Старая развилка (СИ) - Юлия Шолох

Посмотрела…

Тарзан заметил беловолосую юную девчонку, с восторгом его изучающую и забрал с собой в город, где она быстро ощутила весь «романтизм» произошедшего. Тот день Конфетти хорошо помнила. Вернее, ночь. Хотя позже поняла, что ничего особенного и страшного Тарзан с ней не делал. Наоборот, был довольно добр и мил, разве что укусил пару раз, да грудь до синяков исщипал. Так что ничего жуткого, поняла Конфетти, когда наслушалась рассказов о других девчонках, тех, кем Тарзан не заинтересовался.

Она быстро сделала вывод — лучше принадлежать одному, чем многим. И лучше пусть это будет главный, чем кто-то незначительный, у кого запросто могут отобрать. А там стоит только начать и будут перебрасывать из лап в лапы, как мячик, пока совсем не сдуешься.

И лучше огрызаться, чем рыдать по ночам в подушку. Лучше учиться пользоваться окружающими в своих собственных целях, тем более мужчины по сути своей примитивны и предсказуемы. Да, они сильнее. Да, когда их не ограничивают, они устраивают постоянную борьбу за место главаря, не жалея сил и здоровья ни своего, ни окружающих, но и с этим можно справиться… Если бы еще удалось перебороть страх, бесконтрольно возникающий при виде всех этих дылд, распространяющих вокруг сильнейший запах агрессии. Страх перед тем, что очередной победитель делает с самками побежденного. Страх настолько сильный, что только накручивание себя до предела может отогнать его вязкие туманные объятья.

Почти сразу же маленькая и слабая девчонка, лишившаяся домашнего имени и получившая взамен красочную глупую кличку, отточила язычок так остро, что Тарзан с удовольствием следил за его применением. Ему нравилась подобная строптивость, она его развлекала, но только до тех пор, пока он был в настроении развлекаться. Сейчас он был крайне раздражен, насторожен и только и ждал повода на ком-нибудь сорваться.

— Иди, — разрешил Тарзан, сделав вывод, что возражений не последует. — Хочу, чтобы Яшер остался доволен, поняла? И насчет того, что новую уже сутки рвет, а когда не рвет, то она с горшка не слазит, тоже хорошенько подумай. Я ждать не люблю.

— Конечно, Тарзан, о чем речь. Твое слово — закон, — Конфетти позволила себе откровенную улыбку и быстро убралась из комнаты.

Какую-то дозу информации, так или иначе, получить удалось. Что-то случилось с новенькой Машкой, которую три дня назад привезли Тарзану в подарок. Он любил молодых и наивных, но эту говорят уже третий день мучит живот, отчего никаких удовольствий она, конечно же, доставить не может. А если тут замешана Павла…

— Вот сука, — горячо сообщила пустому коридору Конфетти и эта злость позволила не откладывая и не оттягивая неизбежное, отправиться прямиком в комнату, где ждал Яшер. «Ничего, тварь такая, — думала Конфетти, — я тебе и Яшера припомню и наказание ни за что ни про что. Со свету сживу».

Гость уже приготовился получать презенты и по-свойски развалился на кровати. Одежда аккуратно сложена на стуле, весь арсенал — на столе. Конфетти остановилась у двери, разглядывая огромное голое тело. Отвратительно…

И решила, что лучше раздеться самой до того как начнут приказывать. А тем более заставлять силой.

— Скучал? — нагло поинтересовалась, стаскивая майку и отбрасывая в сторону. Силой такого броска можно было проломить стену, окажись у нее в руках вместо майки что-нибудь потяжелее.

Яшер беседу поддерживать не желал, молча поднялся, уступая место. Надавил на плечо, опуская на колени, потом на затылок. Похоже, предпочитал находиться сзади, чтобы не видеть лица, что Конфетти вполне устраивало — ей тоже не особо хотелось заглядывать ему в лицо. Видеть эту жадность в глазах…

Стоило опереться руками о кровать, как он тут же навалился на спину. Полминуты боли Конфетти перетерпела, интенсивно перерабатывая ее в чистейшую ненависть, которую испытывала к Павле.

— Тебе нравиться? Говори… — прохрипел Яшер, запуская пятерню в волосы и принуждая повернуть голову.

С хорошо выверенной долей издевки (так, чтобы тупой Яшер не разобрал) Конфетти заверила, что ей безумно нравятся все его действия. Потом для верности даже пару раз повторила.

Через несколько минут пыхтения за спиной это «нравится» вдруг стало правдой, совершено неожиданным, до боли острым наслаждением, прокатившимся по телу сумасшедшей волной. Конфетти задёргалась и застонала, уткнувшись лицом в одеяло.

Яшер остался доволен.

— Позже зайду, — сообщил. Слез с кровати, натянул одежду, затолкал по карманам свои убивающие игрушки. Тут же исчез за дверью.

Конфетти валялась, не шевелясь, и думала, что позже так легко не отделается. Но ладно, чего зря пугать себе мрачными фантазиями о неизбежном. Куда приятнее помечтать о грядущей мести.

Сдерживая приступ нежданного смеха, Конфетти чуть не прокусила губу до крови. Опять это произошло — острое, совершено нежданное удовольствие, какое-то изощренное и практически унизительное. Хотелось думать, что оно пришло назло Тарзану — решил наказать и отдал одной из своих шестерок? А ей, надо же, наоборот понравилось!.. Может и мелкая месть, и глупая, но практически единственная доступная. Ведь Яшер не удержится от желания поведать остальным бойцам, как одна из девок лидера протащилась от его компании, которая, видимо, куда лучше компании самого Тарзана.

Впрочем, месть Павле будет гораздо слаще. И думать нечего, эта стерва ее подставила, наплела Тарзану, будто Конфетти отравила новенькую. Так уж сложилось, что Тарзан держал в личном владении не больше трех наложниц одновременно. Новенькая по счету четвертая, значит, кому-то из прежних придется убраться, а вернее, кого-то отдадут в общее пользование бойцам. А Павла у Тарзана дольше всех остальных, значит, турнули бы ее. Вот и получается, что подруга решила заранее подстраховаться и предусмотрительно перевести внимание Тарзана на другую жертву. На Конфетти.

Что-то нужно было делать. И быстро.

Перед Тарзаном оправдываться, естественно, бесполезно — ему без разницы все их разборки, пока они не мешают получать любовь и ласку по первому требованию. А сейчас это как раз проблематично — новенькая болеет и ответственная за эту болезнь уже тоже назначена.

«Я попала, — поняла Конфетти. — Но поверь мне милая Павла, — сказала она одеялу, — если я пойду ко дну, то только крепко сжимая твою шею, чтобы и ты той же судьбы не минула. Так и запомни, стерва».

Он шептания угроз отвлек только вернувшийся после ужина, сытый, довольный и даже местами вымытый Яшер.

Вернувшись домой, Ронька привычно прокрался на второй этаж и замер в коридоре, внимательно прислушиваясь. Стоял минут пять. Тишина.

Привычно осторожно заглянул в щель между приставленной к дверному проему деревянной заслонкой и косяком в комнату, где они жили. Пусто. ППшера нет.

Вернулся за оставленным в углу подъезда у лестницы рюкзаком, который затащил наверх, задвинул под стол и даже не стал оттуда ничего доставать. Уселся на протяжно скрипнувший стул. Посидел, подумал… ППшерр неизвестно когда вернется, где его искать тоже непонятно, вероятных мест слишком много. Значит, можно пока отдохнуть.

Плотно прикрыв заслонкой дверь, он припер ее парой кусков бетона, притащенных в комнату специально для этой цели.

Завалился на матрас, не раздеваясь, натянул до груди одеяло, оставляя руки свободными и закрыл глаза.

Через полчаса открыл, так и не сумев задремать. Не давало покоя сегодняшнее происшествие. Он думал, думал и все больше убеждался — что-то нехорошее грядет.

И ППшер неизвестно где бродит. Хоть бы ему в голову не пришло снова лезть в торговый комплекс, где они недавно обнесли тарзанщиков. Может, раньше Тарзан там и хранил еще что-нибудь интересное, но после того случая точно перепрятал. И так же точно оставил пару ловушек или бойцов — караулить, когда вернуться воры. Наверняка решил, что те не смогут удержаться от соблазна и не проверить, не осталось ли в заначке еще чего-нибудь сладкого.

В том, что Тарзан не откажется собственными руками придушить счастливчиков, которым дважды удалось обвести его вокруг пальца, Ронька ни секунды не сомневался.

Уснуть, несмотря на все попытки, так и не удалось.

К тому времени как вернулся ППшер, Ронька уже изучил на потолке все пятна и узоры отвалившейся краски и не знал, чем еще от безделья заняться.

Судя по звукам ППшер замер перед закрытой дверью, прислушиваясь.

— Это я, — флегматично сообщил Ронька и, не дождавшись ответа, встал, чтобы отодвинуть заслонку.

— Почему не на смене? — спросил ППшер с порога, переступая бетонные подпорки. Постоял в раздумьях и уселся на одинокий кособокий стул у такого же покосившегося от старости стола.