Тайна скарабея - Филипп Ванденберг

Директор стройки чувствовал себя не в своей тарелке, но ему пришлось сознаться:

– У нас случился прорыв, который отбросит нас как минимум на две недели назад.

– Прорыв? – взвился Камаль Махер. – Как это могло произойти?

– Как это могло произойти? – повторил профессор Якоби, поднимая руки и закатывая глаза, словно базарный фигляр. – А как могло случиться, что неправильно рассчитали испарение воды в водохранилище?

Махер молчал. Антонов тоже не произнес ни слова.

5

Позже – в салоне самолета, летевшего в Абу-Симбел, – Якоби не мог отвлечься от грустных мыслей. После часа полета пилот развернул голубой нос машины на запад под ними заблестела зеленая гладь водохранилища. Заходящее солнце отражалось миллионами солнечных зайчиков. И хотя Якоби был в темных очках, ему все же пришлось прищуриться от яркого света.

Он был один в салоне, но два задних кресла небольшой самолета были так завалены деревянными ящиками и мешками с почтой, что машине в Асуане потребовался намного больший разбег для взлета. Салах Курош, местный пилот которого все звали «the Eagle»[2] за неповторимые фигуры пилотажа, летал по этому маршруту с закрытыми глазами иногда по нескольку раз в день.

Он всегда выбирал один и тот же маршрут над водохранилищем, ширина которого увеличилась уже на десять двадцать километров. Но оба берега были все еще видны. Самолет летел низко, на высоте каких-то ста пятьдесят метров, и если встречалось какое-нибудь грузовое судно, т обязательно сигналил крыльями.

Садясь в кресло самолета в Асуане, Якоби принял твердо решение бросить эту работу. Его приглашали в Гамбургский университет читать лекции, а теперешнее приключение был ему малоинтересно. Но сейчас, когда самолет, казалось, летел строго на солнце, а вокруг простирались только вода, небо и пустыня, злость и разочарование рассеялись. И он категорически отверг мысль провести следующие два года в аудитории за лекторской кафедрой.

– Eagle! – попытался перекричать ревущий двигатель самолета Якоби. – Можешь представить, что все, что мы сделали, – напрасно?

– Как это, профессор? – крикнул в ответ Салах.

– Я говорю, можешь представить, что вода опередит нас?

Курош растерялся. Он задумался над тем, что сказал профессор, потом отрицательно покачал головой:

– Никогда в жизни. Я думаю, каждый, кто работает там, внизу, сделает все возможное, чтобы спасти храм. Они будут делать все и, если понадобится, работать даже в три смены. Я в этом абсолютно уверен, профессор.

Три смены! Якоби взглянул на пилота. Если он уговорит людей работать вместо двух смен три, а это двадцать четыре часа вместо шестнадцати, то они могут все успеть. Конечно, это приведет к большим затратам и увеличит расходы. Но об этом Якоби будет думать в последнюю очередь.

Самолет продолжал снижаться. Вода становилась все ближе и ближе. Только теперь можно было заметить, с какой скоростью летит самолет. И вот впереди появилась коса Абу-Симбел.

Это зрелище всегда поражало. После полуторачасового полета над пустынным морем песка вдруг возникало громадное поселение «золотоискателей»: краны, экскаваторы, машины, улицы, дома, палатки и бараки. Все это казалось хаотично разбросанным по пустыне. Салах летел по привычной траектории: со стороны реки, прямо возле храма, так что, казалось, до колоссов можно было достать рукой. Потом он поднимал самолет над громадным лагерем строителей и забирал немного вправо.

Под ними промелькнули антенны радиостанции, баки водонапорной башни и дизельная электростанция, над которой днем и ночью висело сизое облако выхлопных газов. Пилот направил машину чуть влево и, подняв клубы пыли, приземлился на узкой взлетно-посадочной полосе. Самолет остановился у длинного барака, на крыше которого торчала пара радиоантенн.

Якоби все еще оставался в своем кресле. Он думал. Наконец очнулся и обратился к пилоту;

– Садах, ты прав. Мы не сдадимся, мы продолжим рабы ту. И мы это сделаем!

6

Камински все-таки пришлось провести ночь в госпитале – врач настояла. Правда, его не пришлось долго уговаривать. Но немец обманулся в своих ожиданиях: утренний осмотр провел доктор Гeopr Хекман – начальник госпиталя в Абу-Симбел. Энергичный мужчина, скрывавший свою неуверенность за высокомерием. Хекман считал, что Камински ночевать в госпитале было вообще необязательно: он мог уйти и явиться только через неделю, чтобы снять швы.

Когда Камински уже собрался, дверь распахнулась и появился Сержио Алинардо с бутылкой виски в руке. Алинардо сказал несколько красивых слов, но не стал рассыпаться в извинениях за вчерашнее происшествие. У него и в мыслях не было так травмировать Камински, и он хотел остаться ему другом. С этими словами он протянул немцу бутылку виски.

Камински не знал, как вести себя в этой ситуации. Подумав, он взял бутылку. А что еще оставалось делать?

– Хорошо. Я не злопамятный.

Его слова обрадовали энергичного итальянца. Он подпрыгнул и ударил Камински по плечу так, что у того разболелась вчерашняя рана.

– Мы, итальянцы, очень вспыльчивы! – закричал Сержио радостно. – Но это» конечно» не оправдание, да?

Вечером он пригласил Камински в казино, чтобы окончательно забыть ссору. И тот согласился. Буйный итальянец оказался не таким уж плохим парнем. И когда Алинардо предложил подвезти его до дома на своем грузовике, немец не стал спорить.

Камински же заметил, что Сержио сказал «до дома». Люди на иностранных стройплощадках и под лопухом чувствуют себя как дома – было бы только где голову приклонить. Алинардо жил в «конюшне»: вытянутое здание, десять комнат справа по коридору, десять – слева. Два туалета, две душевые. Там жили в основном холостяки, у которых не было ни времени, ни желания подыскать себе что-нибудь получше.

Итальянец быстро вел машину по ухабистой дороге. Голова у Камински болела. Он положил руку на лоб и закрыл глаза.

– Что, голова болит? – поинтересовался Алинардо.

Немец кивнул.

– Знаю верное средство.

– Да? – Камински страдальчески посмотрел на Алинардо, который подпрыгивал за рулем грузовика, пытаясь смягчить удары от выбоин.

– Кемаль, кузнец!

Камински отвернулся. Он решил, что итальянец его разыгрывает, к тому же от жары головная боль становилась невыносимой.

– Думаешь, морочу тебе голову, да? – Алинардо махнул рукой. – Все в Абу-Симбел, у кого болит голова, идут к Кемалю-кузнецу. Египтяне даже поговаривают, что он колдун, возможно, он просто хороший врачеватель, каких много в Африке. Во всяком случае, он может снять любую головную боль за считанные секунды.

– Я не верю во все эти фокусы.

– Я тоже, – согласился Алинардо. – Но я видел это собственными глазами.

– Что ты видел? – настаивал на своем Камински. – Как он кому-то снял боль?

Алинардо поднял правую руку:

– Клянусь! Это случилось с Лундхольмом, шведом. Но, в конце концов, это не мое дело.

Камински припомнил «медикаментозные» снадобья из верблюжьей мочи и фекалий обезьян, которые видел во время своих заграничных поездок, но даже в крайнем случае не стал бы их использовать.

– Нет, спасибо!

– Тебе стоит на это взглянуть, – возразил итальянец, – Я повторяю, это не мое дело, но тот, кто перенес процедуру, излечивается от головной боли. И восхищается Кемалем-кузнецом.

Слова Алинардо заинтриговали Камински, и он согласился попробовать чудодейственный метод кузнеца. В конце концов ему стало интересно, почему итальянец так загадочно о нем говорит.

Кузнец жил в маленьком квадратном домишке с узкими окнами на улице Веркшоп-роуд. На крыльце, крытом листами жести, ждали ученики врачевателя, там же стояли предметы обихода, сданные кузнецу в починку. Видно было, что стояли они здесь уже довольно долго, потому что успели покрыться толстым слоем пыли.

В тот момент, когда Сержио остановил машину у кузницы, оттуда послышался дикий вопль и наружу выскочил молодой египтянин. Отбежав несколько метров от двери, он остановился, оглянулся и, словно услышав какой-то призыв, пустился прочь так, что пятки засверкали.

Итальянец втолкнул Камински в кузницу, откуда им в лицо ударил горячий затхлый воздух. Кемаль, мельком взглянув на вошедших, продолжал возиться у кузнечного горна.

Кемаль на вид быв стар, можно было даже назвать его древним. На нем был кожаный жилет, из которого торчали худые жилистые руки пепельно-серого цвета, словно кузнец никогда не выходил на солнце. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы заметить, что у него только один глаз, по крайней мере, только одним он мог видеть. На втором глазу было бельмо.

– У этого мистера сильная головная боль, – обратился Сержио к Кемалю.

Тот кивнул в ответ. Что это значило, можно было только догадываться. Взмахом руки он указал Камински на табурет у входа.

Камински с опаской повиновался: кузнец все же пользовался определенным авторитетом. Он ожидал, что Кемаль. принесет какую-нибудь микстуру и выльет ее ему на голову. Он даже не удивился бы, начни знахарь окуривать его благовониями. Но произошло другое.