Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

испытывала от этого горькое разочарование. Отношения Арно с супругой не были легкими, но Катрин никогда не боялась сражения с человеком, которого любила. Напротив, она черпала в этой борьбе новые силы, прекрасно зная, что в самых страшных порывах ярости скрыта частица любви. Если же Арно больше не интересовался ею, тем, что с ней стало, это означало его полное равнодушие. В тот день, когда он явится сюда за сыном, ей не останется ничего другого, как уйти в монастырь.

Вечером, когда солнце прекращало, наконец палить и медленно скрывалось за горизонтом, одинокая Катрин медленно поднималась по винтовой лестнице из черного камня на вершину донжона. Там, на фоне бескрайнего неба, прислонившись к парапету, она искала на северо-востоке красную корону, надетую на густую черную шевелюру леса — далекие башни Монсальви, каждый камень которых помнило ее сердце.

Она оставалась там до глубокой ночи, а затем, отяжелевшая от нахлынувших воспоминаний, в кромешной тьме, спускалась в свою комнату. Спрятавшись под лестницей, Сарж молча смотрела, как Катрин проходит мимо. Она сжимала кулаки, заметив слезы на бледных щеках молодой женщины. Потом, когда за спиной Катрин хлопала дверь, цыганка шла на кухню за свечой и спускалась в погреб, где в небольшом закутке хранила травы, пузырьки, настойки, мази и порошки.

Это было мрачное и жутковатое место, которое с легкостью можно было принять за пещеру колдуньи.

Сара владела опасным искусством наговоров, но всегда отказывалась пользоваться им. Она занималась белой магией, ограничивающейся молитвами и призывами, и обращалась не к дьяволу, а к добрым духам, заклиная уменьшить страдания той, которую всегда считала своим любимым чадом.

Но в этот августовский вечер Сара, перед тем как спуститься в свой закуток, запаслась кусочком пчелиного воска и булавками.

Этот день выдался особенно мрачным, погибал скот. Волки, обезумевшие от жажды, нападали на стада. В резервуаре замка опасно снизился уровень воды. Если небо не пошлет дождя, на дне останется лишь ил. И наконец, уже минуло шесть долгих недель, как Готье и Беранже отправились в Сен-Лоран, с тех пор от них не было никаких известий. Юноши словно растворились в густом кустарнике и лесах. Никто не мог сказать, что с ними случилось.

В конце дня Сара, возвращаясь со скотного двора, встретилась с только что приехавшим Рено. Глядя на его ссутулившуюся спину в холщовой рубашке, расстегнутой до пояса так, что была видна мускулистая волосатая грудь, хмурый взгляд и багровое от злости лицо, Сара сразу поняла, что он был в ярости, и решила пройти мимо, не желая попадаться ему под руку. Но он окликнул ее.

— Сара, идите сюда! Мне надо с вами поговорить. Он бросил поводья подбежавшему мальчику-слуге и убедившись в том, что никого больше нет рядом, взял Сару за руку и повел к оружейной мастерской, пустовавшей в этот час.

— Я только что видел Арно де Монсальви! — бросил он в ответ на вопросительный взгляд цыганки. Лицо ее осталось непроницаемым.

— Да? И… вы говорили с ним?

Рено рассказал, как он, добравшись до Сенезерга, чтобы узнать, как Ля Рок управляется в такую проклятую жару, и не появились ли у него волки, выехал на дорогу, ведущую к церкви, и здесь носом к носу столкнулся с Монсальви. Дорога в этом месте неширокая, вдвоем там не проехать. Надо было, чтобы один из них уступил. Но этого не собирался делать ни тот, ни другой. Мужчины какое-то время молча смотрели друг на друга, словно две сторожевые собаки перед куском падали. Тогда Рено решил, что Монсальви хочет наброситься на него. Одежды на Арно было не больше, чем на Рокмореле, и тот видел, как заиграли его мускулы, а рука нащупала рукоятку шпаги, свисающей с седла. Но он одумался. Монсальви нагнулся, похлопал по холке своего боевого коня, успокаивая его, и, недобро посмотрев на противника, спросил:

— Ну, так что? Кажется, Катрин нашла у тебя пристанище?

— Откуда ты знаешь? Он пожал плечами.

— В деревнях новости распространяются быстро. Я уже целый месяц знаю об этом. У тебя, кажется, вся моя семья; ведь эта колдунья Сара посмела привести к тебе похищенных у меня детей.

— Ты без них, видимо, прекрасно обходишься, раз не нашел нужным прийти за ними.

— Я приду, будь спокоен, но позднее, после того, как покончу со шлюхой, на которой женился. Тут не выдержал Рокморель.

— Когда ты с ней покончишь… Но сперва надо начать, мой дорогой! Если ты собираешься умыкнуть ее у нас из-под носа, то тебя ждут неожиданности. Рокморель, может быть, не Монсальви, но ни меня, ни моих братьев, ни моих слуг не назовешь падалью.

— Не волнуйся, Рено! Ни мне, ни тебе не придется скрестить шпаги. Ты любезно отпустишь ее с чернокожей колдуньей, которую отправят на костер. Член церковного суда придет за моей неверной женой.

— «Неверной»! Это уж слишком! Друг, ты ставишь все с ног на голову. Это не Катрин открыто живет с потаскухой, мне кажется, а ты! Не говоря уже о головорезах, наводящих повсюду ужас и грабящих везде понемногу!

— Я знаю, что говорю, у меня есть доказательства, свидетели…

— Свидетели? Я представляю, что это за свидетели и откуда ты их взял. Они дорого не стоят.

— Они стоят достаточно, чтобы им поверили епископы и член церковного суда. Духовенство по моей просьбе вынудит Катрин покинуть Рокморель и заточит ее пожизненно в монастырь после того, как я отрекусь от нее. Ей остригут прекрасные золотые волосы, ее лучшую ловушку…

«Тогда, Сара, — продолжал в негодовании Рено, — во мне вскипела кровь. Я забыл прежнюю дружбу и жалость, которую испытывал при виде большого красного шрама на его лице, и зарычал так сильно, что распугал всех ворон.

— У тебя короткая память, Монсальви, меня от тебя воротит! Подумать только, тебя в округе считали украшением рыцарства! Ты был тверд и хладнокровен, как острие твоей шпаги, и ты был столь же прямодушен, как и она. «Лучшая ловушка», да? Ты забыл перезвон колоколов в Карлате и человека, шедшего в лепрозорий с маленьким солнцем в руках, «ловушкой этой шлюхи», которая готова была тысячу раз погибнуть за любовь к тебе».

— Что он сказал? — прервала его Сара, побледнев при воспоминании о случае, о котором обмолвился Рокморель и который стал легендой, рассказываемой от Орийака до Роде.

— Ничего. Но он побледнел и на минуту закрыл глаза. Я воспользовался этим, чтобы прикончить его.

«Слушай меня внимательно, — сказал я ему, — госпожа де Монсальви, да, так все зовут и будут звать ее, останется у нас столько, сколько будет