Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

Мне надо сказать пару слов братьям, позволившим сиру Арно вести себя подобным образом.

Гоберта поднялась с сеновала, встряхнула нижние юбки и достала привязанный к поясу мешочек.

— Я решила, что вы голодны, и принесла сырки и хлеб. Теперь я вернусь домой и засну с легким сердцем, так как я не спала со дня возвращения мессира Арно.

Как и при встрече, Катрин расцеловала храбрую женщину в обе пухлые щеки.

— Гоберта, я всегда знала, что могу рассчитывать на вас, но на этот раз вы можете быть уверены, что я никогда не забуду то, что вы для меня сделали. Скажите там всем, кто наверху, что я их не забыла, ни их, ни моих обязанностей, как считает мой сеньор. Я хочу сохранить их дружбу и доверие…

— Бедняжка, они всегда это знали! Если бы ваш супруг не окружал себя бандой негодяев, он бы недолго правил в Монсальви. Что же до его потаскушки, ее бы вразумили как следует, надрав задницу крапивой. Но все утрясется, я думаю. Доброй ночи, наша госпожа, и до скорой встречи!

— До встречи, Гоберта. Но как вы вышли и как собираетесь вернуться? Разве ворота не закрывают на ночь?

— Разумеется, да, но в тот день, когда кто-то помешает мне выехать или въехать, когда мне будет нужно встретиться с вами, он горько пожалеет, что появился на свет.

Маленькие сырки из козьего молока; их до сих пор производят Монсальви (примеч. авт.).

Сказав это, толстуха Гоберта с неожиданной для нее быстротой исчезла. Готье тщательно закрыл за ней двери сарая.

Свернувшись калачиком на сене, Катрин решила дать отдых своему уставшему телу. Гоберта принесла успокоение ее истерзанному сердцу. Рядом с человеком, так жестоко во всеуслышание оскорблявшим ее, не было детей, и от этого удар был менее болезненным.

Гнев заглушал печаль, и она знала, что уже завтра, когда немного отдохнет, ей придется сдерживать себя от яростного желания поднять сеньоров из соседних владений на осаду ее собственного замка. Затем бороться дальше? Не пришло ли время расстаться с ролью слишком нежной супруги и хоть раз заставить заплатить мужа за все то, что она вынесла за шесть лет замужества. От этой мысли она приободрилась и уснула.

Когда рассвело, и снова стали видны очертания Монсальви, Катрин и ее спутники покинули свое благоухающее пристанище и, наскоро умывшись холодной озерной водой, через поля направились к дороге, ведущей к долине Ло, над которой возвышались античные башни Рокмореля. Они не спеша ехали по узкой труднопроходимой дороге и по пути ели сырки и хлеб Гоберты. Когда солнце, словно огненный шар, выплыло из-за гор, они прошли уже добрую половину пути.

Никогда еще деревня не казалась Катрин такой приветливой и прекрасной. Буйная растительность росла на обрывистых склонах. Покатые вершины заросли розовым вереском. Из всех расщелин призывно шелестела листва. Слой скудной почвы на скалах был неглубоким. Здесь выращивали лишь ячмень и овес. В небольших речушках, сбегающих со скал, сверкала форель, а в лесах в хорошую погоду появлялись грибы. Молодая женщина вглядывалась в горизонт, задерживая взгляд на кольцах дыма, клубящихся над какой-то крышей, на шпиле каменной караулки, на стенах из песчаника, нарушающих монотонность пейзажа. Она пыталась угадать, под какой крышей Жосс Роллар спрятал ее детей. Так велико было искушение остановиться и расспросить хозяев, но Беранже отговорил ее от этого.

— Я бы удивился, если бы моя мать ничего об этом не знала. А если это и так, мы отправим на поиски моих братьев. Да и потом… может быть, они у нас.

Действительно, почему бы и нет! Трое Рокморелей: мать Матильда и юноши Рено и Амори, были, наверное, единственными в округе с еще более дикими нравами, чем Монсальви. Их не пугали ни его могущество, ни заслуги воина. Им бы могла понравиться мысль приютить детей вопреки воле отца. Вдали виднелась мощная крепость Кальвине. Они прошли по каменистой тропе, ведущей в Рокморель. Дальше гора превращалась в отвесную скалу, а дорога заканчивалась пропастью.

Старый замок с рыжеватыми стенами, возникший перед путниками в полуденный зной, видел еще первые крестовые походы. Его внушающие страх башни и огромный донжон, который, несмотря на несколько разрушенные от времени края, сохранили гордую осанку под лазурно-золотым знаменем хозяина с изображенными на нем козочкой и тремя скалами. Небо было таким голубым, что козочка и скалы, казалось, были нарисованы на нем. В своем великолепии Рокморель был похож на благородного старца, который греется на солнце с закрытыми глазами и легкой улыбкой на устах, добрый и спокойный, но поднимись он, и удивительными покажутся его огромный рост и еще сильные мускулы, сделанные из дерева, закаленного непогодой.

В этот день улыбкой выглядел на мощном фасаде замка его опущенный подъемный мост. Двое солдат с непокрытой головой, в широко распахнутых кожаных колетах играли в кости в живительной тени свода. Внизу на лужайке небольшая группа прачек, задрав юбки, раскладывала на траве выстиранное белье. На тропинке стояла, подбоченясь, высокая смуглая женщина в белой рубашке и синей холщовой юбке. Зычным голосом она подгоняла остальных:

— За три часа расстелить две простыни и дюжину тряпок! Что за напасть! Посмотрите-ка на этих бездельниц! Николь, давай поживее! Нас ждут наверху.

Услышав, как под копытами лошадей по дороге покатились камни, она повернула голову и, прикрыв глаза рукой, пыталась разглядеть, откуда доносился шум.

— Кто к нам едет?

Вдруг у нее вырвался крик в ответ на возглас «Сара!» Она узнала Катрин. Молодая женщина соскочила с лошади и бросилась в объятия той, кого она всегда считала своей второй матерью.

Не двигаясь с места, Готье и Беранже долго смотрели, как женщины обнимались и целовались. Их глубокая привязанность, казалось, никогда больше не позволит им расстаться.

Вспомнив об обязанностях хозяина, паж обвел старый город и его окрестности горделивым взглядом и спросил:

— Как тебе Рокморель? Не правда ли, здесь не так уж плохо?

ГЛАВА XIII. Длань Всевышнего

—Мама вернулась! Мама вернулась!

Сидя в кровати, в которой он спал со своей маленькой сестренкой, Мишель, раскачиваясь, сам себе напевал. Он восхищенно глядел на Сару: та, вооружившись щеткой и расческой, вычесывала из волос Катрин дорожную пыль. Мишель всегда обожал свою мать. Она была для него полу божеством, сродни феям из сказок и ангелам, о которых ему рассказывали в монастыре.

Когда Катрин вдруг исчезла из его детского мирка, маленький мальчик, несмотря на всю нежность окружающих его женщин, испытывал непонятное чувство одиночества.

Внутри его образовалась пустота, как он