Ватерлиния - Александр Громов

Капрал сопел позади. Свернули раз, другой, третий и добрались до искомого места сложным зигзагом.

– Вон туда, только живо.

– Уж как умею…

Он занес ногу, якобы намереваясь переступить через комингс, и, ухмыльнувшись, поставил обратно.

– Ты что?

– Я раздумал.

На лице капрала явственно читалось желание огреть строптивца побольнее. Но, видно, и это было ему не позволено. Наконец он выругался, вложив в немудреные слова всю закоренелую ненависть полицейского к военному. Филипп с удовольствием прищелкнул языком:

– Красно говоришь, век бы слушал. Между прочим, ты забыл сказать мне спасибо.

– За что?

– Как за что? За выдумку. И мне променаж, и тебе развлечение. Нет? Небось надоело столбом стоять.

Капрал поставил его лицом к коридору и сильно толкнул промеж лопаток.

– Вали обратно, придурок. Не был бы ты важной птицей – узнал бы у меня, что такое развлечение…

В этом как раз можно было не сомневаться. Филиппу не приходилось еще слыхать о судне, на котором команда и корабельная полиция жили бы душа в душу. Особенно на Поплавке. Не одному зеленому офицеру, бывшему курсанту, еще не привыкшему к мысли, что Капля – это совсем не то, что он думал, а пятнадцать лет службы на Капле – совсем не пятнадцать лет спокойного плаванья в земной гидросфере, после закономерного дебоша в баре и конфликта с полицией приходилось лечить почки. Тому же Петру. Зато и полицейским иной раз удавалось нечаянно поскользнуться на палубе и сорваться в океан, причем почему-то особенно часто в тех случаях, когда поблизости замечалась хищная водоросль или облако криля.

Двинуть скованными руками капрала по голове и пойти потребовать объяснений? Подумав, Филипп отверг эту мысль. «Не был бы ты важной птицей…» Тут какое-то глупое недоразумение, точно. Ну так пусть оно разрешится само собой.

Капрал никак не мог замолкнуть – нудно бубнил, держась на шаг позади. Перечислив личные качества Филиппа, пошел по генеалогии его предков. Филипп лишь ухмылялся, не оборачиваясь.

Бездельный тщедушный матрос – как видно, свободный от вахты – торчал в коридоре, подпирая переборку, и дымил разрешенной безникотиновой соломой в решетку регенератора воздуха. Корабельная крыса вышмыгнула из какой-то отдушины справа – настоящая земная крыса, серая. Ища укрытия, зигзагом промчалась по коридору, шмыгнула за угол. Матрос, выпустив кольцо дыма, лениво подставил подножку гнавшемуся за нею андроиду-уборщику – тот, очевидно опытный, ловко перескочил через выставленную ногу.

Оказавшись в каюте, Филипп повалился на койку, разминая натертые наручниками запястья и улыбаясь. В Центре на Сумбаве было полно крыс, особенно в хозблоках, что и понятно. Курсанты устраивали на них облавы по всем правилам тактики, били пищащих тварей швабрами и ножками от стульев, заключали пари на то, кто скольких убьет. И, разумеется, не думали о том, что пройдет год – всего один земной год! – и обыкновенный пасюк начнет вызывать сладкую ностальгию.

Черт с ними, с крысами. Было – и забыто. Филипп посопел, сердясь на себя, отгоняя воспоминания. Что означает этот домашний арест, хотелось бы знать? Ничего не выяснил, зря раздразнил часового…

– Эй, капрал! – наудачу крикнул Филипп. – Давно в походе?

– Не твое собачье дело.

В двери каюты, лязгнув, защелкнулся замок – капрал не хотел случайностей.

– Попросишься ты у меня теперь в гальюн…

А ведь и верно, сообразил Филипп. Интересно, когда у него смена? Он с беспокойством посмотрел на часы.

Ну нельзя быть таким дураком! Нельзя!

До постыдного конфуза не дошло – страж узилища сменился через три часа. Новый часовой, совсем молодой парнишка без нашивок, по-видимому, до полусмерти боялся арестованного, однако без возражений снизошел к просьбе. Улучив удобный момент, Филипп повторил вопрос намеренно равнодушным тоном.

– В походе-то? – озабоченно переспросил парнишка. – Не, сутки всего. А до того на Пятнадцатом контрольном проторчали девять дней. Скучища… – Тут до него начало доходить, и он встрепенулся. – Эй, ты не болтай! Не велено.

Повторять не пришлось – Филипп больше не разговаривал. Он сосредоточенно думал.

…А подумать мне было о чем, точно говорю. Этот нервный парнишка-полицейский сам не понял, какой информацией меня снабдил. Пятнадцатому контрольному, равно как и остальным двадцати трем постам, как раз и полагается находиться в дрейфе между экватором и тропиком, тут вопросов нет. Одного я не подозревал: что он так близко. Сутки экономического хода туда и обратно – расстояние плевое. Выходит, пока я болтался посреди океана, как что-то в проруби, «Черный Баклан» торчал на приколе всего-навсего в тысяче двухстах милях от меня! Что особенно интересно, торчал все девять дней моего дрейфа, ни днем больше, ни днем меньше.

Стоял без движения. А я, простак, выпускал маячки – на таком расстоянии это все равно что по часу в день кричать в ухо. Не услышали? Рассказывайте сказки детям. Надоел я им воплями о помощи, зверели операторы, затыкали уши… Услышали, но не шевельнули и пальцем, чтобы помочь.

Почему?!!

За чужаком из зоны Лиги «Баклан» не гонялся, это точно. Может быть, тактика заключалась в том, чтобы не дать себя обнаружить? Что с пришвартованной субмариной, что без нее, контрольный пост выглядит на гидролокаторе одинаково, мне ли не знать.

Гм. Разумнее было бы утопить чужака, я так считаю. Я бы утопил – до нашей встречи, естественно, и на исправной капсуле. Или он меня. Притом «Баклан» не капсула, а мухобойка для таких насекомых, как этот чужак с А-233, – пришлепнул бы первым залпом. Остается предположить, что они вообще не заметили чужака…

Трудно поверить. Более того: полный бред! Хоть режьте меня, хоть ешьте с хреном, а я не верю! Чужаку просто-напросто дали спокойно уйти, не нервируя его излишне, не наступая на пятки. Иначе он не обнаглел бы настолько, чтобы всплыть рядом с дрейфующей капсулой, которая вполне могла оказаться приманкой…

А если она и была приманкой?

У меня аж пот по спине побежал от такой мысли. Выходит, подставили меня? Ну допустим. Очень похоже. А с какой целью? Вот этого, боюсь, мне никогда не узнать, пути командования неисповедимы… Но попытаться стоит. И главное: почему ловушка не сработала?

Арестов таких, между прочим, тоже не бывает. Ограничение свободы, однако, налицо. Похоже, те, кто все-таки соизволил подобрать в море лейтенанта Альвело, сами толком не знают, что делать с подобранным.

Туман, как за Полярным кругом. Ничего не понять, да и не моего ума это дело.

Тут я себя обозвал по-нехорошему. Перегрелся на солнышке, точно. Как это не моего ума? А чьего же? Кого бросили подыхать посреди океана – не меня? И кто-то за это крепко ответит, или я не я буду. Нашли дурачка. Не знаю пока, кто вы такие, но лучше вам было вовсе меня не подбирать, вот что я вам скажу по секрету.

Подумал так – и вроде как с души отлегло, а все равно больше ничего не придумалось, только мозги заныли от напряжения. Плюнул я и задремать собрался, как вдруг чувствую толчок. Так и есть, швартовка.

Пятнадцатый контрольный – это просто самоходный круглый плот, большая плавучая сковородка посреди океана. Причалы, таможня, флайдром, метеослужба, океанографическая лаборатория, склады, десяток ракетных шахт на всякий случай – все в одной упаковке. Плавает плот медленно, ныряет плохо, но от желтого прилива или, скажем, от тайфуна, пока он еще не тайфун, а тропическая депрессия, уйти способен, благодаря раннему обнаружению, а серьезный гидросейсм – это уже судьба, никуда не денешься и не стоит заранее дергаться. Иные глубинники из погранохраны коротают время на таких плотах в перерывах между патрулированием, иногда по приказу, чаще по собственному выбору – это, как я понимаю, те, кому Поплавок до смерти надоел.

Ну, ждать пришлось недолго – наружу меня не вывели, а вот визитер ко мне явился. Довольно молодой, бледный и весь какой-то вялый, как вышедший наружу глист. Я сразу решил, что он не здешний, а с Поплавка, причем из самой сердцевины – месяцами солнца не видит.

Присел на койку, представился:

– Капитан-лейтенант Андерс, оперативный отдел штаба погранфлотилии. Расскажите, что с вами произошло.

– Дайте бумагу, напишу рапорт.

Он улыбнулся – одними губами. Знаете, как улыбается мертвец? Я до той минуты тоже не знал.

– Разумеется, рапорт вы напишете. Но я прошу вас рассказать просто, своими словами.

Рассказал я ему. И про чужака с А-233 не утаил – сообразил, что нет смысла. Глист слушает и знай себе кивает с такой ленцой, будто сейчас заснет.

– Понятно, – говорит. – Теперь, пожалуйста, изложите еще раз подробности бомбежки.

– Значит, так, – излагаю. – Глубина была восемь тысяч четыреста, словом, в пределах рекомендованного для патрулирования коридора. Сонар ничего постороннего не показывал, помню твердо. Режим цереброуправления отключен не был. Рвануло сначала справа, потом сзади, потом подо мною.