Восемнадцатое мгновение весны. Подлинная история Штирлица - Эрвин Ставинский

В прошлом у нее было несколько романов, но они так и остались случайными эпизодами. Один раз могло выйти нечто более серьезное, но все рухнуло, потому что он уехал за океан с политическим поручением. Поехать с ним вместе ей, к сожалению, не разрешили.

Хоть бы скорее появился этот неизвестный, для связи с которым ее оставили. Что бы ни случилось, все будет лучше, чем теперь. В Германии она иностранка, живет по американскому паспорту. Она следит за обстановкой, и ее беспокоит деятельность нацистов, в которой много глупого, пустого, варварского. Они гонят жизнь вперед, и в будущем должно что-то измениться. Они стали подозрительно относиться к иностранцам, и ей приходится быть крайне осмотрительной. Раздался звонок у входной двери. Люси поднялась и не спеша пошла открывать. Интересно, кто это может быть? Может, тот, которого она ждет?

Нет, это явно не клиент. У двери стоял человек с энергичным лицом, с чуть приплюснутым носом, одетый в приличное, свободного кроя пальто. Он уверенно вступил в ее маленькую прихожую, спросил ее имя, после чего назвал условную фразу пароля. Наконец-то! От неожиданности она растерялась и какое-то мгновение смотрела на него молча. Он терпеливо ждал. Наконец, она спохватилась и торопливо произнесла ответ.

Без церемоний посетитель осведомился, может ли она писать под диктовку. Она кивнула головой.

– Ну что ж, давайте попробуем, – улыбнулся он. – Если вы согласны, то начнем сейчас же.

– Хорошо, сударь, – вежливо ответила Люси своим чистым голосом с едва заметным оттенком иронии. – Если это срочно, мы можем начать сейчас же.

Какое-то мгновение он пристально ее разглядывал, потом произнес:

– Да, это будет проба. Посмотрим, что у нас будет получаться. Я буду читать, так будет лучше, потому что мой почерк очень трудно разобрать.

Он снял пальто, повесив его на спинку стула, достал из кармана несколько исписанных мелким почерком листков и стал диктовать, а она принялась печатать:

«Летом 1936 года Австрия заключила с Германией договор, согласно которому Вена обязалась дружественно относиться к Берлину и считать себя составной частью германского государства. Со своей стороны Германия признавала суверенитет и независимость Австрии, обещая не оказывать никакого давления на ее внешнюю политику.

В настоящее время гестапо и СД активизировали свою работу. Используя прозрачность границ Австрии, агенты немецких спецслужб развернули бурную деятельность, направленную на подготовку захвата власти нацистами.

Еще больше подрывная деятельность усилилась в результате создания Союза восточных форпостов под контролем министра внутренних дел Глайзе-Хорстенау. Нацисты сосредоточили все усилия на том, чтобы поставить во главе австрийской полиции своего человека.

Перспектива возможного захвата власти нацистами не позволяет австрийским властям принимать по отношению к ним решительные полицейские и судебные меры. Все министры опасаются репрессий со стороны будущего нацистского правительства…».

Диктуя, он расхаживал по комнате и оказывался то перед Люси, то за ее спиной. Поспевать за ним было непросто, поскольку он то говорил размеренно, подчеркивая каждое слово, то вдруг начинал торопиться. Смысл его слов не всегда доходил до сознания Люси, настолько она тоже торопилась.

Он диктовал своим мягким приятным тенором, и она ощущала, как рождалась каждая его фраза. Время от времени он останавливался и спрашивал:

– Вы поспеваете за мной? Может, я говорю слишком быстро, может быть, недостаточно отчетливо?

Временами он действительно говорил слишком быстро. Но Люси, опытная машинистка, старалась поспевать и не прерывать его.

Он диктовал довольно долго. Люси пользовалась каждой паузой, чтобы бросить взгляд на его лицо. Его волнение невольно передавалось ей, вызывая внутренний подъем.

Незнакомец стал чаще делать паузы и наконец остановился.

– На сегодня, кажется, довольно, – сказал он и добавил: – У вас на лице, фройляйн, видна усталость! Видимо, вам тяжело таким образом работать, но что поделаешь!

Он внимательно вглядывался в ее тонкое лицо, карие глаза и тонкие, красиво изогнутые губы, высокий, чуть выпуклый лоб, красиво зачесанные назад белокурые волосы.

– С вами приятно работать, – улыбнувшись, заметил он. – Как-то даже улучшается настроение.

Он продолжал улыбаться, и от этого его суровое выражение лица показалось ей более мягким.

– Спасибо, – вежливо ответила она. По ее выговору он догадался, что она не немка, но интересоваться, из какой она страны, он не стал.

– Вы поспеваете следить за ходом моей мысли, – еще раз спросил он, – или техническая сторона поглощает все ваше внимание?

– Да, я не всегда успеваю следить, – призналась Люси. – То, о чем вы говорите, столь важно, что, конечно, нельзя не прислушаться.

– Давайте проверим себя. Прочтите, пожалуйста, то, что вы записали.

Она начала читать, делая над собой усилие, чтобы правильно повторять его выражения. Несколько раз он вежливо поправлял ее.

– Получается как будто неплохо, – похвалил он ее. – Я думаю, что нам часто теперь придется вместе работать.

Надевая свое пальто, он с улыбкой сказал:

– А ведь мы, кажется, даже не познакомились. Меня зовут Вилли.

– Люси, – весело ответила она.

– Я надеюсь, госпожа Люси, что эти материалы не будут у вас долго задерживаться. Сейчас нужно быть крайне осторожным…

– Можете быть спокойны, – прервала она его с улыбкой, – через пару часов они будут отправлены с надежным человеком.

Они простились, а через два часа она передала материалы связнику Эрвину.

В этот вечер Леман сидел в столовой своей квартиры на Кармен-Сильваштрассе, 21, курил сигару и ждал ужина. Уютно устроившись в широком старом кресле, он размышлял о недавней встрече с новым работником, точнее работницей, советской нелегальной разведки, сожалел об отъезде Ярослава, с которым они сработались и хорошо понимали друг друга. Помимо всего прочего, Ярослав регулярно снабжал его хорошими продуктами, и с его отъездом эти поставки прекратились.

Маргарет возилась на кухне с ужином. Она задерживалась, очевидно, решила на этот раз приготовить что-то вкусное, о чем свидетельствовали приятные запахи, распространявшиеся из кухни по квартире. Всю прошлую неделю он задерживался на службе, кроме того, один вечер провел с Флорентиной, и сегодня ему даже приятно было побыть вечером в своей квартире, надеть халат и домашние туфли.

Его мысли вернулись к занимавшей его теме: почему немцы оказались столь восприимчивы к нацизму: в силу чисто внешних обстоятельств или, может, тут дело в их национальном характере?