История Руси - Кожинов Вадим Валерьянович

И нынешнее проклятье по адресу Петра, если оно честно и последовательно, должно сопровождаться отрицанием одной из незыблемых основ пушкинского исторического мышления, которое, между прочим, являет высший образец объективности; "утверждение" и "отрицание" Петра здесь гениально уравновешены. Это подлинное осознание смысла эпохи, а не ее "критика" во имя тех или иных "идеалов" - нравственных, политических, социальных и т. п. (о засилье подобной "критики" и в историографии, и в, так сказать, бытовых представлениях о русской истории еще пойдет речь). Этого рода "критика" нередко закономерно сочетается со столь же поверхностной идеализацией других исторических явлений. То есть на основе поверхностного, легковесного отношения к истории одно в ней подвергается бездумной хуле, а другое столь же бездумной хвале. Так, например, тот же Б. Чичибабин, начисто презрев глубокое пушкинское осмысление фигуры Петра, вместе с тем в 1988 году безо всяких оснований "привлек" Пушкина к своему легковесному воспеванию другого исторического деятеля:

В наши сны деревенские и городские

Пробираются мраки со дна

Только Пушкин один да один у России,

Как Россия на свете одна.

А ведь разумом Пушкин-то с Лениным сходен,

Словно свет их один породил,

И чем больше мы связи меж ними находим,

Тем светлее заря впереди7.

Такая стихотворная "историософия" (я говорю о стихах и о Петре, и о Пушкине с Лениным), да еще в сочинениях автора, увенчанного в 1990 году высшей премией, способна внести прискорбнейшую сумятицу в сознание людей. А ведь сочинения подобного рода появляются в последнее время чуть ли не ежедневно...

* * *

Выше закономерно возникла тема масонства, ибо в его рамках во многом складывалось и развивалось новое, послепетровское сознание. И опять-таки приходится сказать, что русское масонство сегодня рассматривается многими как заведомо негативное или даже попросту чудовищное явление.

Нет сомнения, что в истории масонства второй половины XVIII - первой четверти XIX веков (русское масонство XX века - это совсем иное явление, и прежде всего чисто "политическое") были безусловно "темные" стороны "темные", в частности, и в смысле своей до сих пор неясной направленности,например, полная подчиненность иных русских масонов, начиная с Новикова, зарубежным масонским организациям. Но, с другой стороны, уже сам факт, что на рубеже XVIII-XIX веков через масонство прошли не только упомянутый Карамзин, но и такие люди, как Кутузов и Сперанский, Грибоедов и Чаадаев, и, наконец, сам Пушкин, побуждает серьезно задуматься о причинах этого устремления.

Разгадка, надо думать, в том, что в конце XVIII - начале XIX веков личность - в том числе личность государственного деятеля и деятеля культуры - для своего окончательного становления еще нуждалась в особенной структуре человеческих отношений, принципиально отличающейся от структуры государственно-сословной и церковной.

Известен выразительный эпизод, изложенный виднейшим современным историком русского масонства так: "...в 1817 или 1818 году Александр I посетил ложу "Трех добродетелей", наместным мастером которой был будущий декабрист А. Н. Муравьев. В разговоре... Муравьев... назвал Александра I по обычаю ложи на "ты". Это очень не понравилось царю"8. Но это, без сомнения, очень понравилось тем уже высокоразвитым личностям, которые считали нужным войти в масонство. И здесь, полагаю, один из важнейших ответов на вопрос, почему Грибоедов или Пушкин не отказались стать масонами.

С этой точки зрения своего рода "масонский" период в истории русской культуры (вторая половина XVIII - первая четверть XIX века) вполне понятен и закономерен. И есть, так сказать, естественная диалектика в том, что уже упомянутый Иван Киреевский должен был пройти через стадию масонообразного "Общества любомудрия", чтобы затем "вернуться" в Оптину пустынь - вернуться не под воздействием лежащего вне его личности обычая, традиции, канона (в среде образованных людей эти внешние устои Православия в послепетровские времена были во многом разрушены), но по зову, исходящему из глубины самой его личности.

В связи с темой масонства уместно сделать краткое отступление, или разъяснение, так как, вполне возможно, найдется немало людей, которым придет в голову мысль, что я придаю русскому масонству слишком большое значение. Но, поверьте, такая мысль может возникнуть только от незнания реального положения дел. Масонство - принципиально "тайное" и к тому же мало изучавшееся в России явление. Роль же его была очень велика.

Приведу чисто личные, но, как представляется, многозначительные "примеры". Я родился, затем учился, наконец, стал служить в трех (последовательно) московских зданиях по адресам: Большая Молчановка, дом 5 (теперь - Новый Арбат, 7), Моховая, 11, и Поварская, 25, в которых помещались соответственно родильный дом, Московский университет и Институт мировой литературы Академии наук. Все эти здания, слава Богу, сохранились и можно посмотреть на их фасады и разглядеть на них ясную масонскую эмблематику.

Обусловлено это, несомненно, тем, что здание университета было воздвигнуто (в 1780-1793 годах) под руководством его директора - виднейшего масона М. М. Хераскова, а особняк, в котором впоследствии разместился Институт мировой литературы, строился (закончен в 1829 году) для масона князя С. С. Гагарина; что же касается построенного в 1914 году (во время нового подъема масонства) дома, где я в 1930 году родился, мне не удалось точно выяснить, кто его заказывал и строил...

Могут сказать, что эти три факта недостаточно "представительны". Но все же вдумаемся: все три дома, сыгравшие "главную роль" в жизни одного москвича, оказываются связанными с масонством! Исходя из элементарных соображений "вероятности", придется признать, что масонство - очень широкое и влиятельное явление московской истории XVIII-XX веков...

Но вернемся к нашей основной теме.

* * *

Итак, одна из главных причин той - подчас очень длительной недооценки явлений отечественной культуры, о которой так горячо говорил В. И. Вернадский,- чрезвычайно резкие и всесторонние перевороты в истории и, соответственно, в истории культуры, присущие России. Русская культура не раз как бы умирает и лишь гораздо позднее воскресает заново. Еще в 1830 году Пушкин писал: "...старинной словесности у нас не существует. За нами темная степь и на ней возвышается единственный памятник: "Песнь о полку Игореве". Словесность наша явилась вдруг в 18 столетии..." Стоит заметить, что всего тридцатью годами ранее нельзя было бы назвать и этот "единственный памятник", ибо он еще не был открыт заново...