Комбинации против Хода Истории - Игорь Гергенрёдер

– Не могу смотреть, как вы убиваете себя.

– Перестаньте раздражать! - желчно, грубо оборвал Костарев. - Что такое - ваша заботливость обо мне? Чушь! Её никак не должно быть. Если б вы вправду могли сочувствовать мне, то заботились бы о том, ради чего я в любой момент готов отдать и свою, и миллионы чужих жизней. Ничего дороже этого явления нет и не может быть, ибо это явление есть Россия!

"Понесла молодца лихая! - с тоской подумал доктор. - Но ведь искренен! Дай-ка подсажу болезного на его любимого конька..."

– Вот вы рассуждаете, Сан-Франциско надо было в своё время колонизовать...

– Продолжать с него колонизацию, - поправил Костарев, - двигаться на восток, по просторам, куда в те времена ещё не добрались янки. Граница между русской и англоговорящей Северной Америкой пролегла бы с севера на юг через нынешний город Денвер!

"Милый вы мой Александр Македонский!" - мысленно воскликнул доктор, у него щемило сердце.

– Дружочек, Аттила вы мой, - пробормотал он. - Откуда же сил было взять? Мы Кавказ полвека покоряли...

– А вот Кавказ, Крым следовало оставить на сегодня! И без Польши, Литвы, Финляндии надо было обойтись. Не лезла же Англия присоединять Данию. Энергию нужно забрасывать подальше и туда, где свободнее. Нам бы не грызться с Турцией, а ещё при Петре Первом - все силы в Северную Америку! Отменить крепостное право - мужики б и потекли. Да ещё сказку о заморском чудо-счастье распустить. С кого этого б не достало, тех насильственно выселять, как делало английское правительство, когда освобождало земли для нужд овцеводства. Гнать и подгонять. И обещать, обещать! Мелкопоместные дворяне поразорялись бы без рабочих рук и сами в Америку побежали б. И хорошо - ибо все главные нигилисты вышли из них. А так: мирная жизнь не для вас? На Восток! Вот вам просторы - дерзайте.

Кто не поедет, а по лесам станет шататься - вешать! Деревня в назначенный срок не стронулась с места - сжечь!

– Да вы прямо Нерон, - сказал Зверянский не с насмешкой, а с состраданием.

– Нет. Всего лишь английский король Генрих Восьмой.

– Да-аа-с! - доктор глядел на человека в пенсне, проливая чай и не замечая этого.

Костарев выпил рюмку, не притронулся к еде. Доктор промолчал в унынии. Сдерживая вздох, спросил:

– Вот вы толкуете - все силы туда. А отделись они потом от нас, как американцы от Англии?

– И пусть! Появилась бы большая страна - Русский Союз Губерний Америки. Все силы возбужденья, весь революционный элемент - там! А в самой России - покой, тишь. Земли всем вдоволь, и сидят на ней истинные труженики, а не охотники пограбить. Нищеты этой омертвелой, избёнок дрянных нет, а только усадьбы да дома под тёсом, под железом... о!.. Не могу говорить - больно! Какую проспали игру!..

Но и недавно была вероятность комбинаций. Отстраниться от Европы! Пусть бы она - без вмешательства России - погрязла в войне. А нам - брать реванш над Японией. Занять Корею, Монголию. Кто б воспрепятствовал, кто? Но наша верхушка - царь, это мелкое существо - предали интерес России, столкнули её с Германией. Какую за это казнь придумать? Какое проклятье?..

В правой руке Костарева - серебряная чайная ложка, он взмахивает ею. Левая рука сжата в кулак.

– Вероятен ряд комбинаций. Первая: союз Пудовочкина с Дутовым против большевиков. В дальнейшем - действия по обстоятельствам... Или: устранение Дутова и привлечение его сил к Пудовочкину. Отсечение от Центральной России Урала, Туркестана, Сибири.

Дальше опять же два предположительных хода. Первый: наступление на Москву для свержения большевиков. Но как поведёт себя народ? Большевицкими лозунгами очарованы многие. Наступление может провалиться из-за противодействия плебса. Не лучше ли ход второй? Движение в Монголию, в Синьцзян, усиленная пропаганда и агитация относительно земного рая там? Население станет перебегать от большевиков к нам, и тогда их власть останется лишь подтолкнуть.

– Вы верите... - пробормотал доктор, - что вам поверят?

– Если поверили лжи большевиков, то почему не поверят нашей? Но нужна ужасающая и тем самым обольстительная фигура вожака черни, фигура пресловутого Хама с большой буквы.

– Помнится, - сказал Зверянский, - вы не так давно превозносили русский народ. А сейчас допускаете о нём такое...

– Лишь мудро влюблённый, - перебил Костарев, - я подчёркиваю слово "мудро"! - лишь мудро влюблённый не боится видеть все недостатки любимого и воздействовать на них к его пользе, жертвуя собой!

– Вы потрясающи в вашем заблуждении, и... - доктор почесал тугую бритую щёку, - не понимаю... может, вы и Пудовочкина любите? Когда вы давеча поехали к нему, я подумал, как вам, должно быть, противно говорить с ним, но вы берёте на себя это бремя ради населения нашего города...

– Я не говорил с ним о вашем городе! Я говорил о городах Урумчи и Хотан, о пути в Тибет. Почему вы не поймёте? Всё, что не сопоставляется с Ходом Истории, - пустяки для меня!

– Не говорили? - в ужасе прошептал Зверянский, приподымаясь из-за стола; его мясистая нижняя губа отвисла.

Утром доктора позвали к больному. "Больным" оказался начальник станции Бесперстов. Он сидел в спальне на кровати и держал на коленях грелку. У окна стоял капитан Толубинов; пустой правый рукав гимнастёрки аккуратно заправлен под поясной ремень. Ростом офицер чуть выше среднего, длиннолицый, он тщательно выбрит, в умных глазах - обаяние спокойной твёрдости.

Зверянскому предложили участвовать в заговоре. Доктор тотчас согласился. Деликатно наклонив голову в его сторону, Бесперстов обратился к капитану:

– Вот, казалось бы, не был человек на войне, на медведя с рогатиной не ходил, а в его смелости я был убеждён! Как какая несправедливость, кто первый на защиту слабого? Доктор Зверянский.

– Может, это не столько смелость, - скромно заметил доктор, - а запальчивость. Я по моему сыну Юрию замечаю: что-то его возмутит - как спичка вспыхнет!

– Сына придержите, чтобы не последовал примеру несчастного Семёнова, - встревоженно предупредил Бесперстов. - Пусть уж потерпит до общего выступления.

– Пришлите сына ко мне, - попросил капитан Толубинов. - Я ему разъясню...

Зверянский поблагодарил. Вскочив со стула, возбуждённо заходил по комнате.

– Я сам, господа, едва терплю! О, первый, в кого я с радостью... я не боюсь это сказать - с радостью! - всажу пулю... мой постоялец комиссар! Вчера он позволил себе такое...

– Требовал денег? - спросил Бесперстов.

– Что ему деньги? Тут пострашнее. Тут - философия!

– Философия - это хорошо, - сказал капитан тепло, как говорят вежливые люди о чём-то дорогом для собеседника. - Плохое в другом, в том, что мы часто недооцениваем противника. Комиссары, они - дошлые. А вы - прямой человек. Заспорите с ним по философскому вопросу: ваша ненависть и прорвётся. Он поймёт в вас врага. А нам сейчас очень пригодилось бы ваше с ним приятельство. Ведь что сейчас самое страшное? Донос. В этом случае комиссар мог бы проговориться вам, и мы успели бы изменить план...

Доктор остановился, размышляя. Произнёс с уважительной вескостью:

– Вы, безусловно, правы, господин капитан! Я с готовностью подчиняюсь военной дисциплине. Всё, что в силах человека, будет исполнено!

На Шестом разъезде в будке путевого обходчика собралось руководство заговора. Выступили Бесперстов, купец Усольщиков, поручик Олег Кумоваев, другие. Дела обстояли так.

Мужчин, вполне способных владеть оружием, включая тех, кто побывал на фронте, насчитывается в городе примерно две тысячи. Около половины согласилось участвовать в деле.

Красногвардейцев насчитали четыреста двадцать. У них два станковых и три ручных пулемёта. У многих, помимо винтовок, - револьверы, гранаты... А у кузнечан с оружием плохо.

Были собраны деньги. Верные машинисты, по поручению Бесперстова, закупают оружие в Пензе, в Самаре, на разных станциях. Привозят тайком, в тендерах паровозов.

Через Кузнецк проезжают солдаты, возвращающиеся с фронта, охотно продают оружие. Но капитан Толубинов настрого запретил покупать его на станции Кузнецк, так так это наверняка стало бы известно красным.

Поручик Кумоваев сообщил: в настоящий момент у заговорщиков в наличии чуть более трёхсот стволов. Из них винтовок - шестьдесят две, охотничьих ружей - сто три; остальное - револьверы. Ещё пятьсот человек будут вооружены только ножами, топорами, заточенными лопатами.

Помещик Осокин высказал своё мнение:

– Надо доставать ружья. Выступать не раньше, чем недели через две.

Его поддержал бухгалтер Билетов:

– Куда, господа, с револьверами против винтовок, пулемётов? Я невоенный, но, знаете, это-то понимаю.

– А между тем, господа, - мягко, будто соглашаясь, сказал капитан Толубинов, - стоящая перед нами задача совершенно разрешима при наших возможностях. Разумеется, перевес красных в огневой мощи, в количестве и качестве вооружения значителен. Но мы не собираемся сражаться с ними в поле...