Театр времени Нерона и Сенеки - Эдвард Радзинский

– Он будет царствовать, но он убьет свою мать, – сказал старик.

– Пусть убивает, лишь бы царствовал, – шептала в ответ прекрасная женщина...

– «И вскоре, подстрекаемая неистовой жаждой власти, Агриппина отравила старого цезаря Клавдия, чтобы возвести на престол сына...» – невозмутимо читал Сенека.

И с воплем Нерон опять упал на арену. Он в судорогах катался по опилкам. В ужасе глядел на него Сенека. И, как собаки подхватывают лай, этот вопль тотчас подхватили люди из подземелья. Неистовые крики раздавались из-под земли.

– Слышишь! Они кричат! Они уже поняли: мама убила Клавдия. Они убьют ее! И меня! Я боюсь! Я боюсь! – вопил Нерон. – Что ты уставился? – спросил он Сенеку, поднимаясь, как ни в чем не бывало с арены. – Будто забыл, как я вопил тогда в страхе? И что ты мне ответил? Это не записано в твоих мудрых письмах. Но нам с тобой все нужно знать – для точной оплаты твоих трудов... Что ты сказал тогда?

– «Не бойся, Цезарь, они кричат то, что всегда кричит римская толпа после смерти своих цезарей: „Цезарь Клавдий умер! Да здравствует цезарь Нерон!“

– Но ты еще кое-что прибавил... Я жду!

– «И запомни, – невозмутимо продолжал Сенека, – никто не убивал цезаря Клавдия. Это дурные слухи, которые всегда возникают после смерти властителей. Твой отчим отравился грибами – и все!» Я сказал это, потому что ты, мальчик, не мог тогда понять всех отвратительных сложностей жизни. Тебя надо было успокоить. Ты успокоился, вышел к гвардейцам и произнес речь.

– Ну-ну-ну! Я по-прежнему вопил. – И он вновь бросился на арену и закричал: – «Мать убила отчима! Я знаю, и все они знают! Я боюсь! Я не смогу сказать речь!..» Неплохо сыграно, не так ли? – расхохотался Нерон, поднимаясь с арены. – Великий актер Нерон!.. И что ты ответил мне, Сенека?

Сенека молчал.

– Да, ты промолчал, – усмехнулся Нерон. – И молча протянул мне написанную речь. И я понял: ты все знал! И написал эту речь заранее.» Кстати, речь оказалась отличной. Речь – что надо! – И он взглянул на сенатора.

– «Гвардейцы! Я, ваш цезарь...» – тотчас темпераментно начал сенатор.

– Не надо! Все речи одинаковы, – усмехнулся Нерон. – Давай сразу – что они завопили после моей... то есть его речи?

– «Цезарь Клавдий умер. Да здравствует цезарь Нерон!» – двадцать раз! «Мы всегда хотели такого цезаря, как ты!» – двадцать раз. «Ты наш цезарь, отец и брат! Ты великий сенатор и истинный цезарь!» – сорок раз! – кричал сенатор.

– Да, да, – шептал Нерон. – Вот с этими воплями приветствий они несли меня в сенат. Я помню: белый страх... и ржание лошадей...

И Сенека увидел: Нерон плыл на руках гвардейцев среди поднятых мечей и бронзовых римских орлов...

– И я вышел из сената – цезарь, осыпанный всеми почестями. Только звание «Отец отечества» я отклонил. Чтобы все поняли, как скромен новый цезарь... Так мне посоветовал учитель Сенека... ловчила Сенека.» Продолжай!

И вновь Сенека бесстрастно читал:

– «Ты спрашиваешь, Луцилий, правду ли говорят, будто я сочинил

речь для цезаря? Нерон познал все тонкости эллинской философии, у него блестящая память – надо ли мне за него сочинять?» Нерон засмеялся.

– Я хотел, чтобы нового цезаря любили в Риме, – глухо сказал Сенека. – И еще – ты не хотел, чтобы в Риме не любили тебя…

– Продолжай! – ответил Нерон.

И Сенека продолжал свое бесстрастное чтение:

– «Я уверен: цезарь вырастет добродетельным юношей, и уйдут в невозвратное прошлое страшные времена Тиберия – Калигулы – Клавдия. И пусть слухи о сомнительных выходках молодого цезаря не лишены оснований – будем надеяться, что все это минет с возрастом. Хотя не могу не сказать с сожалением, что молодой цезарь поддается дурным влияниям. Особенно всех тревожит недавнее появление при дворе некоего Софрония Тигеллина...»

При этих словах Амур изобразил совершеннейший ужас – и они с Венерой попятились в темноту.

– Вот и пришел Тигеллин, – забормотал Нерон.

– «Этот Софроний Тигеллин, – продолжал читать свиток Сенека, – недавно вернулся из ссылки» Он был отправлен туда еще в правление цезаря Клавдия за то, что обольстил юную Агриппину, мать Нерона. К общей печали, цезарь назначил Софрония Тигеллина, запятнавшего себя бессчетны ми пороками, начальником тайной полиции. И теперь имя Тигеллина постоянно на устах молодого цезаря».

Нерон засмеялся.

– «Отмечу любопытную подробность: Тигеллин никогда не появляется на людях. Его нигде никто не видит. Он живет затворником в собственном дворце, ибо болен общей манией всех злодеев – постоянным страхом покушения на свою проклятую жизнь».

– Как интересно, – прервал Нерон. – Это твое письмо найдено у консула Латерана. Но ведь консул жил в Риме. Он знал о Тигеллине столько же, сколько и ты. Зачем же ты пишешь ему то, что он отлично знает?

Сенека безмолвствовал.

– Это не просто письма, – зашептал Нерон. – Ты писал их для потом ков!.. Это твое оправдание, тщеславный учитель. Как я тебя знаю!.. Тебя так никто не знает!.. Продолжай!

– «И все-таки я с верой гляжу в будущее, – спокойно продолжал Сенека. – Я надеюсь, что воспитание, которое получил цезарь, возьмет свое. Нерон перебесится – и Рим получит Великого цезаря. Главное уже достигнуто: Нерон желает стать первым цезарем, который вернет римскому сенату права и власть, отнятые Тиберием, Калигулой, Клавдием».

– Но Тигеллин сказал... – начал Нерон и остановился. – Кстати, кто представит Тигеллина в нашей комедии? Ты с ним так и не встретился?

Он уставился на Сенеку.

– Нет, Цезарь.

– Ни разу?.. Ай-ай-ай! Столько лет живете в Риме бок о бок – и не су мели повидаться! Значит, роль Тигеллина может сыграть любой: Сенека не знает его лица...

Амур выскочил из темноты:

– Я – Тигеллин! – И он сделал свирепое лицо и расхохотался.

– Скоро придет сам Тигеллин, – улыбнулся Нерон. – И с успехом сыграет свою роль. Так что спеши читать, Сенека.

– «Главное – терпеливо и непрестанно объяснять Нерону, в чем он не прав. Недавно мы долго сражались с цезарем из-за его поздних возвращений и ночных бесчинств».

...Нерон – в грязном рубище, в колпаке вольноотпущенника с компанией таких же переодетых знатных молодых бездельников. Они набросились на подвыпивших людей, выходящих из кабака. Они бьют палками беззащитных людей, топчут их ногами. Вопли, крики боли и хохот цезарской шайки.

– Ну, немного побесчинствовал... – вздохнул Нерон. – Ну, попугал запоздалых горожан... Ну, убил двух-трех в драке... Разве лучше... если б они меня убили?

Сенека печально посмотрел на Нерона.

– Да, да, – сказал Нерон. – Вот так же укоризненно ты смотрел на меня тогда, учитель... И мать... А Тигеллин – никогда. Ах, Сенека, ты любил меня за власть, которую я дам тебе и римскому сенату. Мать – за власть, которую я ей уже дал... И только Тигеллин любил меня ради меня самого. Кстати, Тигеллин сказал... что мать повсюду объявляет: коли я по-прежнему буду бесчинствовать, а также следовать твоим советам в государственных делах, я перестану быть Цезарем! Она заменит меня братом Британиком... – Нерон помолчал и добавил тихо: – Я произнес все это... и посмотрел на тебя. И ты все понял... потому что трудно не понять взгляд волка... Что ты мне ответил тогда?

Сенека молчал.

– Точно! Промолчал, добродетельнейший из смертных!.. А потом мы встретились на дне рождения Британика. Как он пел в тот день...

Амур с золотой кифарой в руках вышел из темноты. И запел...

– А потом Британик захотел пить, – сказал Нерон.

И Сенека вновь увидел всю сцену как тогда со своего ложа. Предвкушатель поднес Британику горячее питье. Британик отпил глоток и попросил остудить. Предвкушатель, усмехаясь, долил в питье воду и поднес кубок Британику...

На арене Нерон протянул кубок Амуру. И Амур выпил – до дна...

– А мы с тобой продолжали нашу беседу, учитель. И конечно, о добродетели, как всегда. Ты закончил тогда книгу, написанную специально для меня, – «О долге цезаря». В тот вечер ты читал мне начало. Ну, вспомни свои слова! И тогда вернется моя цветущая юность! Ах, это возможно только в театре! Спешите видеть: величайший артист Нерон и артист Сенека играют сегодня Комедию жизни! – И добавил строго: – Я жду! И Сенека, стараясь оставаться невозмутимым, начал;

– «Сила цезаря – в его умении служить своему народу!» Нерон одобрительно кивал, и Сенека продолжал:

– «И чтобы страшные ушедшие времена Тиберия – Калигулы – Клавдия никогда не повторились, цезарь обязан научиться уважать человека. От ныне и навечно: человек для человека должен стать святыней!»

И тогда раздался вопль Амура. Амур упал на арену и в муках и судорогах катался по сверкающим опилкам.

– Да! Да! – сочувственно сказал Нерон. – Все произошло при этих замечательных словах...

Амур затих.

– Мертв? – в ужасе прошептал Сенека. Нерон засмеялся: