Эпизоды жизни - Сергей Калабухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ненавижу уколы!
Лет двадцать назад я лежал в больнице. Медсестра привела в палату толпу практиканток из медучилища, и те начали учиться на больных «ставить уколы». Парнишка с соседней койки был первым. Встал, приспустил штаны, ждёт. Подходит девочка, трясущейся рукой втыкает парню шприц, тот дёргается от боли (парень, не шприц!). Девка с испугу вытаскивает иглу из задницы и тут же втыкает её снова! Парень ойкает, девка вновь вытаскивает иглу, не сделав укол. Вся палата замерла в ужасе от происходящего.
Парень поворачивается к бледной практикантке, укоризненно смотрит на неё, а потом снисходительно говорит:
— Ладно уж, коли ещё!
Все в палате ржали минут десять, но я решительно настоял, чтобы укол мне делала медсестра, а не практикантка. С тех пор и ненавижу уколы…
Больничные байки
Инфаркт — это очень больно. Не всегда и не у всех, но мне «повезло». Ранее, когда я читал в книгах, что «сердечная боль — самая сильная», как-то сомневался в этом. Особенно, после того, как испытал всю «прелесть» почечной колики от выросшего и сдвинувшегося камня. Однако теперь я точно знаю — книги не врали.
Инфаркт сразил меня около полудня 8 апреля 2017 года. После срочной операции и обязательных суток в реанимации я очутился в палате № 8 кардиологического отделения коломенской больницы. Здесь было всего пять коек, три вдоль одной стены от двери к окну и две вдоль другой. Вместо шестой койки слева от двери стоял квадратный стол, на столе лежала на боку лишняя (шестая) тумбочка, а на тумбочке пылился небольшой куб телевизора марки «Sony». Никто из нас, жильцов палаты, даже не пытался включать этот телевизор, но почему-то царило общее мнение, что тот не работает.
Я был в палате самым молодым — пятьдесят девять лет. Старше всех оказался дед Лёша, ему стукнуло восемьдесят лет. В коломенский кардиоцентр его привезла «Скорая помощь» из Воскресенска. Константин и Николай прибыли из Луховиц. Первому было шестьдесят шесть, второму — семьдесят два года. Мой земляк Андрей так и не раскололся, сколько ему лет, сказал только, что — седьмой десяток. Кстати, где он живёт и работает, Андрей тоже утаил. Странный человек!
Странный человек
Андрей поселился в палате № 8 раньше всех нас. Это был стройный симпатичный мужчина с шапкой коротко стриженых чёрных волос, чисто выбритый и молчаливый. Словом, никогда бы не подумал, что ему уже перевалило за шестьдесят. Природный это был феномен, или Андрей красил волосы, я так и не понял, а спросить постеснялся. И зрение у Андрея было в полном порядке, судя по тому, что он читал газеты, не пользуясь очками или линзами. Опять же, не знаю, повезло ему с глазами, или он сделал соответствующую операцию по коррекции зрения в клинике.
С соседями по палате Андрей практически не общался, на вопросы отвечал уклончиво и неохотно. Словом, нам так и не удалось узнать у него ничего конкретного.
Когда Андрей впервые при мне встал с кровати и пошёл за бутылкой кефира к стоящему в общем коридоре около двери в нашу палату холодильнику, я был поражён. Он двигался мелкими шажками, ощупывая перед собой пол, как это делают слепые, с помощью деревянной палки, до этого неприметно висевшей на спинке его кровати. Мы все лежали в этой палате после операции стентирования. Так называемые «стенты» мне и Николаю ставили через вену правой руки, а Лёше, Косте и, видимо, Андрею — через вену правой ноги. Соответственно Лёша и Костя хромали на правую ногу, а вот Андрей передвигался странной походкой, словно шёл по льду или узкой доске, поочерёдно передвигая ноги вперёд на величину, не превышающую длину ступни.
— Не пойму, какая нога у тебя болит? — спросил я, когда он вернулся и сел на кровать.
— Дело не в ногах, а в голове, — с непонятной улыбкой ответил Андрей. — У меня «паркинсон».
— Что-то не похоже, — усомнился я.
— У меня не обычный «паркинсон», — всё с той же странной улыбкой пояснил Андрей. Он то ли гордился своей «особостью», то ли отгораживался этой маской от проявлений сочувствия или жалости. — Сильная раскоординация движений. Я могу ходить только по прямой. Стоит хоть слегка скосить взгляд в сторону, и я могу упасть.
Андрей налил себе кефира в кружку и начал пить мелкими глотками, всем видом показывая, что тема его необычной болезни исчерпана.
— Странная у тебя палка, — стараясь разговорить молчуна, всё же сказал я.
— Обычная ветка с куском отходящего сучка вверху, — равнодушно ответил Андрей. — Друг из леса принёс.
На этом наш диалог закончился, так как мой странный собеседник, раскрыв давно прочитанную им газету, дал мне понять, что не расположен к дальнейшей беседе.
На следующий день к Андрею пришла жена. Поздоровавшись со всеми, эта седая полная женщина молча выложила из сумки на тумбочку фрукты, бутылки с кефиром и минеральной водой, баночки с домашней пищей и свежие газеты. Так же молча уложила в опустевшую сумку то, что муж ей вернул. Уходить старушка почему-то не спешила, сидела на стуле и вздыхала.
— Что ещё? — с недоумением посмотрел на жену Андрей. — Дома случилось чего?
— Случилось, — наконец решилась та. — Всё равно завтра тебя выписывают, придёшь домой и всё узнаешь. Так вот, чтобы тебя не хватил второй инфаркт, я лучше скажу сейчас, пока врачи рядом. У нас неделю назад в большой комнате часть потолка обвалилась…
— Как это? — вскинулся обычно тихий Андрей. — Лепнина, что ли, отвалилась?
— Да.
— Надеюсь, ты из жилконторы кого-нибудь вызвала? Что они говорят?
— Ничего не говорят, — робко взглянула на мужа женщина. — Да я и не звонила им: всё равно, ведь, никто не придёт…
— Как это, не звонила? — взъярился Андрей. — Надо же было акт составить!
— Так оно ж само упало, — робко возразила ему жена. — Никто ж не виноват…
— Вот дура! — грубо выругался Андрей, добавив пару матерных выражений. — Так и хотите меня поскорее в гроб вогнать. Это ж сколько денег теперь на ремонт надо! Где их брать?
— Не волнуйся, мы уже ремонт почти сделали, к твоему приходу всё закончим. Вчера новые обои поклеили…
— Новые обои? — поразился словам жены Андрей. — Вы что, книжные
