Дурная кровь (редакция 2003 г) - Сабир Мартышев

– Хорошо, – сказала она, – значит, мама врач. А отец у тебя кто?

Я, было, собирался ответить, но в последний момент вспомнил о губе, и, глянув на нее, покачал головой. Через секунду она одобрительно хмыкнула.

– Молодец, быстро учишься.

Я снова посмотрел на нее.

– Ифдеваефа? – спросил я, словно чревовещатель, почти не шевеля губами.

Вместо ответа Вера передвинулась вверх, чтобы обработать ссадину на лбу. И хотя жжение заставило меня ойкнуть, я отдавал себе отчет, что ее грудь, которую я совсем недавно так бесстыдно рассматривал, теперь находится прямо у моего лица. Если не считать платья, разумеется.

Вскоре лицо было обработано, и Вера отодвинулась назад, чтобы посмотреть на результаты своей работы.

– Не Рики Мартин, конечно, но до свадьбы, думаю, заживет, – сказала она.

Мимолетная связь, наладившаяся между нами, пропала. По крайней мере, мне так показалось.

– А теперь давай посмотрим, что у тебя с боком, – заявила она. – Придется снять рубашку.

Она что, всерьез говорит? Я вспомнил, что скоро придет мама – потом объясняйся с ней еще.

– Я ф порядхе, – уверил я ее.

– Неужели?

С улыбкой на губах Вера ткнула меня в правый бок. Звук, вырвавшийся из моей глотки, вероятно, издают только астматики на марафонском финише.

– Ну вот, – как ни в чем не бывало продолжила она, – а ты говоришь.

Далее она стянула с меня рубашку и бросила ее на пол.

– Красавец, ничего не скажешь.

Я посмотрел вниз и увидел огромное лиловое пятно почти на весь правый бок. Мне стало дурно. Она тем временем сменила позу, расправив затекшие ноги и скользнув одной из них по моему здоровому боку.

– В общем так, мне надо проверить, не сломал ли этот обалдуй тебе ребра.

– Фто? – беспомощно спросил я.

– Будет больно, – предупредила она, – очень больно. Но если вытерпишь, и ни разу не вскрикнешь, то получишь конфетку.

– Фафую фанфефху?

Вера выразительно посмотрела на меня, и мне вдруг стало неуютно. Казалось, в ее глазах я увидел самого себя – со своими простенькими мыслями и желаниями. Она знала, чего я хочу, и дала мне понять это.

– Терпи, – сказала она и принялась ощупывать мой бок.

Боль была просто ошеломляющая. Казалось, что у меня в теле сломаны все кости. Каждое прикосновение ее пальцев превращалось в очередной раскаленный нож, вонзающийся в мой бок. Я делал глубокие вдохи и выдохи сквозь стиснутые зубы, пока Вера продолжала свою пытку. Моя рука судорожно вцепилась в первое, что подвернулось – ее ляжку.

Не знаю, сколько это продолжалось. Мне показалось, что целую вечность, но вскоре истязание подошло к концу.

– Нормально, – наконец произнесла она. – Все чисто, переломов нет.

Откуда она все знает? Я сделал очередной выдох, и вместе с ним начала утихать боль в боку. Только сейчас я заметил, что ее нога, покраснела в том месте, где я сжимал ее, а моя рука за это время проделала порядочный путь вверх и теперь находилась рядом с…

Я поспешно убрал руку.

– Ты уверена? – спросил я и тут же сморщился оттого, что снова треснула губа.

– Ну вот, – возмутилась Вера, – опять с губы кровь идет. Я же просила, не разговаривать.

Я приготовился к тому, что она опять приложится ваткой со спиртом к открывшейся ранке, но вместо этого она слизнула набухающую каплю языком. Прежде чем я успел прочувствовать ее касание, Вера быстро, но осторожно уселась на меня и, подняв руки, стащила с себя платье. Из одежды на ней были одни белые трусики.

Она пристально посмотрела на меня и произнесла:

– Ты честно заработал свою конфетку. И сейчас ты ее получишь.

Почему? Почему она это делает? Ведь так быстро «это» не происходит, не должно происходить. В конце концов, первый шаг должен делать парень.

– Пофлуфай, фы не обяфана…

– Хочу тебя.

От этих слов, которые я уже слышал раньше меня бросило в жар, но я честно сделал последнюю попытку.

– Ифвини, но в фафом фофоянии…

– Я все сделаю сама, – успокоила она меня и, приспустив мои трико, переместилась вниз.

Громко хлопнула дверь в прихожей, и на секунду другую потянуло сквозняком.

– Вера, – мой шепот прозвучал глухо, запутавшись в ее волосах.

Вместо ответа она продолжала двигаться на мне, двигать мной, отчего кровать не переставала скрипеть. Из прихожей донеслись шаги.

– Вера, – снова позвал я ее, – кажется, мама пришла. Вставай!

Она подняла свое раскрасневшееся лицо, и я встретил острый взгляд внимательных глаз. Такие глаза ничего не упускают.

Вера еще несколько раз дернулась на мне, на этот раз более активно, отчего я ощутил боль в боку, которая перемешалась с наслаждением, и издал непроизвольный стон. Из прихожей донеслось вопросительное:

– Пашенька?

Вера опустилась к моему лицу и, сделав глубокий вдох, проворно соскочила с меня. От боли, вызванной ее резким движением, у меня потемнело в глазах, но на этот раз я сдержал стон. Звук приближающихся шлепанцев отсчитывал наши последние мгновения.

Я попытался натянуть трико, но куда там – в моем плачевном состоянии это было непосильным трудом. Левая нога застряла в штанине, все остальное было в своем естественном, первозданном виде – голышом, короче говоря.

Именно таким меня и застала мать, когда вошла в комнату. Я стоял позади Веры, которая уже успела натянуть на себя свой сарафан. Белые трусики были зажаты у нее в кулачке за спиной.

– Здравствуйте, – произнесла моя подруга, поправляя сарафан. – Меня зовут Вера.

Глаза у мамы округлялись, наверное, еще секунд пять прежде, чем она, пробормотав нечто неразборчивое, захлопнула дверь.

Я поглядел на Веру. За смущением, написанном на ее лице, я прочитал кое-что еще – торжество, радость победы. И тогда я понял, что Вера не зря временила с одеванием. Она хотела именно такого финала.

И она его получила.

Глава четвертая

Нездоровый образ жизни

– Да, именно так все и было, – я задумчиво рассматривал бумажные подстаканники, на которых было выведено название заведения. «Hat Trick».

В контексте разговора я бы перевел это, как «финт ушами». Именно так мне и приходилось действовать во всем, что касалось отношений с Верой. Мысль заставила меня криво усмехнуться, на что мой молодой собеседник вопросительно приподнял бровь. Я покачал головой, мол «ничего-ничего», и, подозвав официанта, попросил принести еще две кружки пива и фисташек. Вечер обещал быть долгим.

Незнакомца звали Александр, и я подивился причудливым узорам судьбы. На ум пришел другой Александр, которого в последний раз я видел двадцать лет назад. Он даже внешнего был похож на призрака моего прошлого – высокий, уверенный, красивый. Таким в жизни всегда везет.

О себе он говорил как-то неохотно, очевидно, желая поскорее узнать, что же было дальше. Такой интерес к моей истории, был мне только на руку. Не задавая лишних вопросов, я продолжил свое повествование.

Матери надолго запомнилось эффектное появление Верочки. Все-таки не каждый день происходит столько событий сразу – избиение, секс и всеобщий конфуз. Впрочем, конфуз коснулся всех, кроме Веры.

Как выяснилось позже, это были только цветочки. И по-настоящему вкусить «ягодки» я смог лишь несколько дней спустя.

В тот день Вера ушла сразу после прихода мамы, но в моих мыслях она обосновалась прочно и надолго. После ее визита родители косо смотрели на меня, и у них были на то основания.

С каждым днем я все сильнее злился на свою новую подругу, а особенно раздражало меня то, что я не мог назначить ей встречу, так как не знал номера ее телефона. Все что мне оставалось – ждать ее нового появления.

Так протекали серые будни, в течение которых я слонялся по квартире в поисках занятия или же бродил по городу, втайне надеясь на случайную встречу с Верой. С одной стороны я ненавидел ее за произошедшее, с другой – не мог выкинуть из головы и хотел только одного, увидеться вновь. Я ничего не мог с собой поделать.

Однажды утром я проснулся оттого, что меня трясла за плечо мать. Ее лицо было непривычно строгим, почти сердитым. Она всегда так выглядела, когда была чем-то расстроена.

– Вставай, – мрачно сказала она. – Мне надо с тобой поговорить.

Я уже некоторое время ожидал чего-то подобного. С тех пор, как Верочка внезапно объявилась и пропала, оставив меня расхлебывать всю эту кашу, прошло больше недели. Все эти дни мать старательно обходила тему моей новой подруги, хотя я знал, что в голове у нее зреет жирный вопросительный знак. Видимо, настал тот час, когда придется выслушать все, что обо мне думают.

Прислонившись спиной к ковру на стене и согнув ноги в коленях, я приготовился слушать. Мать присела на краешек кровати, какое-то время не решаясь поднять глаза или нарушить молчание. Судя по всему, она была смущена не меньше, чем я.

– Я тут долго думала над тем, что произошло, – начала она. – Сначала хотела тебя отругать, затем просто поговорить, но теперь даже этого не хочу.