Нет числа дням - Роберт Годдард

— Я частенько сюда захожу, — сказал Бэзил, как только Ник сделал первый глоток тоника и убедился, что с джином напиток стал бы намного вкуснее. — Смотрю на других посетителей — подростков, влюбленных, одиночек вроде меня. Кажется, начинаю понимать немного, что такое людское общество. Вот только могу ли я к нему присоединиться? Вряд ли. Приходится признать, что я слишком поздно вернулся.

— Скучаешь по Греции?

— Конечно. Особенно по солнцу. И все равно надо было уезжать. Там я просто дурачил самого себя. И окружающих. Здесь я значу очень мало. Но эта малость и есть я.

— Часто видишься с отцом?

— Лишь в сопровождении эскорта. Сказать, что он во мне разочаровался, — значит ничего не сказать.

— Думаю, мы все его не порадовали.

— Да, никто из нас не достиг серьезных высот. Однако мои, наверное, такие низкие, что напоминают скорее ямы. Поэтому завтра, когда вы будете объяснять ему, почему мы просто обязаны принять предложение Тантриса, я займу место на галерке.

— Ты, похоже, не считаешь, что отец должен его принять.

— Понимаешь, я не ставлю под сомнение, что он видит, насколько оно ценно. Но, зная отца, уверен, что он будет спорить.

— И я.

— Вопрос звучит так: почему? Если витраж Суда действительно спрятан в Тренноре, наш папочка — выдающийся археолог — должен рваться найти его во что бы то ни стало. А он уперся.

— Видимо, считает, что мы на него давим.

— А мы и давим.

— Из самых лучших побуждений.

— Правда? — иронически вздернул бровь Бэзил. — Прости, Ник, но, честно говоря, дело в банальной жадности. Эндрю, Ирен и Анна жаждут денег. И ты, думаю, тоже. Все просто.

— А себя ты вычеркиваешь из списка жаждущих?

— А мне, знаешь, не нужны деньги. Богатство — даже не очень большое, если посчитать, сколько достанется каждому, — мне не идет. Я решил отказаться от своей доли. Можете разделить ее между собой.

— Шутишь?

— Анна не поверила, когда я ей сказал. Ты, вижу, тоже. Не важно. Я-то знаю, что говорю серьезно. Гораздо легче и приятней быть… лицом незаинтересованным. Не беспокойтесь, я не лицемерю. Вы все сумеете распорядиться деньгами. А отец будет торжественно препровожден в Гортон-Лодж. Я согласен с вашим планом.

— Но не хочешь получить от него выгоду?

— Не совсем так. Тут… кое-что другое.

— Что же?

— Единственное, чему я научился за долгие годы, — ничего не иметь. — Бэзил грустно улыбнулся. — Позвольте мне с тем и остаться.

Когда Ник и Бэзил вошли в квартиру Анны, там веяли ароматы чеснока и сыра. Хозяйка прибежала с кухни, сияя не хуже собственного клеенчатого фартука, кивнула в ответ на заверения братьев, что они совершенно случайно встретились на улице, обняла и расцеловала Ника и унеслась обратно, наказав мужчинам открыть вино.

Анна всегда была самой шумной и импульсивной из детей Майкла, а сейчас стала еще и самой крупной — ее и раньше пышная фигура теперь раздалась до немыслимых размеров; вместе с костлявым, тощим Бэзилом они составляли весьма оригинальную пару. И самой великодушной: не случайно именно она приютила безработного и не желающего работать бывшего монаха с рассеянным взглядом.

Но вот уступать брату свою территорию она, похоже, не собиралась. В маленькой квартире не было ни следа присутствия Бэзила, зато во всем чувствовался вкус Анны — от завешанных коврами стен до кресел в полоску. Стопки листовок против ремонта атомных подлодок на Девонпортских верфях — кампания, в которой Анна принимала живейшее участие, — валялись на полу рядом со столиком, как будто их сбросили только что, дабы водрузить на их место ножи, вилки, стаканы и бутылку кьянти.

Штопор Ник нашел на каминной полке, рядом лежала открытка с изображением Сиднейского оперного театра. Он перевернул открытку и прочел:

«Привет, Анна. Здесь жарче, чем у тебя на кухне, так что я сварился и стал крутой! Дела нормально. Скоро напишу по электронной почте. Целую, З.».

Таинственным З., как прекрасно знал Ник, но вряд ли догадались бы чужие, был восемнадцатилетний сын Анны, Зак, который уже год путешествовал по свету и сейчас достиг как раз того возраста, в котором Анна его родила. Племянники и племянницы Ника разъехались во все стороны: Зак валял дурака в Австралии, Том занимался неизвестно чем в Эдинбурге, а Лора училась играть в лакросс[8] и ходить аристократической походкой в некой школе для девиц из хороших семей в Харрогите[9].

— И ни слова дяде — заметил? — спросил Бэзил, заглядывая Нику через плечо.

— А я и не ждал.

— Я себя имею в виду. Я здесь живу, забыл?

— Уверен, Заку это по душе. Ему спокойнее при мысли, что за матерью есть кому присмотреть.

— Открывай-ка вино, — усмехнувшись, велел Бэзил. — Тебе явно нужно выпить.

Слова Бэзила попали в самую точку. Ник не мог ни принять, ни опровергнуть его заявление, что семьей овладела жадность. Сам он жадным себя не чувствовал. Даже верить в это не хотел. И все-таки не мог не думать о той сумме, которую несло с собой предложение Тантриса. Трудно отмахнуться от человека, сулящего такие деньги.

Пока Ник и Бэзил уничтожали щедрые порции приготовленной Анной мусаки, им было не до разговора о Тренноре и будущем отца. И только когда Бэзил пошел на кухню, чтобы загрузить посудомоечную машину и принести еще бутылку кьянти, Анна решила перейти к делу.

— Ирен звонила мне сегодня вечером, сразу после твоего отъезда, и сообщила, что ты стал на нашу сторону. Слава Богу, мы хоть тебя не должны уламывать.

— Но отец-то остается.

— В конце концов и он поймет, что по-другому нельзя. Должен понять. Он просто не может больше жить в одиночестве. Недавно Пру пришла убираться и нашла его на полу в гостиной. Упал и не мог встать. А что было бы, если б она не появилась? Отец слишком много пьет. Особенно с тех пор, как умерла мама. Я его не виню, но, Ник, нам действительно подвернулась прекрасная возможность решить проблему, с которой мы рано или поздно все равно бы столкнулись.

— Я думаю, надо воззвать к его профессионализму. Указать на историческую значимость проекта Элспет.

— Она для тебя уже Элспет, да?

— Если мы позволим Ирен говорить о его дряхлости, он просто еще сильней упрется, вот и все.

— Ладно, постараюсь ее переубедить.

— Бэзил сказал мне, что отказывается от своей доли.

— Таковы его представления о смирении, целомудрии и нестяжательстве. В любом случае совсем в стороне он не останется. Если я получу свою и часть его доли, то смогу купить домик, где мы поселимся вместе. Так что он тоже окажется в выигрыше, пусть и не денежном.

— Вижу, вам здесь вдвоем тесновато.

— Пока Зак не уехал, было еще хуже. Хотя он практически не бывал дома, ночевал — и то не всегда.

— Ты молодец, что поселила Бэзила у себя.

— У меня не было выбора. Он мой брат.

— И консультант по разным чудесам, — добавил, входя в комнату, Бэзил. — Одним из которых, несомненно, является наш таинственный благодетель.

Ник поднял глаза на брата:

— В смысле?

— Кто он такой, этот мистер Тантрис?

— Богатей, влюбленный в старинные витражи, — ответила Анна.

— И тебе хватает этих сведений, чтобы сделать выводы о роде его деятельности и характере?

— А я больше не хочу ничего знать, — усмехнулась Анна. — Во всяком случае, о дружище Тантрисе.

— Мы о нем вообще ничего не знаем.

— Он хочет купить Треннор по цене гораздо выше средней. Чего еще?

— И тебе не любопытно?

— Мне любопытно, что я буду делать с его деньгами.

— На самом деле это отцовы деньги.

— Не понимаю, почему тебя, такого разборчивого, вышвырнули из монастыря.

— Меня не вышвыривали. Я сам ушел.

— Похоже, ушел за день до того, как собирались выгнать.

— Вы что, все время так общаетесь? — спросил Ник.

— Нет. Обычно хуже, — натянуто сострил Бэзил. — Сегодня Анна в хорошем настроении — благодаря твоему приезду.

— Заткнись, — сказала Анна пока еще в шутку, но уже со скрытым раздражением.

— Могу я задать пару элементарных вопросов?

— Нет.

— Но…

— Нет!

— Какая жалость.

— Скорее радость.

— Только вот…

— Ну что? — тяжело вздохнув, сдалась Анна.

— Это очень полезные вопросы. — Бэзил переводил взгляд с сестры на брата. — Хотя они, конечно, могут и подождать.

Они и подождали. Вот и хорошо, думал на обратном пути Ник. Потому что ответы на вопросы Бэзила могли сделать семейное сборище в Тренноре гораздо менее приятным — и более запутанным, — чем хотели все братья и сестры. Пока что общий план казался логичным и, без сомнения, выгодным. Кроме денег, речь шла об исторической загадке. Витраж Суда — не только предлог для того, чтобы выставить отца из Треннора и нажиться на продаже дома. О таком предложении чем больше думаешь, тем больше оно нравится. Осталось убедить в этом одного старого упрямца.