Звездный час любви - Кара Колтер

Тем не менее определенные сложности все же могли возникнуть. Вот сейчас Брук стояла в гостиной, и, несмотря на то, что окна обеспечивали максимальное количество света, ему казалось, что вместе с ней в комнату вошло солнце. Джефферсон ворвался в гостиную, поджав губы, прищурив глаза и уперев руки в бока.

– Вау! – воскликнула она.

Он подумал, что это относится к архитектуре, обычно внушавшей посетителям благоговейный восторг. Однако Брук повернулась к нему с неодобрительным видом.

– Как жаль, но видимо, ни Мэнди, ни Клементина так и не добрались до этой комнаты. Хорошо еще, что у вас нет аллергии. Сколько времени здесь не вытирали пыль?

– Точно не помню, – признался он, чтобы не говорить никогда.

– И, как я понимаю, если бы не фотосессия, так продолжалось бы и дальше.

– Именно так.

– Вы закоренелый холостяк, верно? Зачем такой красивый дом, если вы за ним не следите?

– Я вдовец.

Джефферсон не знал, зачем вдруг решил сообщить ей это, явно не для того, чтобы вызвать у нее большее снисхождение к своей неряшливости, чем если бы был холостяком.

В ее глазах мелькнуло сочувствие, и он почувствовал, что не хочет, чтобы его жалели. Джефферсон Стоун приехал в Энслоу сиротой, а позже потерял жену, так что, сочувствие и жалость сопровождали его всю жизнь. С него хватит. Он понял, что должен быть внимательнее, не допуская, чтобы их отношения выходили за рамки деловых.

– Мне очень жаль, – произнесла Брук тихим шепотом, способным вызвать у любого мужчины тоску по женской нежности.

Но у него все это было, он уже доказал себе, что совершенно не создан для этого. Он пожал плечами, будто хотел защититься от ее сочувствующего взгляда.

– Моя жена была архитектором и спроектировала этот дом.

– Да, это многое объясняет. – Он удивленно поднял бровь. – Вы не похожи на человека, которому приятно, что его дом будут фотографировать. Зато гордитесь своей женой. Это хорошо.

На самом деле Джефферсону вовсе не хотелось, чтобы она считала его хорошим, и он бросил угрожающий косой взгляд. Женщина, видимо, все поняла, потому что подошла к большой черно-белой фотографии, висевшей на стене.

– Кто это?

«Люди, ответственные за то, что вас еще не отправили отсюда вон», – подумал он.

– Это я с дедушкой и бабушкой на фоне их старого дома.

– Очень выразительная фотография.

Именно так отзывалась о ней Хейли. Ей не нравилось, когда на стенах развешивают семейные фото, но, откопав этот снимок, она увеличила его и перенесла на холст.

– Сколько вам здесь лет?

– Шесть.

Она повернулась и посмотрела на него.

– Почему у вас такой печальный вид?

Ну вот, началось. Хейли никогда не задавала вопросов об этой фотографии, видя в ней произведение искусства. Ей нравилась композиция, старые балки дома, собака на крыльце, вилы, прислоненные к забору. А эта женщина смотрела так, словно видела все его утраты, и это бесило Джефферсона.

– Незадолго до этого я потерял родителей. – Он старался говорить сухо, давая ей понять, что не ждет отклика, но все равно заметил ее потрясенное лицо, прежде чем она успела отвернуться и провести кончиком пальца по раме.

Взгляд Брук следовал за пальцем, она молчала. Но лицо сказало все. Она жалела его. Он мог бы сказать, что у этой женщины доброе сердце, хотя она и назвалась вымышленным именем. Она не просто жалела его. У нее разрывалось сердце. И Джефферсону это совсем не нравилось.

– Я беру вас только на время. Когда пройдет фотосессия, я вернусь к своему прежнему существованию. Возможно, надо подумать, устроит ли вас занятость всего на две недели.

Последняя отчаянная попытка дать понять, что это место ей не подходит. Вернее она не подходит ему.

– Временная работа – это именно то, что мне нужно. Две недели. Придется потрудиться.

Она очень старалась не показывать свое сочувствие, но в словах «Придется потрудиться» все равно слышалось «спасти вас». Но разве это не он спасал ее? Если думает, что поменяется с ним ролями, ее ждет неприятный сюрприз.

– Мы еще не оговорили условия. На какое вознаграждение вы рассчитываете?

– Я еще не прошла трехдневный испытательный срок.

Он посмотрел ей в лицо, по-прежнему казавшееся нежным, но он мог поспорить, что она из породы трудяг-отличниц. Если Брук Нельсон хотела произвести на него впечатление, ей это удалось.

– И все же.

Женщина назвала неприлично низкую сумму и добавила:

– Плюс комната и питание, конечно.

Джефферсон уставился на нее. Впрочем, стоит ли удивляться. Очевидно, она чего-то боится. Страх привел ее сюда, и она не хотела уходить.

– Я в процессе переезда, – неуверенно пояснила она и, видимо почувствовав, насколько неубедительно выглядит объяснение, добавила: – Этот дом кажется огромным. Разве здесь не найдется свободной спальни? Или двух? Или дюжины?

– Я не уверен.

– Кроме того, как хорошая домработница, я должна вам готовить. Будет проще, если я останусь здесь. Вы не находите?

Вот опять. За ее хвастливым заявлением «я самая хорошая домработница» сквозил страх.

Брук Нельсон – или как ее там – хотела остаться здесь. Под его крышей и под его охраной. Джефферсон подумал, что в качестве места, где можно спрятаться, Стоун-Хаус с легкостью занял бы первое место. Но, правда, не в том случае, если прятаться от самого себя.

Он невольно задумался, искала бы она приют у него, если бы знала, что однажды он уже не смог защитить другую женщину. Свою жену. Которая ждала от него защиты.

Еда. По правде сказать, Джефферсон никогда не думал о том, что домработница должна готовить еду. Он искал помощницу, чтобы привести в порядок дом перед съемкой, и уже собрался сказать, что готовка не входит в их договоренность, но вдруг с удивлением обнаружил, что не хочет этого делать. Джефферсон уже не помнил, когда последний раз ел домашнюю пищу. Во рту выступила слюна. Собственная слабость вызывала раздражение.

– Послушайте, вопреки здравому смыслу я дам вам шанс. Но предупреждаю, будете много болтать, вам придется уйти.

Ему показалось, что Брук хотела что-то сказать, но сморщила губы, приложив к ним пальцы и положив в карман воображаемый ключ. Прежде чем он почувствовал облегчение, она снова достала из кармана ключ и изобразила, что отпирает рот.

– Возможно, прежде чем дадим обет молчания, вам следует провести меня по дому, чтобы расставить приоритеты. А я составлю список того, что надо сделать в каждой комнате.

Разумная просьба. Как тут откажешь?

– Давайте начнем отсюда, – продолжила она, видя, что он молчит.

– Эта комната самая главная, я заметил на окнах пятна от дождя.

– Значит, окнам наивысший приоритет. Но я, наверное, приведу их в порядок непосредственно перед съемкой, чтобы сияли по максимуму. Хорошо?