Рокоссовский - Борис Соколов

«Несколько раз я видел Рокоссовского разгневанным. Бывая на передовой линии, в батальонах, Константин Константинович не любил, чтобы за ним ходила свита, предпочитал, чтобы командир дивизии, командир полка его не сопровождали. Так было и в тот день. С передовой Рокоссовский пришел в штаб полка. Командир полка отрапортовал и стал докладывать обстановку, указывая на карте географические пункты. Рокоссовский молча слушал, но лицо его мрачнело.

— Где тут у вас окопы? — перебил он.

Командир показал. И вдруг, не сдержавшись, Рокоссовский крикнул:

— Врете! Командующий армией был на месте, а командир полка там не был! Стыдно!

И, круто повернувшись, вышел. Здесь все характерно для Рокоссовского. Он постоянно — в отдельные периоды ежедневно — выезжает с командного пункта в части, ходит, наблюдает, мало говорит, много слушает и присматривается, присматривается к людям. Механизм управления армией функционирует в это время без него. Отсюда, с боевых участков, Рокоссовскому многое виднее, в том числе и качество работы собственного штаба. К подчиненным, от мала до велика, и к самому себе он прежде всего предъявляет одно требование: говорить правду, как ни трудно иной раз ее сказать. Вранья не терпит, не прощает.

В другом случае он не вышел из себя, не повысил голоса, но говорил очень резко. Речь шла о потерях, которых можно было бы избежать при взятии одной деревни, если бы операция была подготовлена более тщательно.

— Безобразно, бескультурно, безалаберно! — сурово определил Рокоссовский. — Почему полезли без разведки?

Затем, не перебивая, выслушал ответ. Виновный, не подыскивая оправданий, напрямик признал ошибку.

— Другой раз предам суду за такие вещи! — сказал Рокоссовский, и оба твердо знали, что так оно и будет, если ошибка повторится.

— Берегите каждого человека! — продолжал командарм. — Пока не узнал, где противник, каковы у него силы, не имеешь права продвигаться! Черт знает что! Когда, наконец, научимся культурно воевать!

Меня поразило это словосочетание: „Культурно воевать!“ Впоследствии я много раз вспоминал это выражение, раздумывая о Рокоссовском.

И вот еще один случай. К линии фронта, продвинувшейся за день на несколько километров к западу, медленно шли две легковые машины, кое-где увязая в косяках наметенного снега: впереди машина Рокоссовского, следом — Лобачева, где сидел и я. Дорогу расчищали саперы. Передняя машина неожиданно затормозила. Я увидел нескольких саперов, сидевших на снегу, покуривавших. Рокоссовский вышел, быстро к ним зашагал, и мы в задней машине, тоже остановившейся, вдруг услышали его гневный голос. Я приоткрыл дверку и уловил слова.

— Фронту нужны снаряды, а вы тут штаны просиживаете, герои!

И отвернувшись, Рокоссовский пошел обратно. Даже по походке чувствовалось, как он возмущен. Машины двинулись, но вскоре снова остановились, когда к передней подбежал командир. Рокоссовский поговорил с ним несколько минут, уже не повышая голоса. Дороги, ровные, широкие дороги, — этого постоянно и настойчиво требует Рокоссовский от своего инженерного отдела. Могу удостоверить: я бывал, конечно, далеко не во всех армиях, но кое-где пришлось поездить — нигде я не видел таких хороших дорог, как на участке армии Рокоссовского».

Характерно, что Рокоссовский только грозил судом там, где Жуков распорядился бы под суд отдать. И пугал он подчиненных без использования ненормативной лексики. И никогда их не бил, об этом свидетельствуют все знавшие его.

Замечательно стремление Константина Константиновича «культурно воевать». Но делать это в Красной армии было ох как непросто. Над генералами и маршалами стоял Верховный главнокомандующий, который каждого из них мог расстрелять. А в самом основании пирамиды были миллионы поспешно кинутых в бой плохо обученных и даже вовсе необученных красноармейцев, с которыми при всем желании культурно воевать не было никакой возможности. Тем не менее Рокоссовский как мог стремился уменьшить потери, но это не всегда получалось.

Закончил свой очерк о Рокоссовском Бек следующими словами:

«В армии передаются рассказы о его бесстрашии под огнем. Но ему свойственно и иное, быть может, высшее бесстрашие — бесстрашие ответственности. Немногословие — особенность его характера. Он, молчаливый и часто, казалось бы, незаметный, отвечал за все — за каждого подчиненного, за весь свой коллектив, за каждую операцию своей армии. Нелегко и, пожалуй, даже невозможно отыскать и назвать какое-либо достижение армии Рокоссовского, о котором можно было бы сказать: это сделал Рокоссовский, он один и никто больше. Но он бесспорно достоин того, что армия, которой он командует, называется армией Рокоссовского».

Действительно, войска 16-й армии, а потом фронтов, которыми командовал Константин Константинович, с гордостью назвали себя рокосовцами.

Александр Бек, один из творцов советской производственной литературы, рисует Рокоссовского в качестве, как теперь бы сказали, эффективного менеджера, для которого армия — та же фабрика или завод, деятельность которого надо наладить наилучшим образом. Только существовал-то Рокоссовский в сталинской административно-командной системе, и даже когда он стал командовать фронтом, его возможности оставались весьма ограниченными. Но, в отличие от многих других советских военачальников, Рокоссовский хотя бы пытался «воевать культурно».

Рокоссовскому принадлежит несомненная заслуга в том, что на подступах к Москве его 16-я армия сумела сдержать натиск наиболее мощной немецкой группировки, против которой потом провела успешное контрнаступление. Его имя стало известно всей стране. Его заметил и выделил Сталин в качестве одного из наиболее перспективных полководцев. Ранение не стало тормозом в карьере Рокоссовского — вскоре после выздоровления его назначили командовать Брянским фронтом.

Глава седьмая

СТАЛИНГРАДСКИЙ ПЕРЕЛОМ

Когда 8 марта 1942 года Рокоссовский получил осколочное ранение в бою под Сухиничами, его срочно доставили в полевой госпиталь города Козельска, а оттуда — в Москву. Госпиталь располагался в корпусе Тимирязевской академии. Рана оказалась тяжелой — были повреждены легкое и позвоночник.

Константин Константинович вспоминал:

«Пока лечился, смог разыскать свою семью — жену и дочь, которые в начале войны эвакуировались из прифронтовой полосы. Очутились они в Казахстане, а затем в Новосибирске. Навестивший меня секретарь Московского комитета партии Г. М. Попов посоветовал перевести семью в Москву и помог с квартирой».