По библейским местам - Генри Мортон

Лодка описала изящную дугу поперек Нила, огибая скалы на расстоянии не больше ярда (капитан отталкивался от них шестом, когда мы проходили рядом), вышла на центр фарватера, и мы довольно быстро двинулись на север, причем судно содрогалось при каждом обороте винта. Я сидел в кабине, наблюдая за восходом солнца, и размышлял о том, как жестоко и несправедливо обвинять этих отличных ребят только потому, что они ведут себя не так, как мы. У них собственный способ решать проблемы и вести дела.

Отвратительный запах жженого моторного масла постепенно распространился вокруг, а густые облака дыма прошли над головой и потянулись за кормой. Мотор явно барахлил, но человек в феске в очередной раз сильным ударом привел его в чувство; глядя на поднимающееся солнце и проплывающую мимо прекрасную землю, я ощутил, что все замечательно.

Мы шли по реке часа два, когда я решил подняться на верхнюю палубу. Я увидел сидящего там члена экипажа, который стряхивал пепел от сигареты на груду канистр с бензином, составлявших весь наш запас топлива. Канистр было девятнадцать. Матрос очень жизнерадостно отнесся к предложению покурить в другом месте. Помимо этого человека и топлива на крыше кабины находилось большое и очень домашнее на вид плетеное кресло, которое мне предложили занять. Я встречал такие кресла в Англии, в них любят спать кошки, но обнаружить его посреди нильских вод было весьма неожиданно. Усевшись, я понял, что малейший крен судна создает риск падения в реку вместе с креслом, так как поручни на верхней палубе очень низкие и не смогут удержать. И все же было исключительно приятно сидеть на солнце, глядя на зеленую полосу растительности, временами почти сходившую на нет, потому что кое-где пояс возделываемых земель становится настолько тонким, что пустыня видна за кромкой вершин пальмовых рощ. Женщины с сосудами на плечах, ослы, верблюды, мужчины, идущие по делам, — все силуэты четко вырисовывались на фоне ярко освещенных, высоких набережных, напоминая древнеегипетские фризы.

Внезапно мотор заглох! Лодка резко свернула к порту и остановилась. Кресло заскользило по палубе, и я поспешил вскочить на ноги. Мотор вновь заработал и опять застопорился. На сей раз мы находились на фарватере, и судно медленно разворачивалось посреди реки. Это был поистине ужасный момент, я лихорадочно стал соображать, не заполняется ли водой кабина, ведь ее окна находились всего на шесть дюймов выше уровня реки. Нас повлекло течением, капитан стоял наготове с шестом, отчаянно пытаясь спасти судно от ударов о камни, хотя я не совсем понимал, на что он рассчитывает, поскольку Нил — очень широкая река, а мы находились ровно на середине. Я обратился к нему и спросил, почему же мотор в таком отвратительном состоянии. Он ответил, что мотор очень хороший, но его почти год не использовали. Он сильно заржавел. Но механик очень умный человек, он вскоре все наладит.

Я спустился, чтобы взглянуть своими глазами, но старший механик обращался с бензином таким образом, что я пришел в ужас и решил больше не смотреть. Сидя в сторонке, я наблюдал за тем, как мы медленно дрейфуем по реке, и не мог избавиться от мысли, что мы в любой момент пойдем ко дну, или взорвемся, или что там еще может случиться с такой лодкой в минуту катастрофы?

Однако через некоторое время мотор благополучно заработал, лодка выровняла курс, но теперь шла заметно медленнее. Едва ли не каждый час происходила очередная поломка, повторялся тот же крен, разворот и унизительный, неуправляемый спуск по течению. Я достал карту и стал искать ближайшую железнодорожную станцию Идфу. При удачном стечении обстоятельств мы можем добраться до Идфу до темноты. Интересно, ночной поезд из Асуана придет туда раньше нас? Я твердо решил покинуть лодку в целях собственной безопасности.

К моему удивлению, храм Ком-Омбо внезапно возник передо мной на восточном берегу реки. Этот пейзаж вдохновил меня и придал отваги. Все не так уж плохо. Мы прошли двадцать пять миль за девять часов, то есть делали около трех миль в час. Лучше, чем я ожидал.

Я вышел на берег в Ком-Омбо и осмотрел великолепный храм птолемеевской эпохи, посвященный богу-крокодилу. Больше всего заинтересовала меня необычная атмосфера «Возрождения». Каменщики той эпохи по-прежнему уверенно справлялись с работой, но художники, украшавшие стены залов фигурами и иероглифами, уже не верили в себя или в то, чем занимались. Они явно пытались возродить нечто угасающее, безжизненное.

Древняя сила, а еще древняя убежденность, были утрачены, и вместо энергичных, властных и мощных фигур я увидел утонченные парижские профили, слабые и экзотичные, словно актеры представляли богов и царей Египта на маскараде. И все же в этой живописи имелись свои очарование и изощренность, характерные для птолемеевского искусства, быстро деградировавшего к поверхностности и самовлюбленности. Глядя на эти фигуры, ощущаешь, как греческое искусство пыталось внести извилистые линии в жесткую регулярность и угловатость традиционных египетских контуров. Возможно, художники той эпохи, рожденные в эллинистическом мире, восхищались греческим искусством и пренебрегали собственным наследием, представлявшимся им реликтом веры, которая была уже утрачена. Интересно наблюдать, как искусство, в лучших своих образцах исполненное скрытой жизни и внутренней энергии, находит изящную и утонченную смерть.

Вернувшись на злосчастную лодку, я отправился дальше на север. Утомительно будет перечислять, сколько раз мы останавливались посреди фарватера и как возрождалась надежда с новым биением героического мотора. Когда солнце склонилось к закату, мы прибыли в Идфу — место, лучше всего сохранившее облик Древнего Египта. Дворы и залы, даже маленькая и темная камера, в которой стояла статуя Гора, почти не пострадали от времени; гранитный пьедестал для священной барки бога находился на своем месте, в центре святилища. Для христианского археолога это место интересно тем, что окружающий святилище коридор сильно напоминает галерею западной церкви.

Мне пришлось покинуть древнее великолепие и вернуться к реке, чтобы сообщить экипажу о моем решении прервать путешествие. Я ожидал взрыва возмущения, но, как ни странно, ничего подобного не случилось. Капитан только вздохнул, а умный старший механик закурил очередную сигарету. Что касается остальных членов экипажа, их просто нигде не было видно. Так что мы расстались лучшими друзьями, и я сел на ночной поезд до Луксора. В моей сумке лежал путеводитель по Египту, и, когда от нечего делать я открыл его, глаза наткнулись на следующий пассаж: «Навигация по Нилу, старейший вид транспорта в Египте, является одновременно и самым приятным видом путешествия. Идти под парусом или на моторной лодке между плодородными берегами значит осознать…».

Нет, эти слова явно предназначались не мне.

Утром я сел на поезд в Луксоре и еще до полудня прибыл в большой торговый центр Сохаг — столицу провинции Джирга. Это чистый, приятный город с отличной набережной. На противоположном берегу виднелись глинобитные дома и минареты Ахмима — городка, в котором явно чувствуется европейское влияние, там из мусорных отвалов и погребов добывают реликвии греческого Панополиса, радующие сердца всех торговцев антиквариатом.

Я приехал в Сохаг, чтобы увидеть Белый и Красный монастыри, два самых любопытных христианских строения в Египте. Я встретился с епископом Сохага, импозантным бородатым мужчиной с золотым нагрудным крестом и в черном, формой напоминающем дыню тюрбане. Он заметно отличался от простых монахов, которых я видел в пустынных монастырях; передо мной, безусловно, был человек утонченный и культурный. Мы выпили кофе, и я подумал, что если бы все коптские священники обладали его широтой взглядов и образованием, церковь могла пережить духовное возрождение, запоздавшее на несколько столетий.

Он рассказал мне историю происхождения Белого и Красного монастырей, весьма любопытную, поскольку о раннем периоде этих строений известно очень мало. Коптская традиция сообщает, что они были основаны святой Еленой, матерью императора Константина, когда она была «на обратном пути» из Иерусалима после обнаружения Святого Креста. Копты говорят, что она прибыла в Египет в сопровождении военного эскорта и направилась прямиком в Эль-Маншах, расположенный на том же берегу Нила, что и Сохаг, в девяти милях к югу. Считается, что там она основала небольшой монастырь. Затем Елена проехала на север в Сохаг и встала лагерем в пустыне, примерно там, где теперь находится Белый монастырь, который основала тоже она; потом, оставив стражу в горах, она выбрала место для Красного монастыря в четырех милях к северо-западу.

Эта история кажется мне вполне правдоподобной. Некоторые специалисты верят, что святая Елена прибыла в Иерусалим в декабре 326 года, другие отдают предпочтение январю 327 года. Императрице было в это время около 80 лет. Она прибыла в сопровождении большого количества солдат, охранявших огромный груз серебра. Перво-наперво она разрушила храм Венеры, выстроенный Адрианом на месте Кальвария, и поблизости от него обнаружила реликвии Святого Креста. Затем она заложила церковь Гроба Господня в Иерусалиме и церковь Рождества Христова в Вифлееме; а примерно через год, когда постройка зданий существенно продвинулась, присоединилась к Константину в Никомедии.