По поводу национализма. Национальная экономия и Фридрих Лист - Сергей Витте

Это правило действительно было общим до открытия железных дорог. Железные дороги значительно ослабили его значение, но тем не менее еще далеко не устранили.

Знаменитый экономист говорит: «Соединение всех бельгийских и батавийских провинций под бургундским владычеством доставило этой местности благоденствие национального единства — обстоятельство, которое при изучении причин, доставивших голландцам преимущества перед соперничающими городами Северной Германии, не должно быть пренебрегаемо. При Карле V Нидерланды представляли единение сил и ресурсов, которое лучше, нежели золотые прииски всего света, лучше, нежели все благоволения и все буллы папы, могло обеспечить их властителю владение землею и морем, если бы он понял значение этих сил и сумел ими управлять и пользоваться. Если бы Карл V отстранил от себя испанскую корону, как отстраняют камень, который грозит увлечь в бездну, — насколько судьба Нидерландов и Германии была бы другая! Владетель Нидерландов, император Германии и глава реформации, Карл имел в своих руках материальные и моральные средства основать наиболее могущественное промышленное и коммерческое государство, наиболее обширное морское и континентальное владычество, которое когда-либо существовало, морское владычество, которое соединило бы под один флаг все суда от Дюнкирхена до Риги».

Вот мечта знаменитого экономиста-патриота! Коммерческое и морское развитие сил Англии и Франции сразило Голландию. Она пала, говорит Лист, «потому, что население, обитавшее на узкой территории и состоявшее из незначительного количества рыболовов, моряков, купцов и немцев-пионеров, хотело сделаться само по себе державой, и часть континента, с которой оно составляло географическое целое, была им рассматриваема и трактуема как чужеземная страна».

Итак, падение Голландии тоже произошло от отсутствия национального единения.

Глава о Голландии кончается следующим знаменательным предсказанием:

«Голландия ныне живет своими колониями и своею международной торговлей с Германией. Но случайная война может лишить ее владений, и по мере того как германский таможенный союз будет понимать лучше свои интересы и уметь лучше управлять своими силами, он еще больше почувствует необходимость присоединить к себе Голландию».

Едва ли кто поручится, что это предсказание не будет в скором времени осуществлено. Еще недавно в иностранных газетах сообщалось о разговорах канцлера с французским посланником по поводу проектов оккупации Бельгии и Голландии. Мы были тогда в Бельгии, и нас удивило, что возможность такой оккупации была встречена многими как нечто такое, что рано или поздно, а должно осуществиться. Все равно, говорили нам, водворение на континенте, по инициативе кн. Бисмарка, строгого протекционизма должно нас привести к гибели.

Англия. Эта страна, проповедующая ныне свободу торговли, создала свое коммерческое и промышленное величие строгим протекционизмом. Выше говорилось о том, как в Англии основалось суконное производство, которое положило начало промышленному развитию страны. Впоследствии властелины ее ничем не пренебрегали, чтобы возбудить промышленную деятельность народа. Некоторые из них, как, например, Елизавета, принимают абсолютные протекционные меры: ввоз металлов, выделанных кож и множества других фабричных произведений совершенно воспрещается. Строительное искусство посредством различных поощрительных мер также водворяется в Англии в царствование Елизаветы. Англичане посредством ряда различных льгот, предоставляемых иностранцам, заимствуют от всех стран света их специальные искусства: у Венеции производство кристалла, у Персии производство ковров и т. п. Фабриканты и ремесленники, выгнанные Филиппом II из Бельгии и Людовиком XIV из Франции, водворяют или улучшают в Англии целую массу промышленностей: производство шляп, бумаги, часов, льняных и шелковых изделий, железа и проч. Все эти производства развиваются и возрастают благодаря запрещениям ввоза или высоким пошлинам: «Овладевши какой-либо промышленностью, — говорит Лист, — она (Англия) окружала ее в течение столетий своим попечением, как молодое дерево, которое требует опоры и забот. Тот, кто не ведает, что в силу работы, прилежания и экономии промышленность со временем делается выгодной и что в стране, ушедшей вперед в земледелии и в цивилизации вообще, новые фабрики, соответственно охраняемые, как бы несовершенны и дороги ни были вначале их произведения, могут, при помощи опыта и внутренней конкуренции, во всех отношениях сравняться со старыми иностранными фабриками; тот, кто не знает, что будущность данного фабричного производства ограничена будущностью многих других, и который не понимает, до какой степени нация может развить свои производительные силы, когда она бдительно и беспрерывно наблюдает за тем, чтобы каждое поколение преследовало дело промышленного прогресса, начиная с того положения, до которого довело его предыдущее поколение, — тот должен начать с изучения истории английской промышленности, ранее нежели приступать к построению систем и навязыванию советов государственным людям, держащим в своих руках будущность народов».

Эта выдержка объясняет величие английской промышленности. Она уясняет доктрину, которой в течение столетий были воодушевлены английские монархи, и вместе с тем может служить прекрасным ответом нашим публицистам-фритредерам.

Навигационный акт установил верховенство английского флота, в особенности в ущерб голландского, который до того времени пользовался монополией каботажа и рыболовства. В 1703 году Метуэнский договор открыл Англии португальский рынок, которым до того времени пользовались голландцы и немцы. Этот договор весьма знаменателен в истории Англии. Он представляет собою первый шаг, поведший ее к колониальному владычеству. Английские произведения из Португалии дошли до Индии и Китая, что имело в окончательном результате прибавление к королевской короне Великобритании императорского титула Индии. Купцы, уверенные в том, что за ними последуют войска, составляли авангард всех колониальных завоеваний Англии. Занятие Индии могло привести Англию к промышленной катастрофе от свободного ввоза в ее пределы индийских бумажных и шелковых тканей. Что же она сделала? Под опасением строжайшей ответственности, она совершенно воспретила ввоз этих произведений из своих собственных владений: «…она не захотела потреблять ни одной нитки из Индии; она отбросила от себя эти столь прекрасные и столь дешевые произведения; она продавала континентальным странам по низким ценам эти прекрасные произведения Востока; она им предоставила выгоды этой дешевизны, для самой же себя Англия не захотела этой дешевизны». Это — последнее слово протекционизма, обогатившего Англию, которая после того создала и столь ревностно начала проповедовать теорию свободы обмена, обморочившую одно время всю Европу

История экономического развития Англии представляет три периода; вначале, когда в ней почти не существовало промышленности и она должна была обменивать свои сырые произведения на иностранные изделия, она держалась полной свободы торговли; когда промышленность и флот приобрели некоторое значение, она устранила иностранные произведения и суда; наконец, когда этим путем ее флот, промышленность и торговля достигли апогея, в ее международных коммерческих отношениях снова появилась свобода. «Тогда, — говорит Лист, — заключая трактаты на основе равенства, с одной стороны, она имела по сравнению с народами отставшими несомненные преимущества и помешала этим народам предпринимать ограничения, вызываемые их потребностями; с другой стороны, она охраняла национальные силы от беспечности и держала в бодрствовании, так чтобы не быть опереженной».

Само собою разумеется, что, кроме указанных причин настоящего богатства Англии, имелись еще другие, совершенно специальные причины: географическое положение, эмиграция фламандских ткачей в XII столетии, переселение в Англию фабрикантов, торговцев и ремесленников почти со всех европейских стран и проч.

Испания и Португалия. В то время как англичане употребили столетия, чтобы создать свое национальное состояние, Испания и Португалия, как известно, достигли громадного богатства в самое непродолжительное время. Но это богатство подобно было богатству счастливца, выигравшего значительный куш в лотерею, тогда как богатство англичан походит на состояние, достигнутое «трудолюбивым и экономным отцом семейства посредством сбережений». Испания и Португалия очень рано блеснули, чтобы затем вступить на путь, по-видимому, безостановочного падения.

В X столетии благодаря маврам промышленность этих стран уже достигла значительного процветания; но религиозные гонения сперва на евреев, а потом на мавров нанесли первый удар этому благополучию. Англичане докончили то, что не успел сделать фанатизм. Азиентский трактат для Испании, заключенный в 1713 году, имел на ее судьбу то же влияние, как Метуэнский на судьбу Португалии. Английская мануфактура наводнила эти страны, ибо известно, что англичане умеют выжимать из своих трактатов все то, что таковые могут дать. Лист по этому поводу вспоминает показание Андерсона, который говорит, что уже в то время англичане были весьма обучены искусству в искусстве объявлять свои произведения в таможнях «так, что они в действительности платили только половину пошлин, установленных тарифами». Кстати сказать, по мере развития промышленности у компатриотов Листа они развили у себя это искусство едва ли в меньшей степени, что теперь мы испытываем.