Жизнь и свобода. Автобиография экс-президента Армении и Карабаха - Роберт Кочарян

значения по производству электрических двигателей. Когда Армения объявила о независимости, завод остался в госсобственности и Демирчян продолжал им руководить. Показатели у завода были весьма скромными, но к Демирчяну все относились с уважением; сам же он вел себя спокойно, жил обычной жизнью, общался с друзьями, играл в нарды с соседями. В политику не вмешивался и даже не заговаривал о ней, поэтому его появление в качестве претендента на президентский пост явилось для всех полной неожиданностью!

Выдвинула его Народная партия Армении, которую он вместе с единомышленниками – бывшей советской номенклатурой – только что создал. Естественно, что круг общения Карена Демирчяна включал в основном функционеров партийно-хозяйственной элиты советских времен. Часть из них еще занимала хозяйственные должности, а часть, оставшись не у дел, стремилась восстановить утраченные позиции. Ситуация для этого сложилась более чем благоприятная: тяжелые социальные условия в стране плюс тотальное разочарование правящей партией. Соратники убедили Демирчяна основать собственную партию и пойти на президентские выборы. Расчет оказался верным, опросы общественного мнения тут же показали, что Карен Демирчян – мой самый реальный конкурент.

Если появления Карена Демирчяна на политической арене никто не ожидал, то поддержка его кандидатуры со стороны Москвы сюрпризом не стала. Правда, каким образом он получил эту поддержку, я узнал лишь значительно позже, когда познакомился с одним из участников событий тех дней.

Между бывшей партийной бюрократией, в том числе ереванской и московской, отношения сохранялись и в ранний постсоветский период. К лоббированию Демирчяна активно подключился его брат: он жил в России и имел связи с влиятельными армянами из бывшего ЦК КПСС и союзных министерств. Демирчяна все они знали лично, и поддержать своего человека, пророссийская ориентация которого сомнений не вызывала, было в их интересах. Появился шанс вернуть во власть бывшего первого секретаря ЦК, по аналогии с успешным возвращением в Азербайджане и Грузии Алиева и Шеварднадзе. (Москва считала, что этот вариант гораздо предпочтительнее Эльчибея и Гамсахурдия.) С этими аргументами группа армян пошла к Примакову. Уговаривать его не понадобилось – Примакову идея пришлась по душе, да и ко мне симпатий он не испытывал после конфликта из-за обмена военнопленными. Для большей убедительности меня на всякий случай изобразили перед российским руководством человеком Запада, после чего Ельцин дал отмашку на поддержку Демирчяна, и – понеслось.

Все российские СМИ, все телевизионные каналы, транслируемые в Армении, не оставляли сомнений, на кого сделаны ставки в Москве. В те годы российские телеканалы в Армении были очень популярны, и по рейтингу они существенно опережали армянские. Велась не просто информационная, но и политическая поддержка. В то время для избирателя в Армении было важно, кого из кандидатов поддерживает Москва, – да и сейчас это так, пожалуй.

Я сразу почувствовал, что у меня такого ресурса нет. Например, приезжали журналисты освещать предвыборную кампанию, общались и со мной, и с Демирчяном, а потом в эфир выходило только интервью с ним. Или из всего, сказанного мной, оставляли только выдернутую из середины фразу, которая без контекста полностью лишалась смысла. Мое большое интервью популярной программе «Взгляд» не пошло в эфир вообще, хотя давал я его по их просьбе. На запрос моего пресс-секретаря о причинах Любимов честно ответил: «Извините, ребята, но нам запретили его выпускать».

* * *

Конкретной и внятной программы Демирчян не предлагал, но он в ней и не нуждался. Свою кампанию он выстроил, используя очень простую формулировку. Если выделить самую ее суть, то она звучала так: «Страна в глубокой яме, и я прихожу, чтобы из этой ямы ее вытащить». Он не говорил ничего конкретного, не объяснял, как собирается это сделать, а просто обещал: «Приду и сделаю». И в его случае это здорово сработало! Он сделал ставку на память людей о спокойной и предсказуемой жизни в СССР и на их ностальгию по тому периоду. Сам факт его пребывания у власти в то время вызывал у людей ассоциации с благополучной жизнью тех лет. Здесь было много иррационального, и мы не могли ничего противопоставить этому. Все попытки объяснить, что времена другие, страна другая, что больше никогда не будет электричества за четыре копейки киловатт, – все это не работало.

Я быстро понял, что бороться с мифами, в которые люди хотят верить, бессмысленно и надо выстраивать кампанию на своих преимуществах. Главную ставку я сделал на то, что к этому моменту имелось у меня за плечами: в первую очередь – успешная деятельность в Карабахе и победа в войне, которая в сознании людей связывалась с моим именем. Для армян успех в Карабахе был (и остается по сей день) предметом гордости. Затем – моя работа на посту премьера: я приехал в Армению, за короткое время поднял авторитет правительства и добился конкретных результатов; люди почувствовали изменения к лучшему. На встречах с избирателями уже никто не говорил: «Мы не получаем зарплату, мы не получаем пенсию». Это было моим козырем: приехал и за короткий срок решил серьезную проблему. Еще один плюс заключался в том, что я не ассоциировался в сознании людей с раздражавшей всех АОДом. Напротив, многие считали, что именно я подорвал власть АОДа и отстранил Тер-Петросяна. Меня не воспринимали частью порочной и скомпрометированной системы – мои родственники ничего не приватизировали, ни в каких коррупционных схемах замешаны не были.

Но я вырос в Карабахе и недостаточно хорошо знал Армению. Да, я уже был известным человеком, но своим в Армении еще не стал. Многие считали меня чужаком с именем. Мне требовалось объехать всю страну, побывать в каждом городе, в каждой деревне – показать людям, что я свой, что я знаю их проблемы и сделаю все, чтобы они стали жить лучше. На это у меня оставался месяц.

В моем предвыборном штабе активно работали Вазген Саргсян и Серж Саргсян, а его главой стал Владимир Мовсесян[85], министр сельского хозяйства: мы не хотели, чтобы штабом руководил кто-то из силовиков. В штабные дела я практически не вмешивался – меня полностью поглотили предвыборные встречи с избирателями. Мы составили очень плотный график и продумали схему маршрутов по различным направлениям, чтобы за короткое время охватить всю территорию республики. Опыт проведения митингов у меня был еще с Карабаха, где мне часто приходилось выступать перед людьми, но я не очень это любил и уж тем более никогда не считал своей сильной стороной. А тут пришлось ежедневно проводить по восемь – десять встреч с избирателями. Каждое утро мы выезжали по одному из маршрутов, останавливаясь по пути чуть ли не во всех городах и селах. Люди на эти встречи