Галич Александр - Александр Аркадьевич Галич

ему лучше б над речкою.

Чем над этой пучиной морской.

Ой, ты море, море, море, море Чёрное,

Ты какое-то верчёное-кручёное!

Ты ведёшь себя не по правилам,

То ты Каином, а то ты Авелем!

Помилуй мя, Господи, помилуй мя!

И по пляжу, где б под вечер по двое,

Брёл один он, задумчив и хмур.

Это Чёрное, вздорное, подлое.

Позволяет себе чересчур!

Волны катятся, чёртовы бестии,

Не желают режим понимать!

Если б не был он нынче на пенсии,

Показал бы им кузькину мать!

Ой, ты море, море, море, море Чёрное,

Не подследственное, жаль, не заключённое!

На Инту б тебя свёл за дело я,

Ты б из чёрного стало белое!

Помилуй мя, Господи, помилуй мя!

И в гостинице странную, страшную

Намечтал он спросонья мечту —

Будто Чёрное море под стражею

По этапу пригнали в Инту.

И блаженней блаженного во Христе,

Раскурив сигаретку «Маяк»,

Он глядит, как ребятушки-вохровцы

Загоняют стихию в барак!

Ой, ты море, море, море, море Чёрное,

Ты теперь мне по закону поручённое!

А мы обучены, бля, этой химии —

Обращению со стихиями!

Помилуй мя, Господи, помилуй мя!

И лежал он с блаженной улыбкою,

Даже скулы улыбка свела…

Но, должно быть, последней уликою

Та улыбка для смерти была.

И не встал он ни утром, ни к вечеру,

Коридорный сходил за врачом,

Коридорная Божию свечечку

Над счастливым зажгла палачом…

И шумело море, море, море Чёрное,

Море вольное, никем не приручённое,

И вело себя не по правилам —

И было Каином, и было Авелем!

Помилуй мя, Господи, в последний раз!

<1963?>

Больничная цыганочка

«…Должен сказать, что, когда я прочёл удивительную, прекрасную повесть Георгия Владимова «Верный Руслан», я подумал, что ведь, собственно говоря, вот эту песню — «Больничная цыганочка» — можно было бы назвать «Верным Русланом». Это история о людях с совершенно искалеченной, парадоксальной психологией, которая возможна только в тех парадоксальных, невероятных условиях, в которых существуют наши люди» (из передачи радио «Свобода» от 7 сентября 1975 года).

_____

А начальник всё спьяну о Сталине,

Всё хватает баранку рукой…

А потом нас, конечно, доставили

Санитары в приёмный покой.

Сняли брюки с меня и кожаночку,

Всё моё покидали в мешок

И прислали Марусю-хожалочку,

Чтоб дала мне живой порошок.

А я твердил, что я здоров,

А если ж печки-лавочки,

То в этом лучшем из миров

Мне всё давно до лампочки,

Мне всё равно, мне всё давно

До лампочки!

Вот лежу я на койке, как чайничек,

Злая смерть надо мною кружит,

А начальничек мой, а начальничек,

Он в отдельной палате лежит!

Ему нянечка шторку повесила,

Создают персональный уют!

Водят к гаду еврея-профессора,

Передачи из дома дают.

А там икра, а там вино,

И сыр, и печки-лавочки!

А мне — больничное говно,

Хоть это и до лампочки!

Хоть всё равно мне всё давно

До лампочки!

Я с обеда для сестрина мальчика

Граммов сто отолью киселю:

У меня ж ни кола, ни калачика —

Я с начальством харчи не делю!

Я возил его, падлу, на «Чаечке»,

И к Маргошке возил, и в Фили…

Ой вы добрые люди, начальнички,

Соль и слава родимой земли!

Не то он зав, не то он зам,

Не то он печки-лавочки!

А что мне зам?! Я сам с усам,

И мне чины до лампочки!

Мне все чины — до ветчины,

До лампочки!

Надеваю я утром пижамочку,

Выхожу покурить в туалет

И встречаю Марусю-хожалочку:

— Сколько зим, — говорю, — сколько лет!

Доложи, — говорю, — обстановочку!

А она отвечает не в такт:

— Твой начальничек дал упаковочку —

У него получился инфаркт!

Во всех больничных корпусах

И шум, и печки-лавочки…

А я стою — темно в глазах,

И как-то всё до лампочки!

И как-то вдруг мне всё вокруг

До лампочки…

Да, конечно, гражданка — гражданочкой,

Но когда воевали, братва,

Мы ж с ним вместе под этой кожаночкой

Ночевали не раз и не два.

И тянули спиртягу из чайника,

Под обстрел загорали в пути…

Нет, ребята, такого начальника

Мне, наверно, уже не найти!

Не слезы это, а капель…

И всё, и печки-лавочки!

И мне теперь, мне всё теперь

Фактически до лампочки…

Мне всё теперь, мне всё теперь

До лампочки!

<1963?>

Красный треугольник

…Ой, ну что ж тут говорить,

что ж тут спрашивать?

Вот стою я перед вами, словно голенький.

Да, я с Нинулькою гулял с тёти-Пашиной,

И в «Пекин» её водил, и в Сокольники.

Поясок ей подарил поролоновый

И в палату с ней ходил в Грановитую.

А жена моя, товарищ Парамонова,