Тонкий полутролль. Часть 1: Тринитротолуол из Перистальтики - Константин Твердянко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С первыми лучами солнца химера растолкала нас с ведьмой, и пришлось шагать дальше, едва продрав глаза. Одежда промокла от росы, стала мерзко прилипать к коже, как ледяная жаба. Висел стылый туман, изо рта вырывались облачка пара. Недавняя пленница дрожала, словно включила виброрежим — зуб на зуб не попадал, плечи ходили ходуном. Ее было жаль, но я не мог помочь абсолютно ничем — мое сырое тряпье никого не согрело бы. Придется идти так и греться от работы мышц. Очень надеюсь, что не подхватит воспаление легких или что похуже. Зеленый луч все-таки тоже не панацея.
Двинулись мы опять туда же, куда и вчера. Честно говоря, переться в одну сторону мне казалось очень тупой идеей. Понять и перехватить гораздо проще. Тем не менее перечить не стал — видел, что бесполезно. Тварь не свернет с пути.
Шли молча — не до болтовни было. Все, что мне нужно, про начертательное волшебство от клыкастой я узнал, выводы сделал. Вообще напрасно я, конечно, завел разговор именно тогда — может, поэтому нас и выследили. Но очень уж хотелось все прояснить, и главное — понять, кто у меня во временных союзниках. Еще и стресс после заключения сказался. А в эффективности ведьминых знаков я убедился воочию. Хорошая штука… и очень опасная. Теперь всегда был настороже, когда она приближалась. И спал вполглаза — не только из-за эльфов, но и из-за нее тоже. Мало ли что в голову взбредет. Она действительно какая-то неуравновешенная. Должно быть, тоже повлияли пребывание в застенках и сеансы… доверительных бесед с «эсэсовцем». Сам он ее вроде не пытал — но лез в чужое сознание, как пробовал сделать со мной. И такое вмешательство, судя по всему, не проходит бесследно.
Кстати, по поводу «эсэсовца». Его откровения про хранителей мира, краденую благодать и ублюдочную магию дали почву для множества вопросов. Как минимум непонятно, на кой черт тогда эльфы приезжают в людские города с мирными визитами и вообще достаточно плотно контактируют с «грязерожденными», ежели сами такие арийцы и ненавидят людей буквально по факту рождения. А люди их, как мог заметить, уважают и сильно побаиваются. Но не панически и без злости, не как противников или оккупантов. Просто воспринимают как что-то непонятное и могущественное. То есть с ними эльфы ведут себя нейтрально и даже в чем-то покровительственно. Наверняка торгуют, продают какие-то услуги, наводят дипломатические связи и прочее в этом духе. Совершенно не вяжется с тем, в каком тоне высказывался «добряк». Может быть, конечно, что подобных экстремистов мало, а большинство его взглядов не разделяет. Но после эльфийских застенков в это почему-то не очень верится. Что тогда? На ум приходит только одно: не в силах напрямую переломить ситуацию, поэтому действуют исподволь, как агенты влияния. Внедряются в экономику, работают с элитами. А ведь вполне вероятно. По крайней мере, длинноухие могут не торопиться. Перед людьми у них есть фора. Он сам сказал — «маложивущие».
И еще эти его слова про то, что люди, дескать, пользуются какой-то плохой, неправильной магией. А хорошей, доброй и чистой эльфийской не владеют. У эльфов она что, принципиально другая? Очень важный момент, надо разбираться.
— Эй ты, — позвал я ведьму за неимением лучшего обращения.
Надо хоть спросить, как ее зовут. Все-таки единственная из моих знакомцев, кто способен поведать что-нибудь дельное насчет чародейства. И второй после пани Агнески собеседник, при котором мне не обязательно прятать лицо. Третий — если считать монстра, но с ним же толком не поговоришь.
— А? Да? — вскинула голову женщина. До этого битый час изучала палую хвою, корни, грязь и остатки снега под ногами. Наверное, до ужаса интересное занятие, но пришлось ее оторвать.
— Эти… там… что они колдовали?
— А-а? — Ведьма, похоже, искренне не понимала, о чем я. Пришлось напрячь все красноречие тролля.
— Там. Враги. Э-э. Эльфы, — наконец-то вспомнил я местное слово. Устной практики явно не хватало. — Колдовали у болота. Что они делали? Как?
Женщина, кажется, растерялась от этого вопроса. Даже запнулась об корень. Помявшись, ответила:
— Ну… Чтобы гимори на кровь изошел, да?
— Да! — Я выругался про себя. — Это! Что это?
— Не знаю, — призналась попутчица. — Я колдовство… не знаю. Не видала такого.
— А люди так умеют? — Я решил сразу подойти к сути. Было не до тонких расспросов, честно говоря. Ну, поймет, что я не в курсе элементарных вещей, да и подумаешь. Все равно мы с ней в примерно равном положении.
— Не знаю… Не слыхала. Острые уши… совсем не такие, как люди, — после паузы сказала ведьма. — Стало быть, колдуют иначе. Наверно.
Да уж, небогато с информацией. Либо врет, либо некомпетентный источник. Ладно, не пытать же ее.
— А зовут-то тебя как? — вспомнил я.
— Звитка я… Звиталана, — поправилась женщина. Очевидно, назвала полную форму имени — официальную, типа как по паспорту. Хотя о паспортах я тут пока и не слышал. И слава богу.
Чудовище вдруг скрипнуло и зашаталось. Суставчатые лапы подогнулись, тварь тяжело рухнула пузом на землю. Не сговариваясь, мы с ведьмой вначале быстро оглядели окрестности, а затем подбежали к морде зверюги. Эльфов не видно, никакого дьявольского пения не слышно. Значит, не колдовство. Просто закончились силы. Немудрено. Она еще очень долго держалась после того, что с ней творили на болоте. И еще лечила потом…
Китовый глаз сочился мутной жидкостью, другой, похожий на него, вообще полуприкрыт. А янтарный смотрел на нас затуманенно, как сквозь толстое стекло. Химера надсадно защелкала и попыталась встать, но тут же свалилась обратно.
— Что же с тобой делать? — тихо проговорил я, гладя белую кожу под челюстью. Там кое-где запеклась хрупкая короста. Да и вообще по всему телу. В ответ зверюга жалобно свистнула, приоткрыв пасть.
Вот чем ее лечить? Разве что, возможно, подкрепить организм белковой пищей…
— Пойдем, — сказал я спутнице. — Запомни место. И я запомню. Далеко не станем уходить.
— Куда? — не поняла она.
— На охоту, ясен пень, — пробурчал я. — За мясом. Ты загонишь, я убью. Или еще как.
Вопрос о том, найдем ли мы здесь вообще какую-то добычу, и если найдем, то не решит ли она сама нас сожрать, оставался открытым. Увы. Но что-то делать