Завещание сына - Андрей Анисимов

Грыжин не был атеистом, но о проблемах этого и того света раньше не размышлял. По понятиям молодого бизнесмена, это относилось к миру старушек и юродивых. А сейчас в церкви он вдруг засомневался.

«Как же так? – думал он. – Неужели я уйду, меня закопают –: и все? Зачем же я тогда жил? Для чего жил? Чтобы делать деньги? Я что, жадный?» Николай пытался припомнить, что им руководило в поворотные моменты его бизнеса, и не мог. Нет, не деньги. Во всяком случае, не только деньги. И вдруг понял: азарт. Именно он вел его по жизни. Азарт и больше ничего. Неужели это все, чем он жил? Старушка подошла к образам и поставила свечку. Николай еще раз взглянул на лик. Бог продолжал строго взирать с темной иконы, не давая ответов. Грыжин перекрестился и вышел.

Вышел и зажмурился от блеска осеннего солнца. По улице мчались машины, спешили пешеходы. Тут царили понятные мирские заботы, и про темный лик со строгим взглядом никто не думал. Николай подождал, пока глаза привыкнут к свету, шагнул на проезжую часть и поднял руку. В машине Николай почувствовал сильное сердцебиение и, потрогав лоб, нашел его влажным. «Начинается», – подумал они достал платок. Но слабость быстро прошла.

Через двадцать минут Грыжин уже входил в свой кабинет. Секретарша Аксенова Юля, давно ставшая для Николая его секретаршей, доложила о звонках партнеров и выдала распечатку электронной почты. Грыжин проглядел бумаги, раскрыл свой календарь и стал методично вписывать в него предстоящие встречи, переговоры, сроки поставок и выплат, поясняя каждое действие подробным комментарием. И так на много дней вперед. Через три часа он работу закончил, и Петрович повез молодого шефа домой. Выходя из машины, бизнесмен попросил водителя съездить в Уголок Дурова и купить самые дорогие билеты.

– Потом возвращайся, отвезешь нас и до конца представления свободен. Можешь смотаться к жене, пообедать, или куда хочешь.

Отпустив Петровича, Николай поднялся к себе.

– Папа пришел! – радостно закричал Никита.

Маша, в праздничном платье и фартуке, сняла с мужа пиджак и повела к столу. За кофе Грыжин заметил, что жена с интересом разглядывает его, когда думает, что он, погрузившись в чашку, этого не видит. Раньше он и вправду ничего не замечал. Не замечал, во что одета Маша, не понимал, занятый своими мыслями, что кладет в рот. Но теперь все было по-друтому. Нервы у Грыжина обострились, и ни одна мелочь не ускользала от его внимания. «Сколько раз мне еще удастся пообедать в кругу семьи? Десять? Двадцать? Или пять?»

Петрович точно исполнил поручение. Чета Грыжиных сидела в первом ряду и не только видела, но и носом ощущала присутствие четвероногих артистов.

– Папа, чуешь, медведями пахнет?! – восторженно сообщил Никита.

– Еще как чую, – ответил отец и переглянулся с женой. Маша понимающе улыбнулась.

На сцене два взрослых медведя с медвежонком изображали человеческое семейство. «Отец», наряженный в жилетку, старательно вылизывал огромную деревянную миску. Медвежья «мамаша» в косынке и фартуке возилась с медвежонком, который норовил залезть в отцовскую миску. Когда медведица деловито нашлепала малыша, зал восторженно зааплодировал.

Большую часть зрителей составляли дети, но и родители получали не меньшее удовольствие. И лишь Николаю, погруженному в тягостные мысли, сосредоточить внимание на сцене не удавалось. Наблюдая, с каким восторгом сын смотрит на нехитрые трюки со зверюшками, молодой отец с грустью думал, что скоро его Никитка сделается сиротой. «Почему я мало общался с сыном? Как Никита вырастет без отца? Маша должна выйти замуж за хорошего человека. Надо будет тактично намекнуть ей об этом».

Николай решил сегодня же вечером серьезно поговорить с женой. Но как это сделать, пока не знал. Он посмотрел на профиль Маши, на завиток ее волос, который в свете прожектора мерцал золотом, и отвернулся. Сказать правду – начнутся слезы, жалостливые взгляды, тревожный шепот за его спиной. Всего этого Николай категорически не хотел. Он решил уехать, да так, чтобы близкие считали его поездку обыкновенным отпуском.

– Папа, смотри! Лисичка на спине петуха тащит. Во потеха! – закричал Никита и затопал от восторга.

– Здорово, – согласился Николай и заставил себя смотреть на сцену.

– Ты не заболел, милый? – с тревогой шепнула Маша и взяла мужа под руку.

– Нет. С чего ты взяла?

– Значит, опять о работе думаешь. Лучше на сына полюбуйся. Видишь, в каком он восторге.

Никита поедал сцену широко раскрытыми восторженными глазами. В следующем номере Пат-рикеевна обслуживала птичий двор. Куры и утки спокойно пощипывали своего смертельного врага за хвост, вовсе не опасаясь попасть лисичке на зуб. Грыжин смотрел на зверей, но не видел их. Он снова углубился в свои невеселые размышления. Предстоит трудный разговор с Аксеновым. Николай уважал Ивана Вячеславовича и был благодарен ему за доверие. Тот поддерживал все замыслы младшего Грыжина и откровенно восторгался способностями заместителя. Ни горечи, ни зависти к молодому удачливому коллеге у Аксенова не наблюдалось. Николай это понимал и ценил. Для Аксенова его отсутствие может оказаться очень тяжелым испытанием. Не запил бы старик опять, забеспокоился молодой человек. Он поймал себя на мысли, что обдумывает свой уход, словно дело касается не его лично, а кого-то совсем другого, постороннего. Словно он решает деловую задачу: как вывести из жизненного круга основного работника с наименьшими затратами для окружающих близких людей.

– Коля, какой же ты последние дни хороший, – прошептала Маша и склонила голову мужу на плечо. – Ты теперь всегда такой будешь?

– До смерти, – пообещал Николай и грустно улыбнулся.

– Погляди, как Никита счастлив, оттого, что ты нашел для него время. Отец для мальчика кумир.

Грыжин кивнул и подумал о своем отце. Он предполагал, что после гибели Сони потеря сына может того сломить, но помочь ничем не мог. Материально Грыжин-старший не нуждался. Он получал генеральскую пенсию и неплохо зарабатывал в бюро Ерожина. К тому же потребности генерал имел весьма скромные. Кроме армянского коньяка «Ани» никаких дорогих пристрастий с молодости не нажил и был готов, вовсе не страдая от скудности меню, довольствоваться вареной колбасой и яичницей. На все «шалости» у Ивана Григорьевича средств хватало с избытком. Деньгами ему помогать не надо, а для отцовского сердца сын ничего успокоительного предложить не мог. Он только хотел, чтобы близкие проведали обо всем, когда его уже не будет. Гораздо страшнее ждать, чем узнать внезапно, рассудил Николай.

Представление закончилось, и маленькие зрители, увлекая родителей за собой, понеслись к выходу. Николай взял Никиту на руки и вынес в холл. Маша держала мужа за рукав пиджака, опасаясь потерять его в толкучке. Наконец они благополучно выбрались на улицу. Грыжин на время спектакля отпустил Петровича, но старый служака его щедростью не воспользовался, машина стояла на прежнем месте. Он мог за полтора часа без труда подвезти пяток клиентов и положить в карман приличные деньги. Машина в Москве превратилась в дорогое удовольствие, и на служебной «Волге» шофер имел возможность неплохо подработать. Но Петрович считал себя членом семьи Аксеновых и о халтуре, полагая ее воровством, не помышлял.

По дороге Никита забрался отцу на колени, продолжая переживать представление. Николай отвез семью домой и, на прощанье поцеловав сынишку, крепко прижал его к себе:

– Ты же у меня взрослый. Скоро будешь маму защищать.

– От киллеров? – обрадовался Никита.

– Ну и от них, – не стал развивать тему Николай.

– А ты мне пистолет купишь? Или перчатку, как у Человека-паука.

– Надо подумать…

– Папа, а мы в Уголок Дурова завтра пойдем?

– Никита, мы же сегодня все видели. – Николай даже растерялся.

– Ну и что? Давай пойдем еще, уж очень там круто.

– Поглядим… – неопределенно промычал отец, опустил мальчика на ковер и быстро направился к двери.

– Не перекусишь? – с надеждой предложила Маша.

– Нет, милая. Лимит времени исчерпан.

– Хоть к ужину ждать? – улыбнулась женщина. Но глаза ее смотрели с тревогой.

Что-то чувствует, понял Грыжин.

– Насчет ужина не скажу, но поздно не задержусь, – успокоил он супругу и, не дожидаясь лифта, побежал вниз по лестнице. Петрович успел развернуться. Грыжин забрался на заднее сиденье и, откинувшись на спинку, замер.

– Куда теперь, Коля? – нарушил молчание Петрович. Грыжин не отвечал. Петрович повторил вопрос и повернул ключ зажигания.

– Не знаю…

Старого водителя так удивил ответ шефа, что он на минуту лишился дара речи и заглушил движок. Молодой хозяин обычно кроил свой день поминутно. Даже секундная стрелка на его «Ориенте» не была лишней деталью. И вдруг «не знаю».

– Что ты сказал, Коля? Прости, я не понял… – растерянно переспросил Петрович. Николай промолчал и позвонил по мобильному Аксенову.