восстать против Англии. Вы знали об этом?

Порозовев от волнения, Лидия прямо взглянула в глаза Лукасу:

– Но согласитесь, есть вещи, о которых нельзя молчать, если вы желаете устранить несправедливость. Как писал мистер Пейн, мы не можем позволить себе роскошь быть благодушными и безгранично доверять власти.

– Да, я помню. «Давняя привычка ни о чем не думать дурно дает нам обманчивое впечатление своей правоты».

– Вы цитируете его по памяти, Лукас? – поразился сидящий во главе стола Раф. – Только не говорите, что он – ваш отдаленный предок.

– Вовсе нет, хотя одинаковая фамилия время от времени вынуждала мою семью выступать в защиту его памяти. Мне очень нравятся некоторые его сочинения, но я предпочел бы, если бы он прекратил писать до того, как дал выход своей раздражительности и депрессии в «Правах человека». Вы знаете, что в то время для англичанина было преступлением обладать экземпляром этой книги?

– У Лидии она есть, – тихонько сказала Николь. – Я только сегодня днем читала ее.

Лукас удивленно поднял брови. Он догадывался, что она непременно поразит его чем-нибудь, но не ожидал, чтобы это произошло так скоро.

– В самом деле? И вы достаточно прочитали, чтобы составить мнение о книге?

Николь прикусила нижнюю губку, потом кивнула:

– Сказать вам правду? Возможно, сестра не согласится со мной, но, насколько я успела понять, автор излагает подстрекательские идеи, состоящие из смеси горькой истины с весьма опасным вздором.

Лукас искренне расхохотался:

– Раф! Ты слышал? Я сам не сказал бы лучше!

– Ты-то как раз и сказал, – заметил Флетчер, с любопытством глядя на Николь. – Просто невероятно!

Лукас перехватил растерянные взгляды, которыми обменялись Раф и его очаровательная жена, как будто они ничего подобного от Николь не ожидали. В то же время их не удивило, что ее сестра читает сочинения Пейна. И не только его?

Он решил выяснить это.

– Раз уж вы читали Томаса Пейна, – обратился он к Николь, – могу я предположить, что вы также читали работы Виланда, Гиббона и Берка?

– Можете. Можете предположить все, что вам заблагорассудится, – живо ответила она, и он понял, что его очень твердо поставили на место. И кто? Совсем еще юная девушка, которую любому грубому фигляру вряд ли удалось бы так легко вывести из равновесия, как его самого!

– Прошу прощения. Мне не следовало этого делать, – повинился он, а она вдруг сжала ему руку и наклонилась ближе.