Он её ад (СИ) - Шварц Анна

Ярость, которая спала до этого дня, вспыхнула, как вулкан, и рванула по венам, принеся с собой запах крови и скорой расправы.

Видимо, поняв настроение Яагера, ушлепок внезапно рванул вперед. Если он хотел сбежать, это было глупо. Матиас его достал бы, даже если ему пришлось бы спуститься за ним в ад. Он правда надеялся убежать? Когда Яагер его поймал, приподняв за шкирку над полом, он даже хотел спросить ушлепка - в самом ли деле тот считает, что одна сломанная рука - это справедливая расплата за то, что он сделал со своей сестрой?

Даже если те идиоты не смогли справиться с таким простым заданием, как “сломать мелкого ублюдка”, он должен понимать, что Матиас разорвет его на части, заставив пережить такую же боль, как и Грейс, раз тот осмелился не сдохнуть неделю назад. У него был шанс покинуть этот мир быстро, когда еще Матиас не пережил неделю одиночества в соседнем корпусе, уничтожая в себе любые чувства, напоминающие сочувствие или жалость.

Вечером Яагер спустился и взял в столовой кофе, а после по привычке отправился на улицу.

Честно говоря, там, в отличие от соседнего пустующего корпуса, не было спокойно, поэтому Матиас изменил своей новой привычке и поднялся в свою комнату. Не включая свет, он подошел к окну и задумчиво смотрел на то, как расчерчивают комнату огромные тени, пока солнце уходит за горизонт.

Когда открылась дверь, Яагер даже не пошевелился.

Ушлепок его не заметил, влетев в комнату. Открыв шкаф и выкинув на пол вещи, он начал бешено крутиться, пытаясь снять с себя одежду, но из-за сломанной руки у него это не получалось. Матиас наблюдал за этим, чуть склонив голову и чувствуя, как легкая усмешка кривит его губы. Он не собирался прерывать этот бестолковый танец - пусть мелкий ублюдок сделает то, что хотел, а потом Яагер покажет ему, что такое ад.

Штаны слетели на пол. Ткань толстовки скользнула вверх, обнажая кожу.

Матиас почувствовал, как усмешка исчезает с его лица.

Кажется, что воздух в комнате превратился в яд. Иначе с какого хрена он чувствовал, как с каждым вздохом что-то жгучее, мерзкое и больное стекает по горлу и пускает в сердце корни, в осколки разбивая все то спокойствие,  которое еще буквально мгновение было в нем? Он смотрел на то, как обнажаются изгибы совершенно женского тела, и чувствовал, что он окончательно рехнулся.

От бледной, почти прозрачной гладкой кожи плоского живота, до бинта на груди.

Перед ним был не парень.

Яагер почувствовал, словно в его сознании что-то с громким хрустом переломилось. Застыв, он скользил взглядом по этому силуэту, который рисовала ему полутьма. Раз за разом, запечатлевая в сознании каждый его сантиметр.

Эта кожа и должна пахнуть именно так, как помнил Матиас. Не было никакой ошибки.

Эти волосы и должны быть такими мягкими, потому что они принадлежат девушке.

Все это время...

Огромные, испуганные глаза, наконец-таки, заметили его присутствие и в них зажегся ужас.

— Черт... — сорвалось в полной тишине. В этот момент Яагер почувствовал, словно в его грудь кто-то вонзил хорошо заточенный нож, одним махом вскрыв сердце и пуская горячую кровь.

Раздался треск.  Чашка с кофе лопнула в руке, но Матиас сжал осколки, желая болью ко всем хренам прогнать это наваждение, хотя, на самом деле, прекрасно знал, что эта была реальность. Это было очевидно. Это лежало на поверхности. То, что он так упорно отрицал, закрывая глаза.

— Грейс.

Бинты внезапно соскользнули с ее груди, будто бы Яагеру нужно было еще какое-то подтверждение.

Первое, что он хотел сделать - отвернуться. В конце концов, Грейс была той, кого он никогда в жизни бы не запятнал ни грязным словом, ни взглядом. Несмотря на то, что он говорил ей в далеком детстве, спустя годы он понял - лучшее, что мог сделать такой человек, как он - уважать эту девушку, и не позволять относиться к ней, как к другим.

Но она, подхватив с пола простынь, внезапно рванула к двери. Если бы она сделала шаг за порог и кто-то увидел ее в таком виде - Яагеру пришлось бы вырвать этому человеку глаза. Поэтому он просто в два шага настигнув Грейс, заблокировал дверь рукой. Это был самый лучший вариант избежать чужой крови, но в то же время и самый ужасный: едва оказавшись так близко к ней, он почувствовал, что его внутреннее чудовище, посаженное давным-давно на цепь самообладания, чуть не сорвалось с этой цепи.

Стоило только ощутить ее так близко. Понять это и осознать. И желание прикасаться, обладать ею, вспыхнуло настолько сильно, словно кто-то плеснул масло в этот костер.

Он протянул руку и сгреб Грейс, прижимая к своему телу, впитывая в себя ее дрожащее тепло и уговаривая себя притормозить. Нельзя. Нет. Ее нужно было отпустить сейчас, потому что это хрупкое тело в его объятиях было напряжено до предела от страха, и, хотя разум говорил Яагеру отступить, чтобы не пугать Грейс, его темная часть желала прямо сейчас сломать это сопротивление, чтобы, наконец, получить то, чего он давно хотел. Он слишком долго подавлял в себе подобные желания, поэтому, оказавшись так близко к Грейс, он бояться с ними не совладать.

Только яд внутри продолжал отравлять его, и впервые возникла простая и правдивая мысль: а он имеет вообще право даже так к ней прикасаться?

Грейс вернулась в колледж вместо своего ублюдочного брата, в точности повторив его прическу и одежду. Коен никогда не был похож на парня, поэтому использовать его образ было достаточно просто, но мать его, любой знакомый с Грейс человек, всего лишь немного присмотревшись, мог бы увидеть очевидные различия.

Вспыхнула и погасла мысль, что он еще успеет в скором времени поговорить с Джосом, который утверждал, что видел Коена раздетым - и понять, была ли эта случайность, или брат намеренно ввел его в заблуждение? Матиаса уничтожал другой факт: все это время он планомерно следовал цели избавиться от Коена, который в самом деле был Грейс.

Он ударил ее. Из-за него ей сломали руку. Он смотрел, ка другие издеваются над ней, и ничего не сделал.

Если бы не какая-то счастливая случайность, в тот вечер, когда он оставил Грейс в том заброшенном здании - она бы никогда не вернулась обратно. Яагер стал бы тем, кто собственными руками уничтожил девушку, ту, ради которой был всегда готов вырвать свое сердце, если бы понадобилось, лишь бы она жила дальше.

В одно мгновение вся ненависть, направленная на ее мелкого брата-ублюдка, обернулась против него. Если бы кто-нибудь сейчас спросил Матиаса, что бы он хотел, Яагер попросил бы его пристрелить, лишь бы это просто закончилось.

Он не имел права прикасаться к ней после такого.

Он заслужил ее страх и этот взгляд, полный презрения и ненависти.

“Прости”, которое он произнес, было слишком незначительной вещью, и не могло бы очистить его от всех грехов, которые он совершил в отношении Грейс. Это вырвавшееся слово было для нее просто мусором, который она тут же отшвырнет в сторону.

Он должен был отступить. Но уйти совсем он не мог. Пусть каждое ее слово, которое она произносила сейчас, продолжало вонзаться в него подобно ножу, но ранее Яагер пообещал себе, что никогда больше ни на шаг не отойдет от Грейс, чтобы защитить ее.

Никогда.

...Та, кого он любил, и та, кому он причинил столько боли, сейчас, несмотря ни на что, вытаскивала осколки из его руки, уговаривая пойти в медпункт. В конце концов, она всегда была такой, а он как был, так и остался человеком, который мог только издалека смотреть на нее без права на что-то большее, изредка греясь об ее свет.

Сейчас он наблюдал за ней, чувствуя, что все-таки надругался над единственным в мире человеком, настолько важным ему. Но даже отчетливо это понимая, он по-прежнему не мог остановиться и отступить.

Поэтому когда она задала ему вопрос, он ответил на него предельно честно, прекрасно отдавая себе отчет, что Грейс сейчас не захочет принадлежать ему.

“Я хочу с тобой отношений”.

Даже если ответом будет “нет”. Даже если она пожелает ему умереть. Даже если будет убеждать, что никогда не позволит ему прикоснуться к себе. Эти слова зрели в нем настолько долго, что он произнес бы их в абсолютно любом случае, что бы в этом мире не случилось.