Ужас в музее - Хазл Хилд

- Кто здесь? Кто ходит?

Ответа не последовало, между тем как шарканье продолжалось. Джонс не решался признаться, какая из двух возможностей больше пугает его: включить фонарик и увидеть пустоту или оставаться в темноте, наедине с подкрадывающимся к нему животным? Спазмы мешали вздохнуть, дрожащие пальцы ощупывали кнопку фонарика. Напряжение окружавшего мрака усилилось настолько, что молчание стало невыносимо, и он снова выкрикнул: "Стой! Кто здесь?" - после чего включил спасительный фонарик. В следующее мгновение, пораженный увиденным, он выронил его и закричал, не в силах остановиться.

Прямо из темноты на него надвигалась отвратительная тварь, похожая одновременно на насекомое и обезьяну. Шкура свободно болталась на костяке, свисая омерзительными складками; морщинистая голова с мертвыми глазами пьяно покачивалась из стороны в сторону при каждом шаге. Передние лапы с широко расставленными когтями протянулись вперед, и все тело напряглось, как перед прыжком, несмотря на полное отсутствие выражения на лице твари. После испуганных криков в наступившей затем темноте чудовище сосредоточенно подобралось и прыгнуло, обрушившись всей тяжестью на Джонса. Не последовало даже слабого сопротивления, ибо нападение лишило последних сил несчастную жертву.

Обморок Джонса длился не больше нескольких секунд, потому что жуткая тварь проворно волочила его в темноте, когда он начал приходить в чувство. Ясность мысли ему вернули звуки, которые издавало чудовище, вернее, голос, которым оно издавало их. Голос принадлежал человеку и был удивительно знаком. Лишь одно живое существо могло скрываться за хриплыми выкриками, воспевающими подземный ужас.

- Йа! Йа! - ревело чудовище. - Я иду, о Ран-Тегот, иду с приношением! Ты долго ждал и отказывал себе в пище, но вот я несу обещанное. И даже больше того, ибо вместо Орабоны тебе достался один из всезнаек, которые сомневаются в Тебе. Ты сокрушишь и осушишь его - и станешь сильнее! Люди будут восхищаться его останками, как памятником твоей славе. Ран-Тегот, безмерный и непреклонный, я твой послушный раб и первосвященник. Ты голоден, и я несу тебе жертву. Ты подаешь знак, и я исполняю его. Ты напитаешься кровью и напитаешь меня своей властью, о Ран-Тегот! Йа! Шабх-Нигротт! Божество с тысячей ртов!

В одно мгновение все ужасы ночи, как сброшенный плащ, слетели с Джонса. Он снова владел своими чувствами, ибо знал, сколь земная и вполне материальная опасность угрожает ему. Вместо сказочного монстра на него напал кровожадный безумец. Это был Роджерс, одетый в кошмарную шкуру и готовый принести жертву дьявольскому божеству, вылепленному из воска. Очевидно, он проник в мастерскую через внутренний двор, облачился в приготовленный костюм и вышел в вал, чтобы схватить объятую ужасом жертву. Сила безумца была поразительна, и только стремительные действия могли помешать ему выполнить задуманное. Рассчитывая на уверенность Роджерса в бессознательном состоянии жертвы, Джонс решил напасть неожиданно, пока хватка противника ослаблена. Толчок поясницы о порог возвестил о том, что они уже в погруженной во мрак мастерской.

С силой, удесятеренной смертельным страхом, Джонс резко рванулся, высвобождаясь из рук изумленного маньяка; в следующую секунду после удачного броска он сжимал руками скрытое омерзительной шкурой горло противника. Роджерс немедленно обхватил его снова, и они молча сцепились в отчаянной схватке. Атлетическая подготовка Джонса, без сомнения, была его единственным спасением, потому что, лишенный самых элементарных представлений о чести и об инстинкте самосохранения, Роджерс дрался как машина бездумного разрушения.

Гортанные крики время от времени сопровождали схватку. В потоках крови, среди клочьев одежды Джонс наконец нащупал горло безумца, не защищенное его чудовищным костюмом. Он молча защищал свою жизнь. Роджерс лягался, хитрил, бодался, кусался, царапался и плевался, находя при этом силы выкрикивать бессмысленные заклинания, по большей части обращенные к "Нему", или к Ран-Теготу. Для истощенных нервов Джонса эти крики казались отголосками демонического хохота, бушевавшего в бесконечных просторах вселенной. Изнемогая от ярости, противники катались по полу, опрокидывая скамьи, ударяясь о стены и кирпичное основание установленной посреди комнаты печи. Надежды на спасение почти не оставалось, когда в судьбу Джонса вмешался случай. Неожиданный удар коленом в грудь безумца остановил схватку: тело Роджерса обмякло, и мгновение спустя Джонс понял, что победил.

Пошатываясь, он поднялся на ноги и проковылял вдоль стены в поисках выключателя. Свободной рукой он волочил за собой безвольное тело противника, опасаясь внезапного нападения, если безумец придет в чувство. В распределительном щите нашелся нужный переключатель, и тусклая лампочка под сводом осветила беспорядочную обстановку. Ремнями и веревками, оказавшимися под рукой, Джонс принялся связывать Роджерса. Свалившаяся с хозяина музея шкура -вернее, клочья, которые остались от нее, - была сделана из необычного сорта кожи. От прикосновения к ней у Джонса пробежали мурашки по спине; странная затхлость исходила из морщинистых складок. В пиджаке Роджерса отыскалась связка ключей, которую усталый победитель немедленно забрал себе в качестве награды. Окна в мастерской наглухо закрывали шторы, и он не стал открывать их.

Смыв под умывальником кровь после поединка, Джонс выбрал самое скромное и благопристойное из одежды на костюмной вешалке и переоделся. Дверь во двор оказалась защелкнутой на пружинный замок, открыть который изнутри можно было простым нажатием кнопки. Связку ключей, однако, Джонс оставил себе, чтобы избежать затруднений по возвращении с помощью из психиатрической клиники. В музее не было телефона - следовало найти ночной бар или аптеку, чтобы позвонить. Он уже открывал дверь, когда в спину ему понесся поток угроз из противоположного конца комнаты. Роджерс, чьи видимые повреждения ограничивались глубокой царапиной на левой щеке, пришел в сознание.

- Глупец! Вырожденец Норт-Йида! Зловоние Кейтуна! Сын псов, что воют на дне Азатта! Твоя жертва сделала бы тебя бессмертным, но ты недостоин ее! Берегись - ибо Он голоден! Орабона, этот вероломный пес, собирался предать меня, и я выбрал тебя. Но и ты уподобился псу, кусающему длань, которая его кормит! Теперь берегитесь оба, ибо Он не простит смерти своего жреца!

Йа! Йа! Мщение близко! Разве тебе не хочется застыть в бессмертии? Взгляни на печь: пламя ждет, чтобы вспыхнуть, а чан полон воска. Я сделаю из тебя новое изваяние. Хей! Ты не верил, что мои фигуры сделаны не из воска, но сам станешь одной из них! Печь готова! Когда Он насытится и ты станешь похож на пса, остов которого ты видел сегодня, я дарую тебе бессмертие, Йа! Воск сделает из тебя шедевр. Разве не ты говорил, что я великий художник? Воск в каждой поре... в каждом квадратном дюйме твоего тела! Йа! Йа! И восхищенный мир будет смотреть на твой изуродованный труп и поражаться моему гению! Хей! Орабона будет вторым, а за ним уйдут остальные - на процветание моего воскового семейства!