Кто ты, Кирилл Толмацкий? - Ирина Толмацкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот же день мне велели убираться восвояси. Не нашла в себе сил ехать домой или к родителям. Отправилась к Кате, мы с ней с четырнадцати лет дружим. Помню, как маленькая (во всех смыслах, мне только 22 года исполнилось) и совершенно ошарашенная плелась по улице. Шок был серьезным. В нем смешалось все — испуг, возмущение, безнадега. Я поняла, что можно вообще ничего не сделать, но к тебе придут ночью, оскорбительно перевернут вверх дном твой дом, а потом и вовсе лишат единственного, что у тебя вроде бы точно есть — свободы.
Звоню в дверь, Катя смотрит в глазок и не узнает меня, спрашивает: «Кто?» А я в СИЗО всего-то трое суток провела. У подруги выплакалась. Рассказала ей все. Катя из интеллигентной семьи, дочка художника, и тоже наивная до предела. Стала убеждать меня не опускать руки, бороться, если человек не преступник, нельзя его в тюрьму! Потом все мы еще подергались — искали знакомых, чтобы как-то повлиять на исход суда, — но ничего не вышло. Штаны ставились в вину Толмацкому и еще одному парню, чей отец по счастливому для него совпадению имел отношение к номенклатуре. В общем подельника освободили, а Саша сел.
Дали три года. Сначала отправили на зону, потом за хорошее поведение — «на химию» в Ульяновскую область. Мы, Кирюша, мама Саши Маира Яковлевна и я, стали ждать его возвращения.
Работу, конечно же, пришлось сменить. Добрые люди выручили — приняли в Институт гематологии неподалеку от дома лаборантом. Зарплата в семьдесят рублей — не разгуляешься, но все-таки. Надо же на что-то жить с ребенком и передачки мужу слать. До сих пор мое любимое блюдо — это жареная капуста с яйцами, начинка такая для пирогов, правда, без пирогов.
Маира Яковлевна, случалось, плакала по ночам. А я нет. Как проревелась у Кати в день выхода из СИЗО, так больше — ни слезинки. Смирилась к тем, что самый лучший город земли в одночасье перестал быть для меня безопасным. Но есть ребенок, маленький солнечный мальчик. Значит, надо приспосабливаться.
Кстати, импортные детские вещи с этикетками, изъятые во время обыска, мне так и не вернули. И с этим обстоятельством я тоже смирилась — у следователей, наверное, тоже были дети.
По тундре по железной дороге
Не по такой уж и тундре, конечно, но к месту отбывания Толмацким срока, в поселок под Ульяновском, им с Кирюшей пришлось ехать в общем вагоне. На купе денег не хватило. А Ира хоть и с другой стороны Ленинградского проспекта, но все-таки из Москвы. И она до смерти боялась тех своих попутчиков.
В плацкарте, в котором она оказалась впервые в жизни, ездил тот самый, по меткому чиновничьему выражению, глубинный народ. Вымотанные, нагруженные как вьючные животные мешками с картошкой, связанными между собой (так удобнее тащить на плече) авоськами с продуктами, пахнущие дешевым табаком и потом люди. Никогда еще Ира не сталкивалась с ними так близко и на всякий случай опасалась. Ульяновская область, в которую они все направлялись, казалась ей той же тундрой, только чуть ближе. В общем, забилась на верхнюю полку в уголок вместе с ребенком, жареной курицей и вареными яйцами «в дорогу», мечтая, чтобы никто не обратил на них внимания.
Ничего ж не поделаешь: как-то надо ехать. Муж ждет. В режимном поселении намечалась первомайская демонстрация, он рассчитывал на условно-досрочное освобождение. А жена и ребенок были просто необходимы для усиления положительного облика заключенного Толмацкого!
Кирилл, душа нараспашку, «глубинных» людей вовсе не испугался и быстро устал сидеть на одном месте. Всем рассказал, что зовут его Кирюша и едут они к папе. Прочел стишок женщине с уставшими глазами, и она заулыбалась. Подружился с дедом, пахнущим папиросами «Беломорканал», и тот показал фокус со спичками. В общем, поезд тронуться не успел, а Ира с сыном стали центром внимания всего общего и совсем не страшного вагона.
Доехали. Кирилл, совсем кроха, помнил, что бритая голова отца когда-то была совсем другой. Гладил того по остаткам волос, приговаривая: «Как ежик… Папа как ежик». А родители изо всех сил старались не разреветься при ребенке.
На следующий день всем выдали красные флажки, и семья Толмацких отправилась демонстрировать восхищение маем, трудом и советским строем в целом. Как отличалась эта майская демонстрация от тех, на которые Ира ходила когда-то с папой! Но старалась улыбаться как можно естественнее, вместе со всеми кричала: «Ура!» Будущая звезда хип-хопа сидел у отца на руках и размахивал красным флажком.
Ульяновский вояж пошел Александру на пользу — перед Новым годом его освободили условно-досрочно. Но страх не отпускал еще долго. Уговорить его пойти отмечать праздник к друзьям, всего-то до соседнего квартала, оказалось сложной задачей. Час она уговаривала и еле вытащила. На обратной дороге увидели заснувшего в сугробе пьяного. Ира хотела позвонить из автомата в «скорую» или милицию — замерзнет же человек! Но муж уперся: «Не надо, потом скажут, мы во всем виноваты. А у меня условно-досрочное». Пришлось звонить позже от соседей.
Еще с того момента, как вспоминается Ире, Саша больше никогда не шил. Даже с оторвавшейся пуговицей подходил к жене. Как отрезало, в общем.
И все-таки жизнь потихоньку стала налаживаться. Толмацкий вернулся к своим дискотекам, а потом занялся продюсерской деятельностью — маленький Родька Газманов спел под его чутким руководством «Люси». Кирюха подрастал. В стране намечались долгожданные перемены.
Перестройка, гласность и наша прекрасная огромная баржа «СССР», поплевавшись старыми двигателями, взяла курс на демократию. Правда, самые острые события, вроде путча 1991 года, Толмацкие с легкой Ириной руки пропустили. Она попыталась самостоятельно починить задымившуюся розетку и вырубила электричество во всем доме. Когда же проводку наладили, никто не мог понять, почему по всем телевизионным каналам идет «Лебединое озеро».
Люди гибнут за металл
— В отношении к материальным радостям жизни мы с Кириллом всегда были одинаковыми. То есть понимали, конечно, что с деньгами лучше, чем без них, но в
