Рыжий дьявол - Михаил Демин

— Ты, брат, хорошо устроился, а? Чистенький, как новый гривенник… И воровал честно, и отошел честно, и работаешь честно, а?

— Да ну вас к черту, — сказал я. И резким движением освободил плечо. — Не верите мне, спросите у Ваньки! Кстати, где он?

— Далеко, — махнул рукой рыжеволосый, — все ездит…

— Как и ты, — сказала мне Клава, поигрывая бровью.

И сейчас же она склонилась к рыжеволосому и о чем-то негромко заговорила. Всех ее слов я разобрать не мог и сквозь шум уловил лишь отдельные, обрывочные фразы: „Корреспондент газеты"… „Полезный человек"…

И в конце концов все встало на свои места. Атмосфера разрядилась. Жиганы признали меня. Я стал теперь для них если и не совсем своим, то все же уже не чужим…

И каждый из них обменялся со мной церемонным рукопожатием. И я узнал, что толстый парень носит забавную кличку Скелет. А рыжеволосый зовется соответственно Рыжим. Впрочем, я заметил, что он, называя себя, как бы запнулся слегка… И подумал, что тип этот вероятно хитрит, что у него, пожалуй, есть и другое постоянное прозвище.

Мы засиделись в тот раз допоздна. И уходили из чайной последними. Дождь давно прошел и над крышами в прозрачной синей мгле тускло замерцали бесчисленные звезды — словно бы кто-то рассыпал там золотой песок.

В зыбком звездном сиянии лицо Клавы стало еще милее и загадочней. Печальные тени легли у глаз… Прощаясь со мной, она шепнула:

— Так заходи! Буду ждать.

Затем блатная компания свернула в ближайший переулок, а я пошагал прямо к дому. Путь до него был не близок. И по дороге я о многом успел поразмышлять.

Больше всего меня озадачила одна неясность: почему Клавка ни единым словом не упомянула о Ландыше, о его смерти? Она словно бы сознательно обходила эту тему. Почему? Может быть, она не хотела меня огорчать? Ведь упоминание о ее брате связано со многими неприятными для меня деталями. Например, с Ландышевским шантажом… А сейчас она, вероятно, решила снова меня как-то использовать. Ведь не зря же она шептала Рыжему о том, что я „человек полезный". И она, конечно же, твердо уверена, что по-прежнему сохраняет власть надо мной.

И тут я внезапно остановился. Откуда-то из нутра моего, из глубины пришел новый голос. И я весь напрягся, прислушиваясь к нему.

„А разве это не так? — спросил голос. — Брось, старик, кривляться. Не стоит перед самим собой… Власть ее сильная, и ты сам это знаешь! Оттого ты так и нервничаешь, и бранишь ее. Это все от бессилия… Ты как мышь перед удавом. И рано или поздно ослабнешь, не устоишь… Но подумай и о таком варианте: может быть, она просто хочет отомстить? Хочет расквитаться с тобой за старое?"

„То есть иными словами — за Ландыша?"

„Именно! И вот этим-то и объясняется ее поведение… Упоминать о брате сейчас, действительно, не в ее интересах".

„Стало быть, главное — заманить?"

„Конечно. А напомнит она обо всем погодя, потом".

,Н-да… И чем же это может кончиться?"

„Трудно сказать. Но, надо думать, останется от тебя немного… Как говорят в Одессе, кучка дерьма да пара ботинок. Не забывай: Клавка участвовала в самых разных делах, и опыт у нее богатейший. И крови она не боится, пожалуй, наоборот".

Постояв недолго, я снова зашагал. И потом опять остановился, задумался… И так я долго добирался до дому, беспрерывно застревая в пути и беседуя сам с собою.

„Если она готовит западню, ей кто-то должен помогать".

„Кто-нибудь всегда найдется! У Клавки любовников — по ее собственному выражению — навалом".

„Но, с другой стороны, привлекать к этому делу блатных ей невыгодно. Она же должна бояться огласки… В конце концов Ландыш был кто? Стукач, предатель. И они работали на пару. А кодла, наверное, не знает всех этих деталей…"

„Вот это-то и есть самое странное! Если кодла ничего не знает, стало быть, Клаву прикрыл Ванька Жид… А ведь о Ландыше знали только вы двое. И поскольку Ванька ей не опасен, остаешься теперь один ты".

„Ну, что ж, — усмехнулся я, — со мной тоже не так-то просто…"

„Нет, просто, — сказал внутренний голос, — весьма просто! Ведь ты же — бывший! Ты — завязавший! Хоть ты и не совсем чужой для этой публики, но все же и не свой. В сущности, для нее ты вне закона. И потому берегись! И с Клавкой покуда не связывайся. Дождись приезда Ивана".

СЧАСТЬЕ ВПЕРЕДИ, А КАК НАГНЕШЬСЯ — ВСЕ СЗАДИ

Но Ивана я так и не дождался!

Спустя неделю я зашел в угловую чайную. Там я частенько обедал и ужинал, и неожиданно встретил того самого толстяка, что носил забавную кличку Скелет. Мы разговорились. И он сказал мне, закурив и сморщась от дыма:

— А ты знаешь, что твой старый кореш Ванька Жид сгорел, кончился?..

— То есть?

— Ну, он попал в перестрелку и неизвестно, то ли убит теперь, то ли тяжко ранен…

— Когда же это произошло? — встревожился я. — И где?

— Да в Абакане, — сопя пояснил Скелет, — дня три назад. Он пришел на малину, а там внезапно началась облава. Кто-то навел мусоров… Ну, а Ванька почему-то замешкался, растерялся и не успел отвалить.

— Но что значит: „то ли убит, то ли ранен"? — спросил я. — Тело-то его где?

— Тело подобрали легавые.

— Значит, ничего толком не известно. Может, он еще оклемается?

— Эх, да что, — махнул рукой Скелет, — если даже он и оклемается, все равно ему крышка. Он же ведь большими делами ворочал… Через его руки столько золота прошло — ого! И легаши, я знаю, давно уже за ним охотились.

— Жаль, — вполне искренне сказал я, — жаль парня. Не вовремя, да… Ну, что ж. Раз такое дело, давай хоть выпьем за него. Что еще нам остается?

— Давай, — согласился Скелет, — помянем жигана!

Я подозвал Верочку. И она хмуро и молча выслушала меня. И так же хмуро потом принесла заказ.

После того как я познакомился тут с блатными, отношение ее ко мне изменилось. Она больше уже не шутила, не улыбалась. Я, конечно, заметил это сразу. И решил при случае объясниться с ней… Но сейчас, откровенно говоря, мне было не до нее.

Для меня сейчас важнее всего было выпить со Скелетом. Вызвать его на откровенность. И по возможности сблизиться с ним. Мелькнула даже мысль: а вдруг мне удастся помаленьку приручить краснорожего этого увальня? Физическая сила у него была огромная, а интеллект — цыплячий. В мозгу его, судя по всему, имелось только две извилины; одна, связанная со жратвой, и другая — с выпивкой. И теперь я усердно потчевал его, подливал ему водочки…

— Да-а, судьба, — проговорил, закуривая, Скелет. — Она странные фокусы выкидывает… Ведь вот Ванька, он же был самым хитрым, самым фартовым. А гляди-кось: спекся раньше нас всех. Кто бы мог подумать?