Серпомъ по недостаткамъ - Луиза-Франсуаза

Глава 20

Емельянов принес готовую скороварку первого декабря. Причем принес не одну, а сразу пять штук:   - Извините, Александр Владимирович, быстрее ну никак не получилось. Пришлось все же эту вашу сталь нержавеющую варить, без нее клапан ну никак не получался: эмалированный давление не держит - не притрешь его, а черного железа - ржавеет пока еда варится. Но тут, как видите, только клапан из стали этой и сделан, так что недорого ваш автоклав обходится.   Кастрюли внушали: покрытые черной эмалью тяжеленные емкости наводили на мысль о какой-то страшной алхимии. Но в применении оказались довольно удобными. Единственное, что их отличало от знакомых мне с детства - их нельзя было быстро охлаждать водой, иначе эмаль вся потрескается и отвалится. Повара в заводской столовой поначалу было плевались: шум им, видите ли, мешает, да и пробу не снять. Но уже через день отношение к посуде у них изменилось: возможность сварить кашу за пять минут и мясо за пятнадцать позволило появляться на кухне для приготовления завтрака рабочим почти на час позднее.   Ну а фасоль в скороварке прекрасно разваривалась за сорок минут и даже за полчаса - я четко помнил "первое правило химии": при повышении температуры на десять градусов скорость реакции увеличивается вдвое. А тут, при тридцати градусах сверху, получалось в восемь раз быстрее.   Рабочие классические "бобы по-мексикански" приняли на ура. Еще бы не приняли: кормежка у меня была в основном бесплатной, но по принципу "лопай что дают". И если давали бобы - лопали бобы, однако Вася доложил, что с бобов рабочие дольше сытыми ходят и потому им очень рады. Да и, честно говоря, вкусно получалось. Так что проблему приготовления фасоли я решил... интересно, сколько нужно кастрюль чтобы сварить две тысячи тонн?   Емельянов получил заказ еще на сотню скороварок, причем восемьдесят из них должны были предстать в "мобильном" варианте: на повозке с мотоциклетными колесами устанавливалось сразу две скороварки, и под каждой ставилась собственная керосиновая печка типа большой паяльной лампы: на дровах управлять режимами скороварки было практически невозможно, а мобильность была нужна для использования котлов "в поле" - я же крестьян кормить собрался.   Осип Борисович сначала стал отказываться от предложенной ему высокой чести стать серийным изготовителем этих высокотехнологичных изделий. Но после того как причина была выяснена, нашлось и ее решение, и Емельянов пообещал "к февралю заказ исполнить". Причина же была проста: кастрюля варилась из двухлинейного стального листа ("котлового железа"), но перед сваркой дно оковывалось так, чтобы получилось "тарелка" с загнутыми краями. И кузнец тратил на такую работу половину рабочего дня. Но вот если поставить паровой молот - задача сильно упрощается (да и много других задач - тоже), так что Емельянову было поручено такой молот купить, благо стоил он всего-то тысяч пятнадцать, а дно для кастрюли полуторатонный, скажем, девайс выковывал одним ударом. Правда я имел в виду купить отечественный, в Канавино - однако Чаев, закупкой станков заведовавший, решил иначе - и в январе на заводе появился немецкий пневматический молот Арнса, почти такой же, как "штамповочные" станки, на которых звенья цепей делали. Только высотой не в два с половиной метра, а в шесть.   Ну а я - поскольку все прочие дела казались мне сделанными, занялся доводкой нового мотора - дизельного.   Я давно успел уже убедиться, что в начале двадцатого века можно было сделать практически все (за исключением разве что электроники), что и в конце этого же века. Разница была лишь в количестве, цене и сроках, да и то зачастую разница в цене была в пользу начала века. Ну а сроки - просто умелого народа было подготовлено мало.   Дизель мне делали ребята из модельного цеха, и было их всего лишь двенадцать человек. Однако реально мастерами были лишь пятеро из них, включая Васю Никанорова, но он работал руками чаще часов по шесть-семь в сутки: обязанности "профсоюзного лидера" с него никто не снимал.   Остальные рабочие - они тоже без дела не сидели: взять хотя бы "Божью Коровку". Так что мотор делался, скажем так, постепенно. Но делался - и теперь осталось лишь немного доделать и установить насос высокого давления. К сожалению, с ним были проблемы: я в прежней жизни "ураловский" мотор разбирал весь , кроме этого самого насоса. Так что пришлось много "домысливать" и пробовать "в металле". Однако в конечном итоге насос получился. И, хотя он весил почти что пять пудов, нужное давление обеспечивал. Правда в ходе "доводки напильником по месту" у него сильно изменились посадочные места и пришлось с нуля отливать картер двигателя...   Окончательно собрать мотор удалось лишь восьмого декабря. В цеху была выгородка под вытяжкой - как раз для таких целей, а вовсе не для удобства курильщиков, как рассказывали рабочие цеха своим менее квалифицированным собратьям по заводу. И вот а этой выгородке мотор был установлен, заправлен и запущен. А через четыре часа работы на малых оборотах - остановлен и разобран.   Детали мотора начали буквально под микроскопом изучать на предмет всяких дефектов (именно для таких целей и был куплен германский микроскоп), а я занялся подготовкой испытаний мотора на предмет выяснения его надежности и, главное, мощности. После некоторых размышлений было решено мощность определять с помощью присоединенного к мотору генератора, который как раз Африканыч и сделал. Он уже наладил собственный выпуск моторов для вновь приобретаемых станков, и моторы у него получались весьма приличные. Поэтому он был дополнительно озадачен (еще до моего отъезда в Аргентину) и сейчас в цех был притащен тяжеленный продукт его творчества: динамо-машина мощностью до двухсот пятидесяти киловатт.   Нил очень гордился этим генератором: для нынешнего времени его восьмидесятипудовая машина была больше чем вдвое легче ближайшего "зарубежного аналога". Ну и я тоже имел повод погордиться: минимум сорок киловатт в этом генераторе были "моими".   А в генераторах существенную проблему представляет то, что они, заразы, греются, когда по проводам внутри них течет ток. Понятно, что сопротивление проводов стараются делать поменьше и поэтому делают их из электролизной меди - современные электроинженеры уже выяснили, что примеси резко уменьшают ее проводимость.   Химию у нас в школе преподавала старая бабка, злобно впихивающая в нас свои "никому не нужные" знания. С среди прочих знаний она кое-что "впихнула" и насчет редкоземельных металлов. Например, я знал, что их количество на земле куда как больше чем количество, скажем, свинца. Просто когда их открывали, про это еще не знали... Ну это так, к слову, в данном же случае важно, что я узнал и вовремя вспомнил про конкретный редкоземельный элемент. Про церий, добавка одного процента которого к меди уменьшает ее сопротивление на пять процентов.   Добычей церия был озабочен присланный Флоренским юный петербургский химик Миша Шитиков - и он его добыл. Церий в изобилии водился в отходах шведских компаний, производивших калильные колпачки к газовым лампам: туда пихали окись тория, а его как раз выделяли из монацитового песка. Про лантаноиды в отходах шведы знали, только им выделять "редкие земли" было невыгодно - и Шитикову десять тонн окиси всяких лантанидов достались всего за пять тысяч рублей. Как он их дальше чистил - я не в курсе (знаю только, что очень, очень долго), но тонну "модифицированной" меди Африканыч для генератора получил. И сразу "добавил" к мощности генератора двадцать киловатт.   А еще столько же (а может и все тридцать) тридцать Африканыч добавил, применяя в качестве изоляции фенолформальдегидный лак вместо асфальтового. Асфальтовый при нагреве немного "плыл", и во избежание замыканий провода под лаком сначала обматывали нитками. Генераторные и моторные - шелковыми, чтобы потоньше было. Но всяко теплоизоляция получалась неплохая. А чистый лак мало того что был тоньше, он тепло и пропускал лучше, и температуру выдерживал гораздо более высокую - так что "нагревать" провод можно было и посильнее, обмотка все равно не перегревалась. Так что в тот же габарит намотали больше провода - ну, по крайней меря я так понял объяснения конструктора - и мощность вместо изначальных двухсот поднялась до двухсот пятидесяти. Впрочем, это все теория - генератор мы пока еще не запускали.   В качестве нагрузки к генератору подсоединили мощный электролизер: очень просто определять мощность по объему произведенного газа. Ну а чтобы газ не пропадал зря, я отправился варить баллоны высокого давления.   Завод Барро все же производил паровые котлы, и со всякими там манометрами-давленометрами народ был знаком. Сами манометры тоже делать умели и - самое главное - умели их подсоединять куда надо. А в процессе разработки насоса высокого давления к дизелю получились некие промежуточные образцы, работающий атмосфер до ста пятидесяти - ста семидесяти. И с их помощью газ предстояло закачивать в баллоны - вот только баллоны еще предстояло сделать.   К моему удивлению, на складе даже оказалось из чего их делать - стальной лист полудюймовой толщины вполне подходил. Причем сталь была легированная - но зачем и кем она была закуплена - я и понятия не имел. Рабочие, правда, сказали, что это-де "остатки от заказанного госпожой Камиллой", но Камилла - последний человек, кому может понадобиться такая сталь... разве что она надумала себе подводную лодку делать? Книжку Жюля Верна я у нее видел. Но подводную лодку - точно нет.   Так что сталь я забрал со спокойной совестью. На заводе Барро была кое-какая оснастка для изгибания толстого железа, и за неделю рабочие нагнули мне дюжины три толстостенных труб. В кузнице "из того же материала" выковали полусферические торцы, ну а затем я электродами, опять сделанными из обрезков того же листа, все это сварил. Вставили бронзовые краны, все зачистили, покрасили - ну а потом я все-таки пошел и взял справочник по сопромату и подсчитал, сколько сделанный мною баллон выдержит. Оказалось, что гораздо больше ста атмосфер, на которые я понадеялся. Но и манометры были сделаны на сто, и швы могли оказаться слабее теоретических - так что было решено на этом и остановиться. А еще было решено арифметикой подзаняться: вычисляя габариты я ошибся и вместо сорока запланированных литров баллоны получились почти шестидесятилитровые.   Все это заняло мое время почти что до Рождества. Двадцатого декабря вновь собранный мотор, в котором никаких дефектов обнаружено не было, был запущен снова - но уже присоединенный к генератору.   В общем, даже сто киловатт - это очень мощно. Если эти киловатты подать на электролизер с электродами всего в один квадратный метр. Хорошо еще, что никто рядом не курил, а генератор все же стоял рядом с мотором, а не рядом с электролизером. Но теперь мы могли с уверенностью говорить, что на тысяче восьмистах оборотах мотор выдавал порядка ста шестидесяти сил.   Плюнув на дальнейшие замеры, мотор поставили крутиться вхолостую. До Рождества - на тысяче двухстах оборотах, а потом, до Нового года - еще прибавив тысячу. И мотор не развалился, что было очень хорошо.   Ну а в день перед Рождеством я торжественно открыл первую в моем хозяйстве куриную ферму. Забелин со своим знакомым запустили производство очень интересного корма, сделанного из дрожжей. Дрожжи они смешивали с перемолотыми корнями того же камыша, или с сеном, затем получившаяся "замазка" рубилась на мелкие кусочки и обваливалась в известковой муке. А потом - высушивалось при температуре около восьмидесяти градусов - и получались "зерна" размером в полгорошины. Сделанная установка "зерен" этих в сутки выдавала чуть больше двух тонн, и получившийся корм очень неплохо (в смысле переработки в мясо) потреблялся курами. Вот только чтобы сожрать две тонны, кур нужно было много - и было принято решение строительства фермы. Потому что корм с известью - он только для кур годится, чтобы яйца несли - а без извести гранулы пока слипались. Правда Забелин сейчас делал новую установку, имея в виду использовать какие-нибудь отруби или еще что-то, и использовать корм уже для четырехногой скотины - но не выкидывать же то, что уже есть - так что пришлось разводить кур.   Кур я сам выбирал - по принципу "побольше". Одна из пород, приобретенных для фермы, называлась "юрловская голосистая" - наверное, петухи орали громко - но для меня главным было то, что куры были килограмма по три весом, а петухи - так и вовсе до пяти кил. Причем Забелин сказал, что на кило курятины потребуется всего три кило этого корма. А вторая - старинная русская порода, не такая голосистая и чуть поменьше размером, но "тоже хороша". Официально именовалась "орловской ситцевой", но лишь когда я этих кур увидел - понял, почему курочка была именно "Рябой". Вдобавок для этих кур прирост мяса обещался в кило на два с половиной килограмма "зерен" - да и росли они, если верить справочнику, гораздо быстрее юрловских.   Пока что на ферме были построены два курятника, каждый на двести пятьдесят кур. И один домик поменьше, в котором был поставлен инкубатор. Для каждой курицы была сделана клетка с автопоилкой и кормушкой, и всю эту автоматику (включая так же автоматический инкубатор на две тысячи яиц) сконструировал и изготовил Юра Луховицкий, наконец закончивший восьмую (последнюю) очередь содового завода. Точнее, перевез под Камышин и запустил "первую очередь" из моей усадьбы, и теперь завод мог выпускать восемьдесят тонн соды в сутки. Вот куда бы эту соду пристроить?   Зимой все же массово строить новые здания было невозможно, и идея строительства нового стекольного завода плавно отодвинулась на весну, но у меня и без того "развлечений" хватало. Причем народ развлекался массово: над моими новыми агрегатами потихоньку хихикали буквально все. Ну а самом деле - что может быть смешнее машины, делающей снег зимой?   А снежная пушка эти уже пошла в массовое производство. Моторов у нее было два: чугунный от "Бычка", слегка доработанный под бензин, крутил пропеллер, а стальной от мотоцикла М-2 приводил в движение насос. На мой взгляд конструкция получилась дурацкая, но главное, что пушка работала - и работала хорошо.   В начале декабря температура держалась в районе минут пяти днем и минус пятнадцати ночью, так что пушка выдавала от тридцати до ста кубометров снега в час. Ну а в середине декабря, когда и дневная температура упала до десяти-двенадцати градусов, у меня со снегом стало совсем хорошо: от ста до ста двадцати кубов снега выплевывали уже дюжина пушек.   Так как составляющие пушки основном уже выпускались серийно, то с пятнадцатого декабря в сутки с завода выходило по четыре пушки - и они немедленно отправлялись в поле: ветряки исправно качали воду в каналы и она даже замерзнуть толком не успевала. Конечно снежные пушки были несравнимы по мощности в поливальными машинами, но за зиму каждая должна была высыпать на поля тысяч по сто тонн снега. И они - сыпали, а Нобели подгоняли все новые эшелоны с бензином - в зимнюю навигацию на Волгу вышло уже больше двухсот тракторов.   Снежные пушки - это хорошо. То есть, когда они работают. А когда не работают - то плохо. Шестнадцатого декабря одна пушка сломалась, в семнадцатого - еще две, причем один крестьянин был просто убит отлетевшей лопастью пропеллера. Осмотр показал, что ничего критического в конструкции не было - просто где-то недокрутили, где-то болт в раму кувалдой забили, а разлетевшийся пропеллер был вообще вырезан из сучковатого полена. Так что утром восемнадцатого по моей команде все, хоть немного причастные к изготовлению пушек, были собраны в сборочном цехе.   Мне Вася Никифоров уже говорил, что рабочие-де смеются: вот, мол, хозяин развлекается: специальную машину для снега сделал чтобы вокруг красиво было. Да ему и самому смешно было, а я решил, что это не очень-то и важно. Ну ладно, посмеялись - и будя.   Наверное впервые после запуска цеха в нем установилась такая тишина: мало того, что выключили все машины, еще и сами рабочие были порядком напуганы - такое мероприятие у меня проводилось впервые. Ну ничего, я сейчас всех вас еще больше напугаю...   - Ну что, господа рабочие, - начал я свою речь - смеемся над барской затеей и работаем не прикладая рук? Тут гайку не докрутили, там негодное бревно взяли и - убили человека. Молодцы, что тут сказать...   Я оглядел всех суровым (как мне представлялось) взглядом и продолжил:   - А жрать вы все любите? Бесплатно в заводской столовой? А на жратву каждому тратится в день по тридцать копеек. И чтобы вы сытыми были - бобы аж из Америки завозятся. А почему? Потому что на родной земле урожая не было. А если озимые вымерзнут - что жрать будете? Хлебушек-то подорожает, как бы не вдвое подорожает - и вам же на те же тридцать копеек еды будет куплено вдвое меньше. Понравится вам в половину меньше на обед получать?   Значит так, объясняю проще, чтобы вы понять смогли. Каждая снеговая пушка за зиму даст снега для урожая в десять тысяч пудов. Сегодня у нас сломано три пушки, и на ремонт каждой понадобится два-три дня. То есть тысячу пудов хлеба из-за того, что у кого-то руки из жопы растут, мы уже не получим. Не я не получу - вы не получите. Ну так сами подумайте: нужны ли мне такие рукожопые рабочие? А еще подумайте - а нужны ли они вам самим?   Поясню еще: вы все живете в хороших квартирах, сыты, одеты, обуты - но все это вы заслуживаете сами, своей хорошей работой, и только ей. Я понятно объясняю? Вопросы ко мне есть?   А цехе стояла тишина.   - Хорошо, я думаю все всё поняли. Сегодня три человека подвели всех собравшихся тут. Вы сами знаете, кто забивал болты кувалдой, кто ленился закручивать гайки, кто вместо хорошей доски взял суковатое полено. Меня не интересует, почему эти люди так делали - меня интересует лишь кто из вас не достоин тех благ, которые получают рабочие на моих заводах. Вы мне это и скажете до обеда, через бригадиров, мастеров или через профсоюз. А если я этого не узнаю, что буду вынужден считать, что вы все поддерживаете бракоделов - и мне будет проще поменять рабочих на этих производствах полностью. Ну а теперь митинг закончен, принимайтесь за работу.   Вася, стоявший во время моего выступления у дверей цеха, догнал меня по дороге в контору:   - Саш, а ты чего собираешься сделать с этими... бракоделами?   - Уволю их немедленно, чтобы завтра их не было не то что на заводе, а даже в городке.   - Ну как же так! Ведь у них, поди, семья - и куда они пойдут?   - Вот это меня вообще не волнует. Меня волнует то, что сегодня три пушки сломаны, а мороз с каждым днем сильнее. Ты сам не из крестьян будешь?   - Нет, отец у меня тоже рабочим был, а что?   - А то. Возьми мотоцикл, съезди-ка ко мне в колхоз и посмотри что крестьяне делают.   - А что они делают? На печке сидят - зима же...   - Они все в поле. Все - и мужики, и бабы, и дети кто уж сам ходить может. Они снег, что пушки делают, по полю разносят. Каждая пушка в сутки три-четыре десятины снегом укрывает - и на этих укрытых десятинах озимые может и не вымерзнут. Чугунов срочно шланги высокого давления делает, чтобы пушки можно было подальше от каналов ставить - а крестьяне ждать не могут, им посевы нужно как можно быстрее укрыть. Сейчас в колхозе под снегом уже триста десятин - а под озимыми две тысячи, и они, если их снегом не прикрыть, вымерзнут нахрен. То есть если опоздать, то десять тысяч пудов зерна окажутся выброшенными - только в колхозе. А на левобережье озимых уже двенадцать тысяч десятин - и снега нет. Так что увольнять я их буду не за эти три пушки, а за те десятки пушек, которые из-за таких, как они, будут сломаны зимой. Или - если их уволить - сломаны они не будут.   - Но ведь жены, дети их не виноваты...   - Я знаю. Знаю даже, что очень может быть из жены и дети даже заболеют от холода и помрут. И сами они с голоду помрут. Если по одной жене и по два ребенка - помрет двенадцать человек...   - И ты так спокойно про это говоришь! А я-то всегда считал тебя добрым, думал что ты о рабочих заботишься...   - Я о людях забочусь. А они - нет. И они не помрут - наверняка денег немного поднакопили на моих зарплатах-то. А вот они - эти трое - уже убили, и не одного, а под сотню человек. Ты посмотри вокруг-то! Не то что в уезде, в губернии, даже, считай по всему Поволжью вымерзнут все озимые нахрен! Голод будет, страшный голод. И каждый пуд зерна - это, может быть, одна спасенная жизнь. А десять пудов - это наверняка один не умерший. Так и считай: каждые десять потерянных пудов - это еще один покойник в деревне. Лично я именно так и считаю - а еще я знаю, что если ничего не делать, то помрет в этом году два миллиона человек. С голоду помрет.   - Это что, как в девяносто первом будет?   - Хуже будет. Если не делать ничего. Так что нужно делать - и каждая снежная пушка спасает тысячу человек из этих двух миллионов. Ладно, ты иди, надо до Нового года маршрутки закончить, хотя бы одну...   После обеда, когда бригадиры принесли мне данные бракоделов, всех троих пришлось, как я и обещал, уволить нахрен. И я ни капли не пожалел их, а пуще всего не пожалел плотника, сделавшего пропеллер - лично отправил Никонороваза губернской стражей. Рабочие из столярной мастерской не просто назвали его имя, а добавили, что "сэкономленный" кленовый брус он использовал для изготовления табуреток, которые его жена продавала в городе на рынке. А я-то удивлялся, зачем лопасть делалась из отходов - ведь для этого усилий нужно приложить в разы больше! А тут все стало понятно: гражданин спер с работы ценнейшего материала на пятнадцать копеек - и мало того, что убил человека, но и разбил мотор ценой в полторы сотни рублей...   Вася дня три ходил очень задумчивым, со мной даже не здоровался демонстративно. И я его понимал - очень неприятно выкидывать из квартир женщин и детей. Неприятно - но надо. И в конце концов Никаноров, похоже, осознал это.   Я не знаю, что он говорил на очередном собрании бригадиров и мастеров, устраиваемом "профсоюзом" каждую неделю, но уже двадцатого декабря завод выпустил восемь пушек.   Рождество я отмечал у гостях у Ильи, в новом доме - Архангельские устроили "Рождественский обед". Были приглашены все участники новоселья, Чаев, Ионовы, еще несколько человек из тех, кого я знал. И с десяток семейств из тех, кого я не знал, и мне это не понравилось. То есть познакомиться с новым человеком для меня не проблема... но вот если у каждого их этих "новых человеков" обязательно имеется дочь в возрасте от шестнадцати до восемнадцати, с которой я тоже "обязан" познакомиться и даже "подружиться" - это напрягает. Причем напрягло это не только меня: минут через пятнадцать после того, как мы пришли и процедура представления гостей друг другу закончилась, подошла Камилла и тихонько сообщила:   - Мария Иннокентьевна просила передать, что ни она, ни я не заржавеем если ты кого-то из нас нежно приобнимешь невзначай прилюдно. Убежать тебе все равно не удастся, Елена Андреевна обидится, а так хоть девицы к тебе приставать меньше будут.   Я внимательно поглядел на неё. Снизу вверх.   - Она - старая, а тебя невзначай приобнять трудновато будет, хотя идея мне нравится. Как насчет Машки?   - Не воспримут, она же не из света. А Иннокентьевна не старая, это ты зря ее обзываешь.   - Я знаю, просто шучу я так. А без обниманий нельзя?   - Не знаю. Но охота на тебя уже открыта, так что сам думай. Мы - женщины глупые, ничего другого пока не придумали...   - Вы - умные. И очень добрые - но что про вас думать и говорить начнут? Потерплю как-нибудь...   К счастью, особо терпеть не пришлось: Илья заранее позаботился об устройстве "курительной комнаты", куда мужская часть присутствующих быстро стеклась сразу после обеда - и большую часть времени я провел там, в обсуждении различных технических новинок. В основном, конечно, обсуждалась "Божья Коровка". Поначалу народ интересовался возможностью заказа аналогичного автомобиля, но после того как я озвучил цену, почему-то начали обсуждать именно техническую сторону.   А цену я узнал от Водянинова. Сергей Игнатьевич к работе приступил с радостью, и буквально за пару недель прошерстил всю документацию - после чего пришел ко мне с докладом:   - Мария Иннокентьевна в целом дела ведет очень хорошо, но вот сами вы ведете их в сильном беспорядке. А потому, боюсь, картина у вас складывается неверной. Для примера, у вас - из-за отнесения расходов в иные производства, нежели те, где они проистекают, цены на продукцию изрядно занижаются либо завышаются. И, как результат, больше сил уделяется производствам менее выгодным в ущерб более доходным.   - Например?   - Производство, например, тракторов учитывается по ценам выше, нежели реальные траты. "Бычок" вас встает в тысячу сто девяносто семь рубликов, а учитывается по тысяче триста девяносто. Потому что в это производство относятся и расходы, которые следовало бы отнести на мотоциклы - которые, в свою очередь, встают дороже, нежели учитываемые на них затраты. Вот тут у меня показаны все реальные расходы по каждой статье производства...   - А по строительству вы тоже такой переучет произвели?   - Конечно, я же сказал - по всем статьям.   - А во сколько, например, обошелся новый дом, который был подарен Архангельским? И уж заодно - сколько автомобиль Едены Андреевны на самом деле стоит?   - Дом довольно дорого встал, в пятьдесят две тысячи. Подобные - и даже лучшие - дома в городе обходились до тридцати тысяч - но тут большой расход был по камню для отделки и по зимнему саду. А автомобиль вышел - не знаю, дорого это или нет - в шестьдесят пять тысяч без малого. Но тут больше затрат на одноразово использованные приспособы и оснастки, если выделывать подобных автомобилей до ста в год, то затраты можно будет свести к восемнадцати тысячам примерно...   Да, оснастки было изготовлено очень много. Но вот делать по сотне "Коровок" в год я точно не собирался. Рождественский обед показал, что даже весьма зажиточная часть населения больше пяти тысяч на "средство передвижения" тратить не готова от слова "нифига". Ну и не очень-то и хотелось.   Поскольку большинству гостей предстояло еще возвращаться в город, разошлись мы довольно рано, в районе шести вечера. До "инженерных домов" нам было идти совсем недалеко, и по дороге было принято предложение Камиллы зайти ко мне и отметить праздник в более тесном кругу. Понятно, что меня тут никто и не спрашивал...   Дома мы посидели еще часа три. В гости к тетке в кои-то веки приехал Димка, много рассказывал про Ерзовские дела. Сказал, что три нутрии пропали, но остальные вроде пообвыкли и жрут теперь как не в себя. А Кузька и Евдокия наконец обвенчались. В колхоз попросилось ещё с полсотни мужиков, но почти все с Рязановки. У колхозного поселка появились волки, Димка ездил в станицу Пичугу и договорился, что казаки помогут волков забить - но требуют за это по весне выделить им трактор на две недели, с бензином по потребности. А так все хорошо...   Хорошо когда все хорошо. Прошло уже почти три года, как я тут - и все три года приходилось вкалывать практически без перерыва. Но теперь-то вроде все налаживается, и можно будет себе устроить Рождественские каникулы. А то сколько можно работать? И именно с этой мыслью я заснул.   А в Европе уже шесть дней как шел новый, тысяча девятьсот первый год. Первый год двадцатого века.