Пилот - Sib

– десять…

Скорость сто двадцать. Много! К земле ещё поближе, выравниваем…

– пять… четыре…

Скорость высокая, сто двадцать… А если змейку забубенить? И на полосу как раз выйду? Крен правый, над полосой уже, крен левый… на осевой почти… неважно… скорость сто десять… пневматики порву к херам… жалко…

Вот ведь какая тварь – человек! Полторы минуты назад я только о том думал, как в живых остаться и ни о чём другом не помышлял. Сейчас мне колёсики уже жалко стало! И ведь вправду жалко! Новые совсем. А скорость сто десять… А аэродром уже заканчивается, и забор уже… понаставили мне тут заборов бетонных…

– два…

А нафига? Вот нафига мне непременно на полосу? На травку рулим! Там, на травке, помягче будет. Виражик правый небольшой… в угол метим… до угла подальше будет… Сто узлов.

– один метр…

Умничка! Зацелую!

От себя рога. Совсем легонечко. Знаю, что неправильно, но скорость высоковата, а аэродром совсем маленький сделался. Закрылки высунуть? И вознестися на десяток-другой метров? Инерции подпрыгнуть как раз хватит! Там уже скорость утратить, до сваливания, и с того десятка об твердь земную – хрясь! И полный рот гумуса! Нахрен! Лучше уж с метра, хоть и на ста узлах… или на ста восьмидесяти пяти километрах в час! Вариометр… снижение полметра в секунду… Есть касание на все три сразу! Ааатлична Константин! Нааармальна Григорий! Загудели, бедные мои! Сели бля! По тормозам! Как на гололёде… импульсами… восемьдесят узлов. А теперь и угол тоже близко! А какой большой аэродром недавно был! Двенадцать квадратных километров! Четыре на три!

Так, тормозим и подруливаем педалькой. Толчками. Скрипим на бегу, раскачиваемся… Влево… ещё влево… в лобовую в забор идём… влево… ещё… ещё… ещё… вдоль забора уже едем… сорок улов… десять… скрипнули тормоза напоследок. Стоим! Дышим! Обратно родились.

Откинул я дверку пилотскую рукою ватной, бессильной совсем, трап с защёлки скинул, не помню как, и на землю выпал с лёгким чпоком. И прилёг с устатку. Помню в детстве под грозу попал, промок насквозь. Продрог. Домой прибежал, залез под одеялко в кроватку и колотун меня неудержимый обуял. Вот сейчас снова он ко мне вернулся. Ды-ды-ды-ды-ды! Да раз за разом. Я на спину перевернулся, солнышко мне прямо в глаза. Приятно! Натянул панамку на нос. Страх пришёл. Лежу. Трепещу. Колбасюсь. Теперь можно! Как там Катя у меня? Описялась поди, с перепугу! Я и сам бы описялся, но некогда мне было. Занят был я очень. Надо мне к ней идти. Только маленько полежу ещё, и пойду сразу. Одну только минуточку полежу. Мысль вторая. Всё. На перегрузку аппарат можно уже не испытывать. Сколько, интересно у меня на выходе из пике было? Шесть? Восемь же? До хрена было…

Ох, а вставать-то надо. Кое как на карачки, потом цепляясь за трап ручками. Вот и славно! Вот и пряменько стоим. Почти. В кабинку смотрим уже.

– Катенька, ты как там? Жива, моя радость?

Глазки у нас кругленькие стали, моргают испуганно и часто, и на меня выпучились маленько. Красивые.

– А?

– Всё, Катюшенька! Не бойся уже! Приземлились мы уже! Благополучно!

– Ой!

– Катенька-Катюша! Уже поздняк метаться! На тверди мы земной уже. В неподвижности пребываем! И в безопасности!

– Ой!

– Понимаешь меня?

– Ой, я кажется описялась!

И почему я не удивлён?

– Беги в хвост скорее, там у тебя халатик висит!

– Не могу! Я встать не могу!

– А ты ремни-то… отстегни! Уже можно. И Морсика отпусти. Тоже уже можно!

– Я сейчас!

– А к нам тут едут гости! Попроведовать!

– Ой!

Куда только её слабость подевалась, с испугом вместе. Женская стыдливость чудеса творит! Морсика в сторону, вскочила и в хвосте скрылась как комета метеоритная. А я на землю опять присел. Устал я что-то. Сел на попу поровнее, сижу, гостей дожидаюсь. Морс на землю спрыгнул, как ни в чём ни бывало, ластится ко мне, облизал меня бесцеремонно. Весь портрет мне вылизал, собака такой. Поймал таки момент. И я его погладил по головке. Хороший пёсик! Иди, погуляй в сторонке! Да отвяжись, наконец, с нежностями своими! Конь педальный! Да люблю я тебя, люблю. Чтоб ты провалился!

Вот и гости подъехали. Всем техсоставом. Сейчас спросят, что случилось.

– Что случилось? Вит, что произошло? Ты не ранен? И леди?

– Все в порядке. Никто не ранен. В помощи не нуждаемся. Мотор заглохнул.

– Почему?

– А я доктор? Я не знаю. Он мне не сказал! Стружки в масле нет. Взял стервец, и сдох не попрощавшись. Топливная система скорее всего отказала.

– Давай самолёт к ангарам отбуксироем. Там разберёмся, что произошло с мотором.

– Давай! Только встать помоги. Ноги чего-то вот плоховато держат!

– Это у тебя отходняк с перепугу.

– Да я догадался. Только они всё равно не держат.

– Скоро пройдёт!

Сунули меня обратно в самолёт, сами поналезли, доктор пульс у Кати считает. Катя в халатике уже в пассажирском кресле к борту привалилась. Подрагивает.

Доктор шприц выхватил и к ней подступает, уже ваткой предплечье протирает.

– Эй док, ты чего это удумал делать?

– Это противошоковое, успокаивающее…

– Нахрен! Ты спиритуса вини лучше граммов полста плесни. И мне тоже!

– Ты крэйзи!

– Сам такой! Наливай скорей, виртуоз ланцета! Не мешкай!

Он и налил. Я выдохнул, и выпил. В держателе воды бутылку нашарил, запил водичкой потом на дока неизвестно почему вызверился.

– Чего ждём? Ещё наливай! Пилюлькин хренов!

Он ещё налил. Я мензурку выхватил и Кате подступил:

– Выдохни! Сильно выдохни!… Теперь выпей быстро!… Теперь не вдыхая запей! Молодец! Орлица!

И окосели мы моментально. Пока нас тягач к ангарам дотащил, мы уже и лыка не вязали. Но стали мы исключительно добродушными и разговорчивыми, и люди вокруг нас такие приятные все сделались, ну как на новый год. Сижу я, сгрёб Катю на коленки себе, и такое на душе у меня счастье и такая радость во мне бурлит, что просто ужас какой-то. Жаль, прошло всё быстро.

Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко. Аэродром Порто-Франко. 13:00. 18 число 6 месяца. Вторник. 22 год.

С причинами, приведшими к столь неприятному событию, разбирались недолго. Достаточно было осмотреть фильтр тонкой очистки топлива, наглухо забитый мельчайшей полиэтиленовой пылью. А вот причины её появления в топливе поначалу меня озадачили. Так, разберёмся. Горючку я с собой привёз и заливал в бочки сам. Бочки чистые были. Отвечаю. Значит, гадость эта в баках как-то оказалась. А ведь точно… Когда Катя по полю рулила, расход горючки только с правого бака шёл. Прощёлкал я клювом на запуске и оставил кран в положении – правый бак. На взлёте крен я почуял из-за этого и переключился на левый, чтобы уровнять в баках остаток топлива. Вот тут-то всё и началось. Значит, в левом баке пыль эта гадкая пребывала. Какая-то дитиктива получается.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});