Бизнес с русскими или без? - Никита Бутомо

В нашем, русском, случае амбивалентность присутствует в нашем характере не как черта, а в качестве его основы, все остальные архетипы связаны в первую очередь с амбивалентностью и уже потом — друг с другом.

Признаки существования амбивалентности доказываются всей нашей историей. Мы сказали лишь слово — а вам уже понятно, о чем идет речь. Это и постоянное метание между Востоком и Западом, времена красных и белых, бояр и опричников, Руси на родине и Руси эмигрантской — подобных примеров хоть отбавляй! Но откуда она взялась на нашу голову?

— Русский, а почему у тебя выходит, что амбивалентны только русские женщины?

— Ну, хорошо, давайте я почитаю Вам дневник нашего великого писателя Льва Толстого, чтобы исправить ваше однобокое впечатление!

— Лев Толстой — это «Анна Каренина»? Видел как-то в кино. Она еще под поезд бросилась, ужас!

— Так читать?

— Прочти, прочти!

— Ну, вот, его дневник:

«16 июня. — В [алерия] мила.

18 июня. — В. болтала про наряды и коронацию. Фривольность есть у нее, кажется. Не преходящая, но постоянная страсть.

21 июня. — Я с ней мало говорил, тем более, она на меня подействовала.

26 июня. — В. в белом платье. Очень мила. Провел один из самых приятных дней в жизни. Люблю ли я ее серьезно? И может ли она любить долго? Вот два вопроса, которые я желал бы и не умею решить себе.

28 июня. — В. ужасно дурно воспитана, невежественна, ежели не глупа.

30 июня. — В. славная девочка, но решительно мне не нравится.

А ежели этак часто видеться, как раз женишься.

1 июля. — Провел весь день с В. Она была в белом платье с открытыми руками, которые у ней нехороши. Это меня расстроило. Я стал щипать ее морально и до того жестоко, что она улыбалась недокончено. В улыбке слезы. Потом она играла. Мне было хорошо, но она уже была расстроена. Все это я узнаю.

2 июля. — Опять в гадком, франтовском капоте… Я сделал ей серьезно больно вчера, но она откровенно высказалась, и после маленькой грусти, которую я испытал, все прошло… Очень мила.

10 июля. — В. очень мила, и наши отношения легки и приятны.

12 июля. — В. была лучше, чем когда-нибудь, но фривольность и отсутствие внимания ко всему серьезному — ужасающие. Я боюсь, это такой характер, который даже детей не может любить. Повел день, однако, очень приятно.

25 июля. — В. первый раз застал „без платьев“, как говорит Сережа. Она в десять раз лучше, главное, естественна… Кажется, она деятельно-любящая натура. Провел вечер счастливо.

28 июля. — Странно, что В. начинает мне нравиться, как женщина, тогда как прежде, как женщина именно, она была мне отвратительна.

30 июля. — В. совсем в неглиже. Не понравилась очень.

31 июля. — В., кажется, просто глупа.

1 августа. — В. была в конфузном состоянии духа и жестоко аффектирована и глупа.

10 августа. — Мы с В. говорили о женитьбе, она не глупа и необыкновенно добра.

12 августа. — Она была необыкновенно проста и мила. Желал бы я знать, вл[юблен] ли, или н[ет].

16 августа. — Все эти дни все больше и больше подумываю о Валериньке.

4 сентября. — О В. думаю очень приятно.

24 сентября — В. мне противна.

26 сентября. — Мила, но ограничена и фютильна невозможно.

28 сентября. — Нравилась мне вечером.

29 сентября. — В. неспособна ни к какой практической, ни к умственной жизни… В первый раз испытываю к ней что-то вроде чувства.

1 октября. — Ничего не делал, но, слава Богу, меньше думал о В.

Я не влюблен, но эта связь будет навсегда играть большую роль в моей жизни. А что, ежели я не знал еще любви, тогда, судя по тому маленькому началу, которое я чувствую теперь, я испытаю с ужасной силой. Не дай Бог, чтоб это было к В. Она страшно пуста, без правил и холодна, как лед.

8 октября. — Не могу не колоть В. Это уж привычка, но не чувство.

Она только для меня неприятное воспоминание.

19 октября. — Я решительно не имею к ней никакого [чувства].

24 октября. — В. была прелестна, я почти влюблен в нее».

Стив:

— Все, перерыв кончился! Давайте работать!

Чак:

— Эйч-Си!

Стив:

— Что?

Чак:

— Я про текст. HC. Hard case. Тяжелый случай!

Мы намеренно посвятили дневнику Льва Толстого так много времени. Речь не идет о «больном человеке», а о «нашем всем» в литературе, нашем правиле, которое мы воспринимали без фильтра и учились по его романам именно такому реагированию. Почему? Потому что сами такие же.

Амбивалентность — сродни болезни. Она подтачивает психику изнутри. Она не дает правильно и согласованно работать архетипам. Она противопоставляет один архетип другому, заставляя человека «качаться на дьявольских качелях» — от одного полюса к другому. В поведении это проявляется как переменчивость настроя: ТО человек рационален и сух, ТО вдруг полностью погружен в эмоции, ТО он полон надежд — и ВОТ, охвачен отчаянием, ТО он — святой, а ТО — дикий зверь.

К слову сказать, не мы одни такие. Греки были удивительно цельным народом, но их история явила нам пример удивительных проявлений — в одно время они создают прекрасные статуи, в другое — превосходят варваров жестокостью, любят и боготворят кого-то, и тут же изгоняют его же, если не лишают жизни.

Приведенная параллель с греками помогает нам понять собственную природу и указывает на очень важную черту характера «одержимого» амбивалентностью: это нечто, что заставляет человека идти до самого края, до сути, и только потом возвращаться в точку равновесия. Собственно, без того, чтобы максимально отклониться, человеку и не вернуться к равновесию, и он это понимает. Как следствие очень больших отклонений — можно наблюдать в характере амбивалентного человека сильную искушенность, глубокое понимание ситуации и людей, сильно развитое стремление выделиться, творить, управлять. Когда человек с подобным характером совершает зло — он понимает всецело, что это — зло и он максимален в своих проявлениях, когда он творит добро — оно тотально и полно.

Поэтому темные проявления русской души настолько ужасны (не будем приводить здесь примеры, достаточно почитать материалы о Гражданской войне 1918–1922 гг.). И потому русские так самоотверженны в прояснениях своего характера. И потому так верно сравнение русских с низвергнутыми в Тартар Гигантами — и те, и другие не знают меры.

Собственно, отсутствие меры и есть амбивалентность. А кому присуще данное чувство? Чувство меры может происходить из разума или из чувства либо и из того и из другого одновременно. Хорошим примером «разумности» могут служить характеры германских народов, в том числе англичан. Хотя англичане вовсе не так уж однозначны, как те же немцы, вы ведь не станете утверждать, что и те и другие — нерасчетливы, недальновидны, не имеют страсти к планированию, упорядочению своей жизни и жизни окружающих.