Исчезновение Дмитрия Астрова - Николай Томан

КТО ЖЕ ПРЕДОТВРАТИЛ АВАРИЮ?

Вернувшись на базу, я встретил в столовой техника Караулова. Он пристально посмотрел мне в глаза и спросил:

— Нет ли каких вестей от Дмитрия Ивановича?

— Есть, — ответил я. — Теперь есть хорошие вести.

Он хотел, видимо, расспросить меня подробнее, но я наскоро поужинал и поспешил в свой домик. Никогда еще я не спал, кажется, так хорошо, как в эту ночь. Утром проснулся со свежей головой, с ощущением бодрости во всем теле. Сразу же после завтрака поспешил в домик Дмитрия. Он оказался закрытым на замок. Я разыскал Бобрикова и попросил у него ключ. Он дал его мне с большой неохотой.

В домике Дмитрия все предметы были в том же положения, в каком я видел их несколько дней назад. Теперь я твердо знал, что мне нужно искать, и методически стал осматривать комнату. Меня не интересовали пока письма и записные книжки его, главное внимание я сосредоточил на чертежах и эскизах, которых в комнате Дмитрия было множество.

Я развернул плотную бумагу, свернутую в рулон, и расстелил ее на столе Дмитрия. Это не был еще чертеж в полном смысле этого слова, а всего лишь беглый набросок карандашом, но в нем легко было узнать план хлопковых полей колхоза «Первое мая», квадратики жилых домов колхозного поселка и особо выделенные общественные здания. Жирными линиями были обозначены озеро и система ирригационных каналов. В центре озера был набросан эскиз моей параболоидной установки, в других местах плана, в соответствии с обстановкой, — остальные солнечные машины нашей энергетической базы.

Я уселся в кресло Дмитрия и долго изучал составленную им схему оборудования колхоза «Первое мая» нашими солнечными машинами. Тут не были еще продуманы все детали, многое намечалось лишь в общих чертах. Чувствовалось, что Дмитрий хотел предложить лишь ориентировочную схему, полагая, видимо, что детали разработают те специалисты по гелиотехнике, машины которых предлагал он вывести на колхозные поля. Астров, очевидно, представлял себе эту работу коллективным творчеством всех сотрудников нашей энергетической базы, и это порадовало меня.

Увидел я совершенно отчетливо и другое. Для меня не оставалось теперь никаких сомнений, что в трактовке Астрова главная роль в гелиоэнергетической базе колхоза «Первое мая» отводилась солнечному параболоиду.

Мне досадно стало, что Сарычев чуть ли не заставил меня поверить, будто уязвленное самолюбие могло толкнуть моего друга на неверный путь. А Митя менее всего, оказывается, думал о себе.

Оторвав глаза от плана, начертанного Митей, я взглянул в окно, собираясь распахнуть его, так как в комнате было душно, и тут увидел прямо перед собой свою параболоидную установку. Зеркальная чаша ее, казалось, была наполнена расплавленным серебром. Иллюзию эту еще более усиливало легкое парение, исходящее от гелиокотла, распростертого над зеркалами на стальных кронштейнах.

Значит, Митя, когда чертил этот план здесь, за этим столом, все время видел солнечный параболоид у себя перед глазами? Значит, когда начался ураган…

Я бросил все и выбежал из Митиного домика.

— Илья Петрович! — крикнул я своему механику, который возился возле параболоида.

Илья Петрович торопливо повернулся в мою сторону, удивленный моим возбужденным голосам и видом.

— Что случилось? — испуганно спросил он.

— Илья Петрович, — еле переводя дыхание, продолжал я, — это вы пустили воду в гелиокотел во время урагана? Знали ведь вы, что я его дефокусировал и перекрыл питательные трубы?

— Как? — удивился Илья Петрович. — Вы разве перекрыли трубы? На базе был аврал. Мы все спасали водонагреватели, и я не видел, как сорвало тормоз параболоида, а когда подбежал, заметил, что котел работает и вода поступает в него нормально. Я успокоился и решил, что снова дефокусировать установку нет смысла, раз тормоз сорван.

В эту минуту я вдруг понял все, что произошло в тот день, когда над энергетической базой пронесся ураган.

Я ВЫСКАЗЫВАЮ СМЕЛУЮ ДОГАДКУ

Запыхавшись, подбежал я к дому Сарычева. У крыльца его стояла незнакомая мне автомашина. Я невольно остановился возле нее и увидел Бобрикова, выносившего из машины чей-то чемодан.

— Иван Иванович, — обратился я к нему, — кто это приехал?

— Матвеев, — коротко и, как показалось мне, недовольно ответил Бобриков, сердито захлопнув дверцу машины.

— Матвеев? — удивился я. — Андрей Ильич?

— Он самый, — буркнул Бобриков, поднимаясь на веранду.

Я обрадовался. Андрей Ильич был заместителем директора нашего института. Он приехал очень кстати. Никто лучше его не смог бы понять меня теперь. Я взбежал на веранду вслед за Бобриковым и постучался.

— Войдите, — послышался низкий, хорошо мне знакомый голос Андрея Ильича. — А, Евгений Николаевич! — воскликнул он, увидев меня. — Присаживайтесь. Вы нужны мне будете.

И, видимо, продолжая прерванный разговор, повернулся к Сарычеву. Вид Антона Кирилловича был необычен. На сухом, аскетическом лице его, всегда таком надменном, появилось теперь выражение виноватости и смятения. Он сидел неподвижно, скрестив на животе руки с худыми длинными пальцами, и смотрел не на Андрея Ильича, а куда-то поверх его головы.

— Выходит, что обманывали нас все это время, товарищ Сарычев? — строго спросил его Андрей Ильич. — Выходит, что вы понятия не имеете, где Астров, а нас уверяли, что он работает и даже успешно завершает модернизацию своих батарей?

Сарычев молчал, опустив голову и глядя теперь куда-то в одну точку на столе.

Андрей Ильич был пожилым, грузным человеком. Он страдал гипертонией, одышкой и многими другими недугами. Врачи рекомендовали ему «избегать нервных нагрузок», но поступок Сарычева так возмутил его, что он еле 'сдерживал себя.

— Исчез куда-то самым таинственным и невероятным образом ваш подчиненный, — продолжал Андрей Ильич, — а вы, вместо того чтобы встревожиться этим обстоятельством, пустились в авантюру, ввели нас в заблуждение. Есть ли у вас догадка какая-нибудь, куда он девался? Ведь живой человек пропал, талантливый ученый.

— Андрей Ильич, — дрогнувшим голосом проговорил я, — позвольте мне рассказать вам, что случилось с Астровым!

Андрей Ильич удивленно посмотрел на меня и лишь молча кивнул в знак согласия.

— Мне удалось, кажется, разгадать тайну, — тихо начал я. — И знаете, почему?

Задав этот вопрос, я помолчал немного, хотя вовсе не ждал ни от кого ответа. Просто захотелось вдруг перевести дух перед тем, как сообщить главное.

— До сих пор мы ведь шли к этой тайне как-то снизу, — продолжал я, глубоко вздохнув. — Видели в этом только отрицательную сторону, полагая, что обида, уязвленное самолюбие всему причина. Но все это не вязалось как-то с характером Дмитрия. Я все время смутно чувствовал это и убедился окончательно, побывав в колхозе имени Первого мая. Тогда все представилось мне совсем в другом свете.