Клятва королевы - К. У. Гортнер

Она была права, мысль о поездке в Авилу меня радовала. Если Беатрис, вне всякого сомнения, ждала мгновенных перемен, вызванных письмом, то я с каждым днем вздыхала все с большим облегчением, полагая, что таковых не предвидится. И тем не менее понимала, что моя подруга терпеть не может однообразия. По мере того как Беатрис выходила из подросткового возраста, превращаясь, вопреки собственному желанию, в красивую молодую женщину, она становилась все беспокойнее, хотя никто из нас не осмеливался сказать об этом вслух. Я слышала, как донья Клара вполголоса говорила донье Эльвире, что девушкам вроде Беатрис нужно раннее замужество, чтобы остудить их чересчур горячую кровь, но Беатрис, казалось, не замечала знаков внимания со стороны мужчин, равнодушно проходила мимо свистевших ей вслед слуг. Вечерами в наших комнатах она со смятением разглядывала свои растущие груди и становящиеся шире бедра — свидетельство того, что вскоре она уже не сможет делать вид, будто женственность над ней не властна.

— Ты могла бы попросить дона Бобадилью взять тебя с собой в город, — предложила я, доставая из седельной корзины завернутые в тряпицу хлеб и сыр, дорожный обед от доньи Клары. — Кажется, донья Эльвира хотела что-то купить. Вчера говорила про ткань для новых платьев и плащей.

— Да, и тогда папа сможет устроить нам невыносимо долгую прогулку вокруг стен Авилы, — ответила Беатрис. — Будто я уже сто раз этого не видела.

Я протянула ей ломоть свежевыпеченного хлеба:

— Хватит дуться. У тебя лицо на кислое яблоко похоже.

При упоминании яблока Канела навострил уши. Я погладила его по шее. Альфонсо прав: хотя мулы и считались лучшими верховыми животными для незамужних девиц, мои дни езды на недоконях безвозвратно закончились.

Скорчив гримасу, Беатрис съела хлеб и сыр, затем наклонилась ко мне и сказала:

— Можешь притворяться как угодно, но я знаю — тебе не меньше моего любопытно, что означает то письмо от короля. Я видела, как ты открывала сундук и заглядывала в него ночью, думая, будто я сплю. Наверняка прочла письмо столько же раз, сколько я видела стены Авилы.

Я потупила взгляд, думая, что сказала бы Беатрис, поведай я ей, какую тревогу на самом деле внушает мне то письмо.

— Конечно, мне интересно, — ответила я, понизив голос, чтобы ехавшая впереди мать меня не услышала. — Но, возможно, король хотел лишь сообщить нам, что королева родила дочь.

— Думаю, да. Но не забывай — сперва его наследником был Альфонсо, и многие утверждают, будто Энрике бесплоден. Возможно, ребенок не его.

— Беатрис! — чересчур громко воскликнула я.

Мать обернулась, и я улыбнулась и быстро сказала:

— Она хочет съесть весь хлеб.

Мать неодобрительно посмотрела на Беатрис.

Как только она отвернулась, я прошипела:

— Как ты можешь такое говорить? Или, еще лучше, где ты вообще такое слышала?

Она пожала плечами:

— Слуги сплетничают. Они ходят на рынок, общаются с торговцами. Если честно, это даже не тайна. Все в Кастилии только об этом и говорят — будто королева родила, чтобы избежать того, что случилось с первой женой Энрике. Или ты забыла — его брак с Бланкой Наваррской распался из-за того, что за пятнадцать лет она так и не смогла родить ребенка? Заявляла, что король ни разу не исполнил супружеского долга, но тот утверждал, будто ему помешало некое колдовство. Так или иначе, супругу отправили прочь, и ее место заняла новая королева из Португалии, которая приходится племянницей твоей матери и знает, что двое детей ее тетушки могут однажды поступить с ней так же, как Энрике поступил с твоей матерью.

Я уставилась на нее:

— Чушь! Никогда не верила пустопорожним слухам и тебе не советую. Скажи честно, Беатрис, что на тебя нашло?

Я отвернулась, глядя на приближающиеся стены Авилы. Впечатляющая стена с восьмьюдесятью восьмью укрепленными башнями, что были возведены столетия назад для защиты Авилы от набегов мавров, змеиным кольцом окружала город. Расположившись на отмеченном огромными валунами каменном утесе, где не росли деревья, Авила сурово смотрела с высоты на провинцию-тезку, и строгие башни ее алькасара и собора, казалось, пронзали лазурное небо.

Несмотря на заявление Беатрис, что все это она уже видела много раз, моя фрейлина приподнялась в седле, на щеках проступил румянец. Я надеялась, что волнение при виде города отвлечет ее от сплетен и рассуждений, которые, подслушай нас кто, не принесли бы нам ничего, кроме вреда.

Проехав через арку ворот, мы направились к северо-восточной окраине города, где находился монастырь. Вокруг шли по своим делам тысячи людей, слышались крики торговцев и грохот повозок по булыжной мостовой. Но я почти ничего не замечала, размышляя над словами Беатрис. Казалось, я не могу убежать от тени, которую надеялась оставить позади, в Аревало.

Настоятельница, предупрежденная заранее о высочайшем визите, встретила нас во дворе монастыря. Пока дон Бобадилья и слуги занимались лошадьми, нас провели в общий зал, где уже ждал обед. Беатрис ела так, будто страшно проголодалась, хотя нам подали всего лишь чечевичную похлебку с кусочками свинины, после чего ушла с доньей Эльвирой, надеясь уговорить отца взять их с собой в город. Я осталась с матерью в часовне. А потом, когда ее величество удалилась побеседовать с настоятельницей, давней подругой, которая заведовала монастырем по королевскому указу, я отправилась побродить по саду.

Меня окружали лимонные и апельсиновые деревья. Несколько монахинь, что молча вспушивали землю, кротко улыбнулись мне, пока я шла по извивающейся тропинке, вдыхая запах розмарина, тимьяна, ромашки и других ароматных трав. Я потеряла чувство времени, грелась в лучах солнца, падавших на ухоженную землю, которая снабжала монахинь почти всем необходимым; им никогда не приходилось покидать благословенные стены. Казалось, будто последних нескольких недель вообще не существовало. Здесь, в Санта-Ане, трудно поверить, что может случиться нечто дурное и в эту мирную обитель вдруг вторгнется внешний мир со всеми его испытаниями и интригами.

Подойдя к стене, что граничила с аккуратными овощными грядками, я взглянула на стоящую рядом церковь и остановилась. Высоко на шпиле виднелось переплетение веток — одинокое гнездо расположилось на головокружительной высоте.

— Аистиха — хорошая мать. Она умеет защитить своих птенцов, — послышался чей-то голос.

Судорожно вздохнув, я повернулась и увидела перед собой до боли знакомое лицо человека, которого никак не ожидала здесь встретить. Вспомнила, как он взял меня на руки и вынес из смертной комнаты отца в ночь…

— Монсеньор архиепископ, — прошептала я и присела в реверансе из уважения к святому сану.

Он улыбнулся, обнажив кривые зубы, никак не подходившие к его румяным щекам, толстым губам и крючковатому носу. Столь же контрастировали его ласковый голос и пронизывающий взгляд.

— Изабелла, дочь моя, как же ты выросла.

Мысли мои лихорадочно сменяли друг друга. Что делает в Санта-Ане архиепископ Каррильо Толедский? Почему он приехал сюда именно тогда, когда здесь оказались мы? Что-то подсказывало мне — о простой случайности не может быть и речи.

— У тебя такой вид, будто ты увидела привидение, — усмехнулся он. — Неужели забыла меня?

— Нет, конечно же нет, — в смятении пробормотала я. — Простите. Я просто… не ожидала вас здесь встретить.

Он наклонил большую голову:

— Почему бы и нет? Архиепископы часто совершают путешествия во благо своих братьев во Христе, а здешние сестры всегда были ко мне добры. К тому же я решил, что лучше будет встретиться с твоей матерью вдали от Аревало. Мы с королевой только что о многом говорили, и, когда я сказал, что хотел бы видеть тебя, она ответила, что ты пошла в сад.

— С моей матерью? — Я уставилась на него. — Она… она знала, что вы будете здесь?

— Конечно. Мы много лет переписываемся. Она постоянно сообщает мне об успехах твоего брата и твоих собственных. Кстати, я удивлен, что ты одна. Где дочь Бобадильи?

Архиепископ огляделся вокруг, взмахнув алой мантией с белым крестом, приложил руку ко лбу. Работавшие в саду монахини тайком ускользнули, и теперь, когда остались только я и он, мне показалось, будто воздух наполнился острым запахом шерсти, пота, лошадей и еще одним, дорогим мускусным. Мне не был прежде знаком аромат благовоний служителя церкви, и отчего-то он показался мне неуместным.

— Беатрис поехала в город купить ткани, — сказала я.

— Ах вот как! — Улыбка его стала шире. — Но мне говорили, будто вы с ней неразлучны.

— Да, мы росли вместе. Она моя спутница и подруга.

— Верно. Без друзей никак, особенно в таком месте, как Аревало.

Он замолчал, устремил на меня пронизывающий взгляд, сложив руки на округлом животе. Я невольно уставилась на его ладони. Это не были руки служителя церкви — белые, ухоженные и мягкие. Несмотря на полагающийся ему по сану перстень с печатью, пальцы его загорели на солнце и были покрыты шрамами, а под ногтями чернела земля, словно у крестьянина.