Родео для прекрасных дам - Татьяна Степанова

— Чем? — тихо спросила Катя.

— Уксусной кислотой, — ответила Марьяна. — Я, конечно, не эксперт, но это, без всякого сомнения, была точно она. Кислота.

— Отпечатки пальцев на бутылке были?

— Конечно, были. Причем свежие.

— Чьи?

— Потерпевшего Авдюкова. Катя посмотрела на Марьяну.

Тут в кабинете резко и настойчиво зазвонил телефон — красный, внутренней связи.

— Да, я слушаю. Да, я помню, когда истекает срок задержания. — Марьяна разговаривала с кем-то крикливым и раздраженным голосом. — Я буду добиваться содержания под стражей до суда. Да, я уже созвонилась с судьей. Извините, но о своих прямых обязанностях я никогда не забываю, это не в моих правилах. Начальник разоряется, — пояснила она Кате гораздо более мирным тоном. — Это по делу этого Мамонтова, которого ты видела. У него в десять вечера срок задержания истекает.

Кате после всего услышанного было не до какого-то там чудака с «ирокезом» на башке. Поэтому она спросила чисто машинально, целиком поглощенная мыслями о зловещей бутылке:

— А что он такого натворил?

— Человека чуть не замочил, вот что. Злостное хулиганство, покушение на убийство и в результате огнестрельное ранение. Сукин сын, еще врет, изворачивается. — Глаза Марьяны презрительно сверкнули. — Дантеса из себя разыгрывает. Ты извини — мне надо с его допросом закончить. Посиди здесь, пока я с ним разберусь, ладно? Потом пообедаем у меня, а там и результаты экспертизы будут готовы. От них и будем отталкиваться. Решать, что делать дальше.

Меньше всего Кате хотелось сейчас обрывать тоненькую, хрупкую ниточку, потянувшуюся из «Паруса» в этот тесный сумрачный кабинет. Отвлекаться на каких-то там дурацких хулиганов сейчас просто грешно! Но Марьяна была следователем и самой себе не принадлежала. Помимо дела, так интересовавшего Катю, у нее были в производстве и другие уголовные дела. И они не могли ждать. С этим приходилось мириться, как с досадными издержками. И когда конвоир снова вернул в кабинет хмурого обладателя «ирокеза», Катя восприняла это как неизбежное зло.

Она и представить себе не могла, чем обернется для нее это неожиданное знакомство с подследственным Василием Мамонтовым.

Глава 4

СУД ЛЮБВИ

Окно комнаты на семнадцатом этаже многоквартирного панельного дома смотрело на юг, тюлевые шторы были раздвинуты. На подоконнике сидел полосатый сибирский кот и с напряженным вниманием следил за воркующими на соседской лоджии голубями. Голуби были толстыми и глупыми, озабоченными вопросами размножения. И кот в глубине своей сумрачной кошачьей души страшно злился на них и жгуче завидовал: самого его эти вопросы давно уже не волновали. Он ведь был евнухом по прихоти хозяйки. Но голуби так безоглядно отдавались нахлынувшей страсти на чужом балконе и вообще выглядели так аппетитно, что коту стало обидно. Он выгнул жирную полосатую спину и мяукнул басом.

— Не мешай. Иди на кухню, поешь лучше.

Кот вздохнул: вот так, сразу «не мешай, лучше поешь». А чего поешь? И так уж поперек шире становишься. В унитаз вон лезешь чинно-благородно справить естественные надобности, на трех лапках балансируя, так скользишь, падаешь, брюхо сытое-пресытое вниз перевешивает. И чем это ей, разлюбезной хозяйке Зинаиде Алексанне, помешать можно? А куклам этим ее — мешай не мешай, так они все равно ни шиша не понимают. Бездушные твари из папье-маше и пластика. Лизнешь — а на вкус такая гадость, такая гадость, мяу-у-у!

— Уйди вон, Батон!

Кот Батон спрыгнул с подоконника и вразвалочку заковылял на кухню. В дверях презрительно оглянулся: на мягком синем диване царствовали куклы.

Это были необычные куклы — полуметровые, в ярких костюмах. Одна из кукол изображала рыцаря в латах, с мечом и в шлеме с забралом. Латы были из жести, но так блестели, что казались серебряными. Меч был тупой, игрушечный, а забрало постоянно падало вниз, скрывая лицо кукольного рыцаря. Другая кукла изображала даму — прекрасную похитительницу сердец. Кукла была задорной и лукавой, и привлекала взоры пестрым изяществом своего наряда. Платье куклы, сшитое по всем правилам средневековой моды, было из голубого бархата и белого атласа. Головку венчал сложный парчовый тюрбан, расшитый серебром, плечи окутывала вуаль. В левой поднятой ручке дама держала розу из белых обрезков шелка.

Третья кукла изображала мавра в желтых, шитых золотом одеждах. Мавр был черен, как уголь. У него отвинчивалась голова. И сейчас она как раз и была отделена от туловища — лежала на диване рядом с кукольным телом, улыбалась красными губами, демонстрируя полное равнодушие ко всему происходящему.

Кот Батон не терпел кукол — кто бы ни пришел в гости к его хозяйке Зинаиде Александровне, тот сразу же обращал на них свое внимание: «Ой, какие красивые! Откуда такие?» Кот уже сорок раз слышал, как хозяйка рассказывала гостям одну и ту же историю: как она ездила с друзьями в Италию, как потом друзья срочно из Рима вернулись в Москву, а она поехала на Сицилию провести неделю на море. Как отправилась вместе с группой туристов смотреть гору Этну и городок Таормину, и как там во время похода по сувенирным магазинчикам ей и попались эти чудесные куклы — все три.

Хозяйка обычно добавляла: на Сицилии такие куклы очень популярны. Их покупают в качестве талисманов на свадьбу, разыгрывают из них целые представления средневекового рыцарского эпоса на самые разные темы — о войне с маврами, о походах Карла Великого. Представляют и «суды любви» — изящные средневековые интермедии, прямо на ходу сочиняя куртуазные диалоги. И тогда куклы как настоящие актеры двигаются, потому что все члены у них на шарнирах, и оживленно разговаривают.

Вот и сейчас: «Что больше дает любовь? Радостей или страданий?» — это насмешливо спросила безголовая кукла-мавр — кот Батон услышал это собственными чуткими ушами.

— Печален тот, кто в одночасье теряет все, составлявшее его счастье и отраду, — грустно заметил рыцарь.

— Еще недавно я имела в своей власти того, кого любила страстно. Но его уже нет со мной. Он забыл меня ради другой, — пожаловалась дама.

Кот уселся столбиком на пороге комнаты: охо-хо, грехи наши на веревочке… Эти дураки, наверное, думают, что это они болтают всю эту околесицу. Дудки! Он, кот, знает, видит: говорит за всех этих кукольных болванов сама хозяйка. Точнее, читает по книжке. Протянет руку, придаст той или иной кукле нужную позу и снова читает.

Кот в глубине своей сумрачной кошачьей души считал всю эту кукольную комедию полной ерундой. Но он был привязан к хозяйке и прощал ей эту маленькую слабость — а, пусть ее играет, забавляется. Она женщина одинокая, свободная. Скучно ей, вот и блажит.

Если бы на работу ходила каждый день — оно, понятно, было бы не до игрушек. А тут и ходить не надо — во-первых, возраст уж не юный, а зрелый. Во-вторых, средства на жизнь квартира дает. Ха-арошая квартира! Не где-нибудь расположенная, а в самом знаменитом доме в Козицком переулке, где на фасаде одних мраморных мемориальных досок штук пятьдесят, наверное. В прошлом эта пятикомнатная квартира с огромной гостиной и четырехметровыми потолками принадлежала матери хозяйки — знаменитой оперной певице, солистке Большого театра. А сейчас сдается английскому дипломату — с антикварной мебелью, с видом из окон на старую Москву. Хозяйка же обитает здесь, в спальном микрорайоне, в двухкомнатной квартире своего покойного мужа. На полторы тысячи баксов в месяц, которые платит ей английский дипломат в качестве арендной платы, можно жить не нуждаясь, раз в год ездить отдыхать за границу и разыгрывать на диване кукольные представления.

— Ах, я, наверное, умру от горя и любви! — простонала дама и заломила кукольные ручки.

— Прекрасная госпожа, вы не одиноки в своем горе.

И у меня тоже была возлюбленная. И она тоже покинула меня ради другого, кого я охотно убил бы своими собственными руками! — гневно воскликнул рыцарь.

— Да, мы с вами друзья по несчастью. Но… если вы не против, есть одно средство отомстить нашим злым обидчикам, — сказала дама.

— Какое же средство? — спросил рыцарь.

— Мы можем соединить наши сердца и превратить наше горе в радость… в наслаждение! — Дама придвинулась к рыцарю, переступив через голову мавра.

Кот следил за дальнейшим с брезгливым любопытством. Ага, на этот раз такая развязка пьески. Что ж, занятно, свежо…

— О, доблестный рыцарь, — прошептала дама после, — ваша любовь… ваша страсть, как вулкан… Она так сладка на вкус, так горяча… Я не буду больше вспоминать о прошлом, потому что…

— Да, да, мы не будем вспоминать о прошлом, — прошептал рыцарь.

— Так все-таки, — спросила отвинченная голова мавра, — что же больше дает любовь — радостей или горя?

Ответа на этот вопрос кот так и не услышал — зазвонил телефон. Куклы замерли на своем диване, а хозяйка Зинаида Александровна, отбросив книгу, запахнув махровый халат, кинулась искать трубку. Телефонная трубка вечно куда-то исчезала и обреталась вновь лишь после долгих нудных поисков. Телефон настойчиво звонил.