Дочка людоеда, или приключения Недобежкина - Михаил Гуськов

«Господи! — кричал про себя аспирант, в одном белье и с орденом Золотого руна на шее, мечущийся по залам дворца. — Что же это происходит?! Зачем я только полез ставить этот злосчастный баул на шкаф? Зачем, зачем судьбе было угодно, чтобы я убил Хрисогонова? Вот, оказывается, какой кошмар окружает человечество! Какое коварство, подлость и ложь!»

— Бедная, чистая девочка, ты погибнешь из-за моей глупости! — воскликнул он вдруг, наблюдая, как Варя мечет стрелы в нападающих.

— Аркадий! У меня кончаются стрелы! — в ужасе крикнула Повалихина.

И тут голос Битого скороговоркой проговорил:

— Вы забыли-с про кнутик. Вы их кнутиком-с, кнутиком-с.

— Где ты был?! — негодующе возмутился Аркадий. — Я тут погибаю, а ты где-то шляешься.

— Вы же приказали пореже появляться, вот я и ждал момента. Вы их кнутиком-с!

Недобежкин, обиженно закусив на Битого губу, тряхнул головой и, прокричав про себя: «Шамахан!!!» — развернул свой кнут и потряс им в воздухе. Молнии побежали по залу. Он щелкнул ремнем раз, другой и пошел стегать окружавшую их нечисть, прокладывая путь к выходу.

Сзади слышался голос Элеоноры:

— Огневики! Где огневики?! Проклятая страна! Сплошные бездельники! Никакой дисциплины! Ну, я наведу здесь порядок! А это еще кто такой?

Ей попался на глаза Слава Карасик, в корреспондентском раже утративший всякую конспирацию и щелкающий блицем.

— Корреспондент?! Испепелить! А, впрочем, нет! Все снимай. Покажи, до чего докатилась российская нечисть, всем скопом не могут изловить трех жалких человечков. Агафья, где Агафья?! Полоза сюда, Полоза! Чечирова ко мне, Бульдина, Рябошляпова. Закрыть ворота! Никого не выпускать. Артур! Артур! Срочно вызови кащеев из ФРГ, драконов из Китая, фантомов из Франции, дракул нз США! Всех сюда! Срочно в Россию!

Иван Александрович Лихачев и замминистра рыбкой промышленности Шлыков, как только раздались крики и подозрительный шум, сочли момент удобным, чтобы покинуть дворец в Архангельском, где ночная женитьба Недобежкина и Завидчей им пришлась совсем не по вкусу.

— Лом, Колун! — шепотом приказал Седой своим подручным, называя их по кличкам, что делал только в минуты крайней опасности. — Забирайте Молотилову и бегите к нашей «Чайке», надо уносить ноги отсюда.

— Иван, брось связываться с танцорками! — предостерег его осторожный Шлыков. — Мало тебе Завидчей, с которой ты так просчитался.

— Не бросать же бедную девушку в этом вертепе! — заспорил с ним Лихачев.

— Смотри, Иван! — Шлыков вскочил из за стола и заскользил к двери между танцующими парами. Хоть из глубины дворца уже доносился лязг оружия, крики раненых и выстрелы, часть гостей продолжала танцевать, а оркестр яростно наигрывал веселую музыку, смесь менуэта с гавотом.

Альбина Молотилова, необыкновенно похорошевшая с тех пор, как волею случая ей досталось третье место на конкурсе, не понимала, почему она должна так спешно покинуть общество московской элиты, веселящееся за закрытыми от глаз обывателей дверями дворца-музея.

Иван Александрович поспешил на помощь элегантному, но совершенно пьяному Лому, который пытался увести ее из компании танцующих, тем более, что похожий на орангутанга верзила отталкивал Лома мохнатой рукой, торчащей из брюссельских кружев наподобие обезьяньей лапы. Орангутанг был кавалером Альбины по менуэту, Перышкин танцевал с Катариной Миланези, которая время от времени стреляла из своей маленькой пушки на голове, засыпая всех конфетти. После каждого выстрела она наклоняла голову, и Роз Берген перезаряжала пушку, беря снаряды с шелковой подушечки, которые подавал ей маленький чернокожий грум.

— Альбиночка! — зашептал Седой. — Мы прямо сейчас отсюда едем в гостиницу «Националь» к международным спонсорам бальных танцев. Надо же заключать контракт на загрантурне, ковать железо, пока горячо. Париж, Неаполь, Лондон, Нью-Йорк ждут вас.

Услышав про международных спонсоров, Альбина захотела вырваться из объятий орангутанга к Лихачеву, но не тут-то было.

— Какой еще Нью-Йорк? — орангутанг толкнул в грудь Ивана Александровича и, удерживая Альбину в своих объятиях, показал два ряда очень крупных негритянских белых зубов. — Ты что пристаешь к девушке, старый козел? Я тебе сейчас такое железо закую!

Но тут в дверях зала появился седой камергер и ударил жезлом в пал, после чего музыка резко смолкла, а все танцующие, как по команде, кинулись за камергером, исчезнувшим среди анфилады комнат. Орангутанг, скрипнув страшными резцами зубов, отпустил танцорку из Томска и, встав на четвереньки, побежал вместе со всеми, помогая себе руками.

Лом и Колун подхватили под руки Альбину Молотилову и понесли ее к вестибюлю, Анатолий Перышкин, безумно оглядевшись по сторонам, поспешил за ними следом. По дороге из Египетского зала к вестибюлю группа Седого попала прямо в самую гущу побоища и вместе со всеми выкатилась во двор, в полутьму парка, слабо освещенного огнями дворцовых окон да остатками догорающих фонариков свадебной иллюминации.

Здесь среди нападающих появился участковый Дюков. Он накинул на Недобежкина свою веревку, но тот взмахнул кнутом, и ременная змея мгновенно расплела все узлы. Группа Седого спряталась в кустах. Потерпев неудачу с Недобежкиным, Дюков связал какого-то похожего на гориллу бандита и начал одного за другим вязать других бандитов, совершенно потерявших человеческий облик. Волохин и Побожий ловко вталкивали их в серебряную карету, укладывая друг на друга, причем Маркелыч уминал их клюкой, словно кочергой мешая головешки в печке. Волохин еще раз убедился в достоинствах клюки и окончательно уверовал в ее эффективность.

— Михаил Павлович! Больше некуда грузить арестованных, и так втрое превысили санитарную норму. Влетит вам за это, Михаил Павлович, по первое число.

— Ну, еще хотя бы одного. Смотри, какой матерый рецидивист, абсолютная нелюдь.

— Нельзя, некуда! Спасайтесь, Михайло Павлович. Сдается мне, что это и не бандиты вовсе. Вы их своими узлами вяжете, а я их вот чем укрощаю.

Маркелыч показал партбилет. За поясом у него Дюков увидел заткнутый веник.

— Веник-то тебе зачем?

— Некогда, Михайло Павлыч, объяснять. Скачите. Поверьте старику, скачите, а то поздно будет. Это, ведь, не люди вовсе, нечистая сила это, Михайло Павлыч!

Волохин тем временем подогнал из кустов мотоцикл с коляской, на котором Дюков приехал в Архангельское.

— Прыгай в коляску, Маркелыч. Михаил Павлович, гоните карету! Мы за вами! Я прикрою. — Волохин помахал в воздухе пистолетом «ТТ».

Выбежав вслед за Варей и Недобежкиным во двор, Шелковников, в развевающемся жюс-о-коре и с длинной скьявоной в руке, метался по аллеям дворца, поражая нападающих. В тот момент, когда Недобежкин и Варя вскочили в золотую карету, запряженную шестеркой рыжих лошадей, на Витю набросились еще трое бретеров, лица и фигуры которых показались аристократ-бомжу знакомыми.

— Вот вы как?! — заорал Шелковников, узнав слуг, помогавших ему в переодевании. — Ну этот, я его понимаю, он не смог выманить у меня чарку. — Витя пронзил шпагой одного из нападающих, похожего на гиену. — А вы?! Взяли у меня половник, забрали блюдо, а в благодарность хотите выпустить мне кишки. Да у вас никакого понятия об этике!

Аристократ-бомж сделал резкий выпад и насквозь проткнул ворона, так что клинок на полметра вышел из его спины. Тот, словно птица крыльями, замахал руками, как бы пытаясь взлететь, и вдруг действительно превратился в старого облезлого ворона и мертвым упал наземь, при этом блюдо, подаренное ему Шелковниковым, покатилось по каменным плитам двора.

Второй слуга, не ожидая, когда его постигнет та же участь, пустился бежать. Витя кинулся за ним, намереваясь и его проткнуть клинком, но тот в самый последний момент избежал смерти, превратившись из ощипанного слуги в большого черного петуха с пышным гребнем и золотыми перьями крыльев.

— Ну, нет, ты от меня теперь так просто не отделаешься! — воскликнул Шелковников и принялся ловить петуха, вспомнив, какой это был прекрасный слуга: стоило ему лишь только пригрозить шпагой, и он откуда-то притаскивал очень полезные вещи, например, вот эту самую шпагу, которою его сейчас норовили проткнуть.

— Витя! Шелковников! — услышал отважный бомж крик Недобежкина, проносящегося мимо него по двору в золотой карете, запряженной шестеркой чудесных рыжих коней. — Прыгай!

Варя Повалихина рядом с Недобежкиным на козлах золотыми стрелами отбивалась от страшных вурдалаков и упырей, которые лезли к ним со всех сторон. Недобежкин хлестал чудовищ своим извергающим громы и молнии кнутом.

Шелковникову наконец-то удалось, как сачком, накрыть петуха венцом и прижать его трепещущее тело к груди. Радуясь, что приобрел себе такого расторопного слугу, он в самый последний момент, когда карета сделала крутой поворот, вскочил на ее подножку и нырнул внутрь, захлопнув за собой дверцу.