Сталинский маршрут - Валерий Чкалов

До сих пор маршруты всех рекордных полетов по прямой, как правило, проходили по самым благоприятным трассам. При аварии самолета или при неблагоприятных метеорологических условиях вынужденная посадка не грозила никакими опасностями. Возьмем, например, рекордный перелет Кодоса и Росси. Они летели над местностями, изобилующими населенными пунктами и радиостанциями. Они пролетали море на тех участках, где часто встречаются пароходы.

Трассы выбирались в зависимости от климатических условий. Так, трассы перелетов из Парижа всегда направляются на восток или юго-восток. Это объясняется тем, что в этих районах хорошие условия погоды подкрепляются наличием попутных ветров.

Нечего говорить о полетах на дальность по замкнутому кругу или по кривой линии. В этих случаях участки выбирают наиболее благоприятные в отношении ориентировки и метеорологических условий.

Так как наш полет прежде всего ставил задачу доказать практическую возможность сообщения по воздуху между СССР и Америкой по кратчайшему пути, то мы не выбирали себе легкой трассы. Времени же для подготовки было крайне мало…

МЫ ЛЕТИМ В АМЕРИКУ

Наш перелет, протяжением в 9605 километров, пройдет по трассе, которая в недалеком будущем может стать трассой почтово-пассажирских воздушных рейсов между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки.

Тяжел путь. Но разве легко было лететь нам в прошлом году? Самолет дважды обледеневал. Циклоны трепали машину и бросали ее из стороны в сторону. Туманы затрудняли полет. Но все же, где бы ни летел самолет, какую бы часть пути ни проходил, стояла ли июльская жара или был арктический холод, наша машина уверенно шла вперед, четко и бесперебойно работал мотор. Несколько раз во время полета случалось, что козырьки и носки крыльев покрывались льдом. Лед был чрезвычайно опасным врагом. Чтобы избежать обледенения, мы опускались ниже, «оттаивали» и снова поднимались на высоту. Так повторялось неоднократно. Это была тяжелая борьба. Такую же борьбу, а может быть, и еще большую, нам предстояло испытать в новом перелете. Но мы были уверены в победе. Мы были уверены в материальной части…

Перед отлетом все наши метеорологи предсказывали нам плохую погоду. Они указывали на циклоны у Кольского полуострова, у Земли Франца-Иосифа, на Северном полюсе и в Канаде. Четыре циклона!

Мне, как командиру экипажа, было предоставлено право решать. Я обратился к Байдукову и Белякову. Оба они, не раздумывая, согласились лететь. И на рассвете 18 июня мы полетели.

В эту ночь авиационный городок не спал. Шли последние приготовления к вылету нашего самолета. Мощные прожекторы освещают широкую бетонную дорожку. Через пару часов с этой дорожки мы возьмем старт.

Не спится в такую ночь. Без двадцати минут два мы уже бодрствовали. Час ушел на переодевание, утренний завтрак. Когда я вышел из комнаты, навстречу мне двинулась армия журналистов, фоторепортеров. Им и подавно не спалось.

Мы отправили в газету «Правда» телеграмму, адресованную всему советскому народу:

«Дорогие товарищи, наши соотечественники! Улетая из Москвы, мы всеми своими чувствами, всем сердцем с вами, наши братья и сестры. Экипаж самолета «АНТ-25» летит, полный уверенности в том, что с честью выполнит задание нашей великой Родины и Сталинский маршрут будет продолжен.

Советское правительство и партия доверили мам решение большой авиационной задачи: исследовать кратчайший воздушный путь между Советским Союзом и США.

Наш путь проходит через Северный полюс, где славные советские летчики и полярники, мужественные сыны нашего великого народа, подняли непобедимое знамя Страны Советов.

В мыслях о Родине, о Сталине мы будем черпать силы, отвагу и решимость.

Покидая Москву, мы передаем через «Правду» горячий привет нашим друзьям и товарищам, миллионам советских граждан.

В. Чкалов Г. Байдуков А. Беляков

Щелковский аэродром, 18 июня 1937 г.».

Спортивные комиссары тщательно запломбировали бензиновые и масляные баки, барографы.

Наступила минута прощания. Я докурил свою папиросу, простился с друзьями и полез в самолет. Байдуков и Беляков были уже в машине.

На востоке горит ярким пламенем заря. Вот-вот взойдет солнце.

Красная ракета взвивается к небу: «Самолет готов!» Теперь на горке никого, кроме нас. Все провожающие уже на противоположном конце дорожки, за полтора километра от нас.

3 часа 50 минут. Взвивается вторая ракета: «Прошу старта!»

4 часа. Сигнальной ракетой нам отвечают: «Путь свободен!» В последний раз пробую на земле мотор. Работает безотказно. Еще пять минут, и в воздух взвивается белая ракета: «Старт дан!»

Я пустил самолет по бетонной дорожке. Начался самый трудный, самый сложный и, вместе с тем, самый короткий этап перелета; нужно оторвать тяжело нагруженную машину от земли. Ревущий на полных оборотах мотор понес самолет. Теперь только бы не свернуть. С каждой секундой самолет набирает скорость. Последний привет рукой в сторону провожающих, и я отрываю самолет от земли. Подпрыгнув раз-другой, машина остается висеть в воздухе. Байдуков убирает шасси. Мелькают ангары, затем Щелково, его фабричные трубы.

Мы летим. Внизу леса, поля, реки.

Утро. Страна просыпается…

Белякову по графику первые четыре часа нужно отдыхать. Обязанности штурмана и радиста возложены на Байдукова. Началась первая вахта.

Мотор ревет, работая на полную мощность. Солнце уже высоко поднялось и начинает слепить глаза. Внизу густой туман ложится по лощинам. Проходит час, полтора. Нас все еще провожают в воздухе двухмоторный самолет и другой, поменьше, скоростной. Но вскоре и они, приветливо качнув крыльями, исчезли. Прошли Череповец. Высота 1 200 метров. Беляков проснулся раньше срока. О чем-то говорит с Егором. Слышу их плохо. В кабине непрерывная песня мотора. Саша сменяет Байдукова. Через четыре часа Байдуков сменит меня. Захотелось курить. Крикнул Байдукову. Гляжу, через пару минут он затягивается и сует курево мне. Как приятен табак в эти минуты!

Попросил подкачать масла. Масломер показывает только 80 килограммов. Байдуков ретиво взялся за эту операцию. Через несколько минут Беляков поднял тревогу: на полу появилось масло.

– Бьет откуда-то! – крикнул Саша.

Вскоре весь пол был залит маслом.

Неужели что-нибудь лопнуло? Не может быть, даже не верится. Что делать? Решаю – откачать обратно. Байдуков и эту операцию выполнил на «отлично». Потоки в кабине уменьшились, а вскоре и вовсе прекратились. Стало ясно, что масло шло из дренажа. Значит, больше перекачивать не нужно.

Все успокоились. Высота 2 000 метров. Идем по графику. Бензин расходуется нормально. Байдуков уснул, закутав ноги спальным мешком. Беляков копошится у радиостанции. Прошел еще один час.

Скоро мне сменяться. Я уже восемь часов просидел за штурвалом. Впереди еще много тяжелых невзгод. Нужно сохранить силы. Разбудил Егора. Ему не очень хотелось просыпаться, но я уже откинул заднюю спинку и ждал, когда он займет мое место. Но вот он перекинул ноги на управление. Делать это приходилось из-за тесноты весьма искусно. Я свободен. Правда, относительно. Каждую минуту нужно быть наготове. Прилег, закурил трубку. Беляков передает в Москву наши координаты. Вдруг неистовый крик Егора. Что такое, в чем дело? Вскочил, смотрю – на стекле и крыльях лед. Мотор затрясся, стал вибрировать.

– Давай скорее давление на антиобледенитель! – закричал Егор.

Я начал качать насосом. Егор открыл капельник, и солидная струя спиртовой жидкости быстро очистила винт ото льда. Самолет стал спокойнее.

Оказалось, что самолет попал между двумя слоями облачности и стал обледеневать.

Егор правильно сориентировался, дал полный газ мотору, и самолет медленно, метр за метром набирал высоту: 2200–2300 – 2400–2500 метров. Уже появилось солнце. Конец облачности.

Мы над Баренцевым морем. Внизу мелькнуло какое-то судно. Я укутался потеплее и заснул.

Проснулся от толчков. Это Байдуков просит смены. Пришлось проститься с ложем, спальным мешком и ползти к штурвалу.

Мы уже 13 часов в полете. Высота 3 000 метров. Земли не видно. У Белякова вышел из строя секстант. Куда нас снесло, какой силы ветер– неизвестно. Приняв очередную радиограмму, Беляков уступил свое штурманское место Байдукову и завалился спать.

Начало темнеть. Подступает обещанный еще в Москве циклон. Стало совсем темно. Влево от нас сплошная черная стена. Резко изменив курс, я повел самолет вправо. Но надвигающийся циклон неумолим, он стремительно несет облако вправо, преграждая нам путь. Я стараюсь обойти облачность. Курс на остров Рудольфа. Высота уже 4000 метров. В кабине холодновато. Снаружи температура 24° ниже нуля. Стало не по себе. Отопление включили, а толку мало. Зябнем. Погода все ухудшается и ухудшается.

Подошло время смены. Байдуков ползет ко мне. Сменились. Предлагаю Егору вести самолет вслепую. Сам не ухожу, подкачиваю давление в бачке антиобледенителя.