Англия: колониальный империализм. Германия: юнкерский капитализм. Франция: ростовщический империализм. Особенности империализма США и Японии. Развитие капитализма в России - Коллектив авторов -- История

как идеологу крыла умеренного. Это, в общем, справедливо. Но вместе с тем такое противопоставление грешит определенным упрощенчеством, недостатком конкретного историзма в толковании характеров и идей того времени. Может быть, надо больше говорить о том, что эти два человека не только противостояли друг другу, но и взаимно дополняли друг друга, достоинства одного компенсировали недостатки другого. Говоря об «умеренности» Тургенева, нельзя забывать, что он был самым последовательным и упорным борцом против крепостного права и твердо высказывался за республику. С другой стороны, аграрный проект Пестеля радикален лишь в утопическом смысле, а его склонность к военной диктатуре как единственной форме революционной власти вызывала опасения у многих декабристов.

Пестель провел всю жизнь в армии и не имел того большого опыта работы в гражданской администрации, который накопил Тургенев. Пестель был в большей степени человеком действия, Тургенев – человеком мысли. Для первого руководство людьми было естественно и органично, второй сознательно и бессознательно уходил от такой деятельности. Могли бы они плодотворно работать вместе, если бы (представим себе такую возможность!) восстание завершилось победой? Трудно сказать.

Короткая жизнь Павла Пестеля

Отвечая в конце апреля или в мае 1826 г. на вопросы следственного комитета, узник Петропавловской крепости писал: «Имя и отчество мои суть: Павел Иванов сын Пестель. – Имею от роду 32 года, скоро минет 33». Ему минуло 33 года 24 июня (родился в 1793 г.), а 13 июля 1826 г. (по старому стилю) Пестель был повешен на кронверке крепости вместе с Рылеевым, Муравьевым-Апостолом, Каховским, Бестужевым-Рюминым.

Пестель писал в анкете: «Я принадлежу к лютеранскому исповеданию… До 12-ти лет возраста воспитывался я в доме у родителей, а в 1805 г. отправился с моим братом, что ныне полковник кавалергардского полка, в Гамбург, а оттуда в Дрезден, из коего в 1809 году возвратились в родительский дом… В 1810 г. был я определен в Пажеский корпус, откуда выпущен в конце 1811 года прапорщиком в лейб-гвардии Литовский, что ныне лейб-гвардии Московский, полк. О политических науках не имел я ни малейшего понятия до самого того времени, когда стал готовиться ко вступлению в Пажеский корпус, в коем их знание требовалось для поступления в верхний класс. Я им тогда учился у профессора и академика Германа, преподававшего в то время сии науки в Пажеском корпусе. По выходе из Пажеского корпуса занимался я наиболее военными и политическими науками и особенную склонность имел к политическим, а потом к военным… Зимою с 1816 на 1817 год слушал я курс политических наук у профессора и академика Германа в его квартире на Васильевском острову. Но мало у него тогда почерпнул новых познаний, потому что он почти то же читал в лекциях своих, что прежде я от него слышал в Пажеском корпусе. Форма преподавания была другая, но существо предметов то же самое… Я никакого лица не могу назвать, кому бы я мог именно приписать внушение мне первых вольнодумных и либеральных мыслей, и точного времени мне определить нельзя, когда они начали во мне возникать: ибо сие не вдруг сделалось, а мало-помалу и сначала самым для самого себя неприметным образом»[142].

Здесь и далее Пестель не только сообщает автобиографические подробности, но рисует картину своего становления как мыслителя и революционера. Несколько десятков лет этот замечательный документ пылился в царских архивах, прежде чем стал доступен исследователям, а затем и читателям.

Пестель принадлежал к четвертому поколению семьи, основатель которой выехал из Германии и вступил на русскую службу. Семья обрусела, хотя и продолжала исповедовать лютеранскую веру. Отец Павла Пестеля, Иван Борисович, дослужился до высоких чинов и одно время был сибирским генерал-губернатором, причем его управление вызывало немало нареканий – отчасти потому, что управлял он далекими необъятными землями из Петербурга. Однако по меркам русской аристократии Пестели не были ни богаты, ни знатны, и Ивану Борисовичу приходилось прилагать немало усилий, чтобы помочь карьере своих сыновей.

Среди изъятых у Пестеля при аресте бумаг было несколько сот писем его родителей, которые он бережно хранил. Из этих писем видно, что родители нежно любили своего первенца, и он отвечал им глубокой привязанностью. Разумеется, они были бесконечно далеки от его идей и взглядов и, поскольку слухи о тайных обществах просачивались в общество, благоразумно предостерегали сына от опасных увлечений. Но вместе с наставлениями насчет службы и протекции отец напоминал ему, что он русский, что другой родины у их семьи нет и быть не может[143].

В Дрездене Пестель жил в семье родственников по матери и обучался у домашних учителей языкам и наукам. Он вернулся на родину шестнадцатилетним юношей. Хотя он сам этого не сознавал, вероятно, какие-то основы характера и мировоззрения складывались у него уже в эти годы. Необыкновенные способности рано обнаружились у Пестеля, и этот мотив потом повторялся во всех отзывах и воспоминаниях современников, даже его врагов и завистников.

Принятый сразу в старший класс Пажеского корпуса, привилегированного учебного заведения для дворян, Пестель скоро выделился среди воспитанников способностями и характером. Он числился в своем выпуске первым, его имя было выбито на мраморной доске, но после событий 1825 г. она была уничтожена. Однако в характеристике, которую дал Пестелю директор корпуса, уже говорилось, что он «имеет ум, в который легко вливаются вольнолюбивые внушения». В частности, он «замечен был в суждении о несправедливости крепостного состояния, желательности равенства всех людей»[144]. В либеральном 1811 г. этому доносу не дали ходу.

Быть первым – это, кажется, было написано ему на роду. Пестель геройски вел себя в сражениях. Раненный при Бородино и награжденный за храбрость лично главнокомандующим Кутузовым, он после лечения вернулся в армию и проделал поход 1813–1814 гг. Пестель говорил и писал по-французски и по-немецки так же свободно, как по-русски. Два года, проведенных в Европе в период неслыханных по масштабам и историческому значению событий, много дали для формирования его ума и взглядов. Приблизительно с 1817 г. он уже становится одним из признанных руководителей тайных обществ, и дальше его роль и популярность продолжают расти. Первым числится он и среди государственных преступников в приговоре Верховного уголовного суда.

С 1814 г. Пестель служил адъютантом генерала Витгенштейна и оставался в этой должности около семи лет, исправно получая очередные чины. Жизнь его проходила в эти годы большей частью вне столиц, так как штаб Витгенштейна находился сначала в Прибалтике, потом на Украине. Но каждое свое пребывание в Петербурге Пестель использовал для