Красный парфюмер. Новое дело Егора Лисицы - Лиза Лосева

– Что за вопросы?

– Обычные вопросы. Хорошо ли вы знаете его вещи? Настолько, чтобы быть уверенной?

Усмехнулась, сложила на груди руки.

– Ясно, значит, напели вам.

– Почему же напели. Граждане дают показания, – туманно выразился я, кивнув на дверь, из которой недавно вышел шофер.

– А вы и рады, – огрызнулась, – служащие советских органов, а сплетни собираете, как…

– Гражданка!

– Раз вам показывают, то их и расспрашивайте. Одно только. Запишите там себе, запишите, запишите! Булавка для галстука отсутствует. Вещь не из дешевых. Навершие в виде павлиньего глаза, с турмалином. Мало ли кто с места прихватил! На фабрике-то у нас не бывает этого. Ничего не пропадало, пока вы…

– Значит, так. – Я подвинул стул ближе, она отшатнулась. – Директор фабрики Кулагин по первоначальной версии – отравлен. Прямо здесь, в своем кабинете. Доступ и в кабинет, и к бутылкам с коньяком и всему остальному был у вас. Ваша задача сейчас рассказывать все правдиво и подробно. Иначе у меня появится повод вас задержать.

– Отравили? – удивление ее казалось вполне искренним. Губы искривились, задрожали, обозначилась сеточка морщинок у рта – немного смазана помада. – Зачем мне, зачем я стану?!

– А вот вы мне и скажите, – я продолжил вполне мирно: – Согласитесь, уж лучше вы, а не фабричные сплетники, расскажете все как есть.

Поджала губы. Но ведь не дурочка, понимает, что шило из мешка выскочило.

– Мы с Николаем… Товарищем Кулагиным состояли в отношениях. Планировали в скором времени записаться и проживать совместно.

Я помолчал, надеясь, что мне удалось изобразить сочувствие.

– Понимаю. А как давно ваши отношения длятся?

Она немного расслабилась.

– Разве это имеет значение для чувства…

– Имеет для следствия. Так что же? Месяца три?

Заботкин обмолвился, что задерживаться поздними вечерами Кулагин начал где-то с марта.

– Да. Мы объяснились на товарищеской вечеринке по случаю выпуска новой партии мыла. Это было в марте, на праздник Международного женского дня.

Продолжала она очень бойко, выходила канцелярская сказка о Золушке, где правда мешалась с выдумкой.

– Я ни о чем и не думала, когда пришла работать! Клянусь! Образование я не успела получить, но за счет того, что окружение мое так сложилось, попала на это место. – Она украдкой взглянула на свои ноги в блестящих чулках, чуть поправила платье. – Николай Михайлович был настоящий мужчина. Сразу вник, помог с некоторыми… темными пятнами моей жизни. Я, конечно, благодарна. Его не ценили в семье! С женой у него были разногласия. Сын вырос пустым, легковесным человеком.

– Что же, у вас все было гладко? И никаких споров, ссор?

– Конечно!

Зина говорила уж слишком убедительно, я перебил:

– Мне говорили иное.

– Николай Михайлович – мужчина авторитетный. Если кому-то могло показаться… Не их дело! – и прибавила мстительно: – Вы лучше спросите Носа, о чем они тут кричали друг на друга. Едва не постоянно. Я, само собой, не подслушиваю, но – должна же я знать? К тому же не услышать невозможно!

Опять какой-то «Нос», я пометил себе разобраться.

– Спросим. А что вы слышали?

– Слов не разобрать толком, – с сожалением, – что-то о делах фабрики. Про какие-то поездки. Еще говорил, что примет меры. Николай Михайлович после этих разговоров был взвинчен.

Ценный кадр эта Зина. Что не говорят, и то услышит.

– С ним он должен был встретиться накануне вечером? – Я кивнул на пепельницу и окурок, изъятые из кабинета.

Ответила поколебавшись, почти с сожалением:

– Это его папиросы, он всегда такие курил. А Нос не курит, куда там. Все просит меня окно открыть, если чует табак.

– А с кем еще были ссоры? Может, кто-то неизвестный заходил?

– Нет, – она подумала, – не было.

– Я попрошу вас найти мне список работников, которых приняли на фабрику недавно. Хорошо?

Кивнула.

– Кто из рабочих и сторонних посетителей был у него в тот день?

– Вот, – ткнула в бумаги на столе, – там моя книжка.

Я достал блокнот в коленкоровом переплете. Она пролистала его. Передала с загнутой страницей.

– Тут все записано. Директор не любил случайных посетителей. Все знали, что он сам вызывает, если кто нужен. Видите, после обеда уже чисто.

– Раз на столе коньяк – значит, разговор не рабочий?

Зина пожала плечами.

– Он мог пригубить вечером. При его работе иначе сложно.

– Но ведь по вторникам он не засиживался? А тут и приехал накануне раньше обычного.

Она упрямо поджала губки.

– Вы уж помогите следствию разобраться, – продолжал я. – Сами понимаете, как это важно.

– Последнее время… много работы. Подготовка к выставке за границей. А кроме того, он снова повздорил с сыном! Перед уходом на службу. Некоторые люди не умеют ценить, что для них делают. Я ему говорила, говорила! Нужно было устроить парня на фабрику, хоть и рабочим! Но он, – она немного запнулась, – «не желаю, чтобы как я, из низов, пусть выучится, станет специалистом, человеком!». Вот, поссорились. Николай Михайлович и позавтракать толком не мог, а у него пищеварение было…

Зина всхлипнула, прижала пальцы к носу.

– Где вы сами были вечером?

– Я ушла пораньше. Он отпустил. Нужно было отвезти бумаги в трест.

– На чем же вы поехали? Шофер был здесь.

– Какая… в общем, у меня были и свои дела.

– Какие?

Едва не полчаса я угробил, убеждая и даже запугивая. Но она твердила как пластинка:

– Я же сказала, была в канцелярии! Не помню!

Под конец Зинаида пустилась в злые слезы и все же выдала свою тайну.

– Ну хорошо! Вы мужчина, вам этого не понять. Я не натуральная блондинка, ясно? А Николай был эстетик, не любил, когда женщина за собой не следит. Даже в мелочи. Вот я и задержалась с обеда. У мастера. Красила волосы.

– Ерунда какая-то. Снова ведь говорите неправду.

– Правду! Я дам адрес, там подтвердят. Он гордился, – поправила волосы, – ему все нравилась одна там актриса, фильмовая. Блондинка. Говорил, я очень на нее похожа!

Она еще бормотала про удаление порошком волос на теле, пока я записывал адрес ее «мастерицы». Пришлось повозиться и с адресами работников. Меня интересовал в общем только один – хотелось проверить догадку. Но и тут Зина поначалу заартачилась.

– Ладно. Последнее скажите, какие у вас духи? – Наконец я выудил у нее и записал нужный адрес, поднялся.

– Духи… – Она немного нервно потянулась к сумочке, достала квадратный флакон, с красным бантом у крышки. – А зачем… ну вот. Это новые, их нет в продаже. Вышла только пробная партия. Николай Михайлович подарил мне.

Я открыл флакон: густой, пряный запах, тот самый, из кабинета.

Из комнатки после разговора с Зиной я вывалился встрепанный и злой.