Тельняшка для киборга - Николай Рубан

- Ну, что. Технология этого дела простая, - тоном усталого ветерана начал он делиться боевым опытом, - Будешь смывать говно - все сразу не смывай, ты частями, частями: а то забьется - затрахаешься пробивать. Потом берешь кирпич вон там, в загашнике, фигачишь его гантелей в порошок. И этим порошком херачишь все очки, чтоб горели, ясно? Ну и чтоб все остальное чисто было, - махнул он рукой, - Э, еще дежурный с доклада вернется заинструктирует. Давай, короче, начинай помаленьку - времени много, вся ночь впереди... - и он удалился в умывальник походкой, исполненной достоинства: умывальник - это уже ранг повыше, почетнее...

В умывальнике он уютно устроился на широком подоконнике, со вкусом раскурил заначенный "бычок" и предался глубокомысленным размышлениям на тему: какая падла скоммуниздила шланг, каковым было так удобно отмывать плиточный пол? И сколько теперь уйдет времени на то, чтобы проделать эту работу с помощью ведра и тряпки? О ждущих чистки двадцати раковинах с кранами он суеверно старался не думать. Сидеть на подоконнике было славно, покойно. Мягким текучим свинцом наливались веки, чугунела голова. Окурок выскользнул из ослабевших пальцев и прощально пшикнул на мокром полу. Да и хрен с ним... С бычком этим...

- Сергей! - кафельные стены гулко отразили негромкий голос Ауриньша, Они не горят...

- А? Чего? - вскинулся Цунь и помотал головой, просыпаясь, - Чего не горит?

- Очки не горят, - виновато пояснил Маргус, тиская мокрую тряпку, - У меня не получается...

- "Не получа-ается"... - презрительно протянул Цунь, слезая с подоконника, - У всех получается, только у него одного не получается! Интеллигент хренов. Пошли, покажу, фиг с тобой. Наберут детей в армию... - с удовольствием проворчал он, шагая к туалету и скрылся за дверью.

- С-сука! - донесся вдруг из-за двери его сдавленный стон. Маргус кинулся следом.

- Сергей, что случилось?

- Что случилось?! Ты что, блин - в натуре дурак, или прикидываешься?! Серегин взгляд беспомощно метался:

- по белоснежным, словно только что с завода, фаянсовым изделиям;

- по лучившимся хирургической чистотой кафельным стенам и плиточному полу;

- по вымытым (!) стеклам и свежевыкрашенным (!!) рамам и кабинкам.

Даже запах теперь здесь витал - отнюдь не сортирный. Такой запах вполне подошел бы для новенькой квартирки сказочных молодоженов. Чистотой пахло, свежестью и только что законченным, любовно сделанным ремонтом.

- И сколько же ты тут мудохался? - тоскливо глянул на часы Колдин. Небось, подъем скоро... Не понял. Даже часа не прошло. Часы встали, что ли?

- Ты сказал: чтоб чисто было, и я сделал, - осторожно проговорил Маргус, - Плохо, да?

- А краску-то ты где откопал, чмо ты дюралевое? - продолжал горевать Цунь.

- Там, в "загашнике". Под тряпками нашел. Я подумал - окна тоже покрасить хорошо, они совсем некрасивые стали, - оправдывался бедный киборг, - А очки не горят. Я сколько ни пробовал - никак.

- А как ты пробовал? - начал приходить в себя Колдин, - Покажи!

- Вот, смотри... - склонился над унитазом Ауриньш, - Как ты сказал...

Он сыпанул на мокрый фаянс пригоршню кирпичного порошка и принялся стремительно растирать его тряпкой, свернутой тугим жгутом. Впрочем, "стремительно" - не то слово. Рука киборга двигалась с такой скоростью, что казалась размытой. Запахло горелым.

- Вот, - остановился Маргус, - тряпка гореть начинает, а очки - нет. Только в одном месте чуть-чуть оплавилось, и все. Я не знаю, как сделать...

- Ладно, угомонись, - вздохнул Цунь, - И так сойдет...

Маргус выбросил обугленную тряпку в мусорный ящик с кривоватой надписью "Make me empty", ополоснул унитаз, вмиг засиявший снежной белизной и осторожно спросил:

- Сергей... А почему ты рассердился?

- Почему, почему... По кочану, блин! Ты что - не врубаешься?!

- Нет... Не врубаюсь.

- Ну ептыть, Маргус!.. Сейчас дежурный глянет на твое очко и на мой умывальник, и что? Задерет меня по самые помидоры! Скажет: чтоб так же было! Да я же сдохну в этом умывальнике... - всхлипнул Цунь от жалости к себе.

- А ты разве так не сможешь? - искренне удивился Маргус.

- Да я же не железный, как некоторые! - Цунь уже готов был дать в морду этому недоумку.

- Ну... если разрешишь, я могу тебе помочь, - нерешительно предложил Ауриньш, - Это не будет являться нарушением дисциплины?

- Не будет являться, - быстро успокоился Цунь, - Ладно, уговорил. Короче, смотри, что тут сделать надо...

Полчаса спустя Цунь скромно, но с достоинством доложил дежурному по роте о том, что порядок на вверенных объектах наведен.

- Че-го?! - оторопел от такой наглости дежурный, - Ты? Мне? Хочешь сказать? Что уже все отхерачили?!

- Так точно, товарищ сержант, - ответствовал Колдин тоном Курчатова, докладывающего Сталину о создании атомной бомбы, - Все сделано, разрешите представить?

- Ах ты, мой хороший! - расплылся в каннибальской улыбке сержант, - Ну, идем, солнышко, идем... - и, облизываясь, дежурный проследовал в санузел, предвкушая скорую расправу над оборзевшей салажней. Цунь скромно шагал следом - а что такого, ничего особенного, ну, навели порядок, подумаешь...

Из санузла сержант выплыл с отвисшей челюстью и воззрился на дневальных растерянным взглядом.

- Ну ни хера себе вы гиганты! - наконец, выдохнул он.

Колдин скромно сиял. Ауриньш соображал: хвалит их дежурный, или наоборот?

- Так, я не понял - почему порядок не наводится? - возник из коридора старшина, страдающий ранней бессонницей.

- Да уже навели, в общем, - быстро вышел сержант из ступора, - Я проверил: кое-где еще недостатки устранят, а так - ничо, потянет.

- Д-да? - язвительно глянул на него Фомин. Дескать, добер ты больно, сержант, дешевый авторитет хочешь заработать у желторотиков...

С этой мыслью он шагнул в туалет. Да там ее и оставил. Но все же самообладание у Фомы было, чего говорить.

- Ну что, студенты - будем считать, реабилитировались, - снисходительно изрек он, - Бардака еще много оставили, но вообще стараетесь, вижу.

- Так требую же! - весело возмутился дежурный. Дескать, успех подчиненного - в первую очередь заслуга командира.

- А как же, - тонко ухмыльнулся Фомин, - У успеха отцов до фига, знаем... Ауриньш!

- Я! - вытянулся Маргус.

- Первый раз в наряде?

- Так точно.

- Внеочередное увольнение тебе от меня, молодец.

- Ну дык ептыть, моя же школа, товарищ старшина! - нагло встрял Цунь. Каким-то образом он уже начал просекать, что скромность и карьера - понятия несовместимые.

- А тебе еще надо наряд до конца дотащить без залетов, понятно? Ладно, если до смены все у вас будет нормально - оба в субботу в город пойдете. Завтра перед строем объявим.

И, не сговариваясь, чумазые и пованивающие тем, чем должны пованивать дневальные после уборки сортира, парни вытянулись и гаркнули искренне и вдохновенно:

- Служим! Советскому! Союзу!

Глава 5. Кабальеро

Надо представлять себе, что такое увольнение для первокурсника девятой роты. По уставу разрешается отпускать в увольнение одновременно не более трети личного состава подразделения. В роте четыре курса. Вопрос: кто больше нуждается в увольнении? Старшекурсник, которому и... ну, скажем, в библиотеку сходить надо - для курсовой работы материал подобрать, и невесту присмотреть пора - выпуск не за горами, и к относительно вольной офицерской жизни пора уже помаленьку привыкать, да и вообще - он что, в свое время в казарме не насиделся? Или балбес-первокурсник, который в город ходит только для того, чтобы в пельменной пожрать до отвала (будто его, паразита, в училище не кормят!), да по своей лопоухости попасться патрулю с нарушением формы одежды или с кружкой пива в тощей лапке - обеспечив тем самым командира внеплановым клистиром? Поэтому в увольнение заслуженно ходят преимущественно старшекурсники, отдавая желторотикам на растерзание свой ужин - они и тому несказанно рады. Словом, легче представить бомжа в "кадиллаке", чем первокурсника девятой роты в увольнении.

Можно себе представить, к а к готовились Цунь с Маргусом к этому событию. "Войну и мир" читали? Сборы Наташи Ростовой на первый бал помните? Так вот ерунда эти сборы по сравнению с подготовкой первокурсника к увольнению.

... До построения увольняемых еще полчаса, а два счастливчика уже тихо сияют, не смея присесть, дабы не помять парадных брюк, отутюженных до фанерной твердости. Цунь одолжил у кого только можно кучу значков, расторговав свое масло на две недели вперед и самодовольно косился на грудь, увешанную наградами, почти как у генсека-бровеносца. Китель Маргуса был девственно чист.

- Ну ты ваще, Марик! - критически оглядел его Колдин, - Что, ни одного знака найти не смог?

- А зачем? - не понял Ауриньш, - Мне еще ничего не давали.

- Уй, да ладно! Офигенно честный, что ли? - поморщился Цунь, - На вот, хоть моего "разника" нацепи! - он великодушно достал из тумбочки свой знак парашютиста со скромной единичкой на подвеске (себе он уже привинтил почетный знак "парашютист-отличник" с накладной цифрой "50", одолженный у Мамонта за две пайки масла и воскресные яйца).