Беглецы - Сергей Карпущенко

Наконец толстый, запыхавшийся от ходьбы Мигуель привел их к низкому длинному дому, построенному на манер китайских, беленому и чистому, стоявшему у подножья высокого холма. Проводник что есть мочи забарабанил в дверь – китаец тут же высунул испуганную физиономию свою. Сказал ему что-то Мигуель тоном жестким, властным. Скрылся китаец, но и минуты не прошло, как посыпались из дома китайцы, душ пятнадцать, будто горох из рваного мешка. Опрометью бросились бежать кто куда. Мужиков это немало развлекло, но и удивило.

Удивился, видно, и предводитель, спросил у Мигуеля по-французски:

– Интересно, что может вызвать у людей испуг такой вот силы?

– Страх, только страх, сеньор! – желал быть скромным проводник. – Я им всего лишь передал приказ дона Фернандо: не покинувший дом в течение минуты приговаривается к смертной казни посредством удушенья. Сударь, дом этот – род городской гостиницы, а все постройки Макао – это собственность короля Эммануеля, а значит, собственность его наместника, дона Фернандо Гомеша, который волен дать, но волен и забрать свое владение, когда ему захочется. Итак, сударь, я вас привел, и на этом моя миссия исчерпана. Располагайтесь. Скоро вам доставят угощенья, – и, поклонившись, Мигуель ушел.

Мужики и офицеры в дом зашли, разделенный тонкими перегородками на множество клетушек. Сразу заметили, что жил в той гостинице люд проходящий, мусор после себя не убиравший, – грязь и паутина, по углам объедки, стены срамными рисунками измалеваны. Но, в общем, сносный дом, теплый, видно, крепкий. Мужики покряхтели-покряхтели да, засучив рукава, принялись всю нечисть выметать, думая, что хоть и недолгое житье им предстоит в том доме, а в грязи чужой поганиться не след. Дружно прибрали, помыли, почистили, офицеров, на улице прохлаждавшихся, впустили, которые тут же выбрали себе по комнатке.

Только присели мужики отдохнуть, как вдруг пятерых дюжих парней увидели, подходивших прямо к дому ихнему. Один на веревочке смирную коровенку вел, другой на плече нес бочонок неизвестно с чем, три других тащили на плечах по коробу. Ко входу подошли, и тот, кто вел корову, не говоря ни слова, веревочкой ее к стволу дерева привязал, что росло поодаль, другие у порога опустили свою поклажу, все пятеро мужикам с почтеньем поклонились и так же молча удалились. Мужики до крайности их учтивству были удивлены, молчали.

– Ребята, чего моргать глазами? – обратился к ним Беньёвский. – Вот харч к вам прибыл, щедротами губернаторскими назначенный. На корову оную смотреть не надобно. Сейчас же лишите ее жизни и обед готовьте, оттого что скоро и остальные к вам с галиота пожалуют, есть попросят. Итак, дети мои, отдыхайте и делайте все, что вам похочется, – вы люди вольные теперь. Я же на некоторое время вас оставить должен, поелику приглашен я к губернаторскому столу. Вас же, уходя, паки предупреждаю: откель вы прибыли и какой вы нации али вероисповеданья, говорить остерегайтесь. Ответ коротким должен быть – венгерцы мы. Понятно ль вам?

Промолчали мужики, а предводитель, советами их боле не донимая, тщательно умылся, почистил свой кафтан и пошел по грязной узкой улочке прочь от дома. Мужики поглядели ему вслед, почесали в голове, чего-то повздыхали и принялись за харч, направленный к ним от губернаторских щедрот. Когда изъяли из бочонка пробку, в нем оказалось красное вино, которое на пробу, снятую Игнатом, отменнейшим явилось – вкусным, сладким и душистым. Выпили. Повеселев, расковыряли короба, в которых хлеб лежал, прекрасные на вкус плоды, коровье масло и еще какая-то затейливая снедь, навроде перемолотого мяса, наперченная и вонькая. Было решено в отхожем месте ее тут же погубить. Корову потом приговорили – топорик призаняли в соседнем доме. Вертел мужики устроили прямо перед входом, раздобыли дров, и зачадило, завоняло на всю округу! Ходили вокруг шипящей горячим жиром румяной туши, потирали руки. Им по нраву была такая воля. А когда прибыли и те, кто оставался на «Святом Петре», обедать разместились. Огромными кусками резали прекрасную говядину, потчевали друг друга душистым португальским, лакомились фруктами. А после, подраспустив на штанах завязки, тихо порыгивая и поковыривая в зубах, блаженничали, чуток отяжелевшие, но довольные и собой, и своим предводителем, и португальцами. Им нравилась свобода.

– Робятишки, – сказал Игнат, – а чаво, с недельку, мню, и венгерцами можно побыть, горб-то не вырастет. Они, чай, тоже християне.

– Н-да, – отвечал ему артельщик Прошка, – кто уж они такие, не знамо мне, а вот жрать они горазды. Поживем...

Гундосый Федька, насупленный, угрюмый, которого, казалось, всю их долгую трапезу точила мысль какая-то, молвил глухо:

– Братва, так что ж, выходит, не обманул нас предводитель? Что сулил, то и сбывается?

– Выходит, – бросил Суета, отгрызая кусок мяса с огромного мосла.

– Ну а зачем тогда его сегодня Мишка Перевалов Вельзевулом обозвал? Нехорошо сие, обидно, наверно, было бате...

Все с неодобрением на востроносого капрала посмотрели, который и без того сконфужен был, а теперь и вовсе чуть не плакал.

– Братцы! – дрожащими губами взмолился Перевалов. – Не судите строго, сдуру брякнул, повинюсь я перед ним!

– А все от великой лжемудрости своей, от еретичества! – через кашель вытолкнул Сафронов Петр. – Блудослов ты!

Никто Михаилу ободрять и утешать не стал – каждый сожалел о том, что батю зазря позволили обидеть.

2. В ГОСТЯХ У ГУБЕРНАТОРА

Подходя к дому Фернандо Гомеша, Беньёвский вдруг отчего-то вспомнил, что ровно год назад, 12 сентября, он прибыл в Большерецк и примерно в то же время стоял возле ворот дома начальника камчатского, собираясь откушать у него. В голове блестящим фейерверком мелькнули приключения, случившиеся за год, Беньёвский самодовольно улыбнулся, поправил галстук и попытался отыскать глазами главный вход в дом губернатора, но со стороны фасада его не оказалось. Присмотревшись, Беньёвский увидал, что окон на первом этаже не было совсем, а окна второго заменяли амбразуры. Немало озадаченный, пошел он вдоль фасада, за угол свернул. Высокая стена окружала обширный двор, и только здесь, у незаметной двери, увидел двух часовых при ружьях и при шпагах. Подошел, представился. О его приходе знали, долго с хитрыми замками возились и наконец впустили адмирала во двор.

– Ах, Мориц! – тут же услыхал Беньёвский знакомый голос.

Стоя на террасе, примыкавшей к дому, рядом со столом, заставленными яствами, Фернандо простирал к нему свои украшенные браслетами руки.

– Ну, ну, ступай смелей! Я жду тебя уж четверть часа – для губернатора Макао это чересчур.

Беньёвский пошел по небольшому садику, окруженному стенами, сплошь увитыми плющом, с померанцевыми, лимонными, апельсиновыми деревцами, посаженными в большие кадки, в центре которого устроен был бассейн с прозрачнейшей водой. По узким дорожкам садика ходило несколько павлинов, кричащих иногда жутковато-пронзительно, дико. Беньёвский подошел к Фернандо, и они снова обнялись.