Доказательство человека. Роман в новеллах - Арсений Михайлович Гончуков

– Что? Ваня, что?! – Денис бросился к нему, но тот рванул к лифтам. – Твою мать! Да что случилось?! – Денис на ходу обернулся, заметив, что Лирник опустил планшет и задрал вверх голову. Рядом же стоит вышедший из предбанника NT, и он как будто растерян, не знает, что думать и делать.

Денис догнал шефа. Схватил за рукав:

– Иван Николаич! Ну ты чего? Что происходит?

Иван не стал вырываться, они остановились в нескольких шагах от лифта. Иван повернулся боком, в три четверти, и Денис увидел покрасневшие глаза. Что это, слезы?

– Ваня, ну что такое? Что за херня? Скажи мне, я поговорю с Выдачей, это моя обязанность…

Денис хорошо знал, что может происходить. Представьте, вы теряете взрослого брата или сестру, и вам на следующий день приводят взамен другого или другую.

Иван стоял не двигаясь, будто прислушиваясь к себе. Денис смотрел на робота, опустившего кажущиеся смешными длинные плети-руки. Только спина Лирника суетилась – он набирал что-то на планшете, – словно единственная живая из всех присутствующих.

Кто-то наверху вызвал лифт, и Иван очнулся, сделал шаг, протянул руку к кнопке вызова – нажал. И тут среагировал робот – он ожил и как ни в чем не бывало сделал несколько шагов к Ивану. Но тот вдруг обернулся, сверкнул глазами и крикнул:

– Стой, где стоишь! Слышишь меня?!

Это было грубо. Даже Лирник замер. Денис невольно расставил руки, одну к Ивану, другую к роботу, который встал как вкопанный. Он взглянул на NT и улыбнулся, но ему было страшно обернуться и посмотреть на друга – в голосе Ивана звенело столько обиды и боли.

Они стояли, лифт приближался. Лирник тихо смылся вглубь лаборатории, понимая, что конфликт отторжения как-то должен решиться. Что делать? Можно оставить NT здесь еще на пару дней. Или Ивану взять отпуск в части, что сейчас будет воспринято как дезертирство. Со дня на день наступление. Там гибнут люди, гибнут роботы, гибнет земля, за которую, за каждую пядь, Восток и Запад дерутся не первое десятилетие. Так что? Без роботизированной поддержки в паре, тем более в тройке, раньше участвовать в боевых действиях было запрещено. Теперь командирам все равно – андроидов не хватает. Но работать без них, на живую – это огромный риск… Риск? С каких это пор мне стало не наплевать на опасность? Так думал Иван, а может быть, Иван всего этого не думал, а это Денис пытался влезть другу в голову, чтобы увидеть хоть сколько-нибудь рациональный ход мыслей…

Судя по вспыхивающим на табло над дверями цифрам, лифт был уже близко. Денис смотрел на Ивана, он действительно переживал за друга, и тот это чувствовал. Вдруг Иван поднял глаза на Дениса и медленно улыбнулся.

– Блин! Да я отвык уже… – сказал смущенно и кивнул на NT, – от этой компании!

Он имел в виду и присутствие, и минимальную помощь, лишние руки.

– А вот привыкай заново, старик! – засмеялся Денис.

Лифт был уже в паре этажей, и вдруг Иван обернулся, посмотрел на NT и положил руку на его хромированное плечо:

– Извини, боец.

У Дениса в груди екнуло, тут же стало жарко.

– Ну что, немного побегаем? – Иван кивнул вверх, не отводя глаз от андроида. – Не зассышь?

Он ехидно засмеялся, в ответ у робота во впадинах глаз, под бровями, замигала еле заметная красная подсветка – она выглядела старомодно, киношно, но инженеры ее сделали, нужно же как-то железным штуковинам эмоции выражать.

Лифт приехал, двери раскрылись. В тот же момент рядом открылись двери второго грузового, и все трое повернули головы. Из лифта вышел низкорослый, но широкий, могучий Паша Дурнов из семнадцатой роты. Он увидел ребят, махнул рукой, но тут же обернулся и поддержал выходящего за ним из лифта напарника. Штурмовой NT-71, которого Пашка называл «красный командир», еле держался на ногах с одной оторванной, другой покореженной стопой. Разглядывать было некогда, да и неприлично, но они успели заметить болтающуюся на обугленных тросиках правую руку, оторванное предплечье левой, искры под подбородком и услышать повторяющуюся невнятную техническую фразу – штурмовик на бесконечном репите бормотал что-то о повреждении процессора. Зрелище не из приятных, Пашка вел напарника, как побитую собачонку.

– Крепко досталось, – сказал Иван, заходя в лифт.

– Ага. А на самом ни царапины…

– Автотанки, наверное, потрепали. На северном кордоне. Там, говорят, перед наступлением совсем горячо стало…

Лифт был размером с фургон грузовика, со стенками из толстой грубой стали, заклепанной и заваренной по старинке. На противоположной от входа стороне стены не было – лифт, как балкон без ограждения, выходил прямо в бездонную шахту, слабо освещаемую дежурными лампами. Шахта, оставшаяся от старого рельсового агрегата, была шире кабины, но переделывать не стали. Это было даже удобно при перевозке крупных моделей андроидов или турелей с длинными пушками.

Лифт громыхал и раскачивался, подталкиваемый снизу парой мощных антигравитационных двигателей. Иван подошел к краю, металлический пол был опасно пологим. Денису почему-то стало тревожно. Иван стоял, ни за что не держался, смотрел вниз, покачивался.

– Ваня, ты как?

Вдруг Иван заговорил развязно, громко, словно был в лесу:

– Я – нормально! Я – отлично! А ты как?

Денис помолчал, но затем ответил:

– Хочешь, поговорим? Я прекрасно понимаю, что происходит. Я это уже проходил…

– Слушай, ну о чем тут говорить? – огрызнулся Иван.

– В смысле?

– Ну о чем здесь говорить, Дэн? Надо просто перестать корчить из себя непонятно что… Это же просто железяки! Да, они обучаются, да, они дико похожи на людей, на друзей… Но это роботы, железо, провода, пластик, прошивки… Ну? О чем говорить? Говорить можно об эмоциях, о чем-то живом! Не так, Дэн? Разве не так? Все остальное – глупость…

Иван взмахнул рукой, но неуклюже, и вдруг он качнулся на краю лифта; это выглядело опасно, Денис сделал движение – подбежать, поймать друга. Но Иван показал жестом: стой, все нормально.

– Это какие-то инфантильные переживания, разве нет? – сказал Иван с кривой ухмылкой. – Наши эмоции, привязанности к ним… Это же чушь… Тебя это не бесит?

– Нет, меня это не бесит, – сказал Денис серьезно, – потому что все, что касается чувств, важно. Потому что дело не в роботах, а в нас. В наших и привязанностях, и эмоциях, и душах. Да, ты прав, они железки. А мы нет. Ты нет. Не важно, что чувствуют они, важно, что чувствуешь ты. Вот ты, Ваня.

Иван усмехнулся, посмотрел на робота и махнул ему, подозвав к себе, и тот осторожно, чтобы не раскачать лифт, сделал пару