Мастер снов - Алексей Пехов

— Герард, не ори, пожалуйста.

И он поспешно снизил громкость:

— Куда ты влип опять?..

— Не я на этот раз. — Заметив на столике рядом с ним чашу с вином, явно подготовленную для очередного сеанса оракула, я взял ее и осушил одним глотком. Сел в соседнее кресло. — Помнишь целительницу Эйнем?

— Конечно, — отозвался Герард, покосившись на опустошенный ритуальный сосуд. — Печальная история.

— Я работал с ней сегодня. У нее были проблемы. Потеряла контроль над телом сновидения.

— А говорил, теоретический интерес. Опять, значит, наврал, — невозмутимо заключил оракул.

— Не наврал, а хранил врачебную тайну клиента, — произнес я назидательно. — Она не хотела, чтобы Пятиглав знал о ее сложностях.

И я в подробностях поведал ему обо всем, что произошло. Прорицатель слушал внимательно мой тихий рассказ. И когда я закончил, сказал:

— Геспер не устает меня поражать.

Я посмотрел на свою ладонь, все еще хранящую воспоминание о хрупком зверином тельце, так легко сломавшемся в моих пальцах.

— Душить крысу голыми руками удовольствие сомнительное. — Я плеснул на руку остатки вина и вытер ее о штанину, но смыть воспоминание о смерти не смог. — Тебе не кажется, что он немного…

— Не было еще ни одного великого ума без примеси безумия,[7] — задумчиво произнес Герард, и его глаза стали совсем светлыми, словно их затуманила легкая пророческая дымка.

Словно откликаясь на мое воспоминание, Хэлена приподнялась на кушетке, посмотрела на меня и пробормотала:

— Мне снятся белые занавески, по которым бегают мыши. Аякс их ловит.

После этого важного заявления она подгребла поближе тихо муркнувшего кота и снова плюхнулась носом в подушку.

— Переночуйте у меня, — предложил оракул, с отеческой нежностью взглянув на беспокойную девчонку. — Места хватит, ты же знаешь.

— Спасибо, Гер. — Я присел рядом с ученицей, прикоснулся к ее волосам, которые на ощупь очень напоминали шерсть кота, свернувшегося клубком рядом. — Хэл, мы остаемся здесь. Пошли, отведу тебя в нормальную постель.

Она открыла глаза, глядя на меня совершенно осмысленно, без малейшей тени сонной расслабленности.

— Нет, поехали домой.

Аякс поднял голову и зевнул во всю пасть, продемонстрировав внушительные клыки, темное пятнышко на нёбе и длинный розовый, загнутый кончик языка.

Герард усмехнулся понимающе — ученица уже начала считать дом своим. Привязывалась к нему так же, как и я в свое время. Особенность всех сновидящих, не только дэймосов, была знакома и оракулу.

Уже перед самым выходом, пока Хэл прощалась с Аяксом, прорицатель поймал меня за локоть и сказал очень тихо:

— И помни, о чем я предупреждал тебя.

— Забыть, — отозвался я, глядя на девушку, наглаживающую довольного кота, — о твоем предсказании будет трудно.

Глава 6

Феликс

— Мэтт, у меня вопрос. — Хэлена подсела ко мне, забирая из моих рук планшет, на котором я перелистывал утренние новости.

Хотелось еще немного поизучать события, произошедшие в мире, под аккомпанемент шелкового потрескивания камина в гостиной, но я вспомнил, что долг учителя обязывает уделять внимание ученице в любое время.

— Слушаю тебя.

Она забралась с ногами на диван, опираясь локтем о спинку. Сосредоточенная и заинтересованная.

— Меня интересует мир снов. Как понять, сколько времени прошло в нем — час, минута? Я знаю, там все очень нестабильно, но хотя бы примерно можно определить?

— Можно.

— Как?

— Надо петь.

Ее реакция на мой «абсурдный» ответ была вполне предсказуемой.

— Что делать?!

— Петь, Хэл. Это старый сновидческий трюк, которому научил меня Феликс. Кстати, надо будет обновить плей-лист.

На бледных щеках девушки появилась тень румянца, серые глаза такого же цвета, как прохладный осенний денек за окном, заблестели сердито.

— Ты можешь объяснить нормально?

— Легко. В мире снов, как ты уже видела, нет временных ориентиров. Поэтому мы создаем их сами для себя. Каждая песня длится определенное количество минут. Вот, например… — Я потянулся к столу, взял свой коммуникатор и, открыв список музыкальных треков, которые слушал постоянно, показал ей. — «Лабиринт» — четыре минуты четырнадцать секунд. «В первый раз всегда больно» — четыре ноль две, «Шестью футами ниже» — три минуты тридцать три секунды. Когда мне нужно отсчитать точное время, я просто выбираю нужную песню.

— Вот так ходишь по миру снов и распеваешь во все горло? — рассмеялась девушка.

— Можно делать это про себя. Но можно и вслух, если сон особенно скучный.

— А ты умеешь петь? — невинным голосом поинтересовалась она. — И что, действительно попадаешь во все ноты? Хотелось бы убедиться.

Я поднялся, принес колонки, к которым она всегда подключала свой телефон, установил коммуникатор и запустил первый трек.

Знакомая до последней ноты музыка полилась в комнату, заполнила ее от стены до стены. Первые секунды я просто стоял, пропуская сквозь себя пульсацию ударников и резкие аккорды электронных гитар.

Подхваченная мощной, свободной мелодией Хэл замерла, глядя на меня широко распахнутыми глазами. Ее тоже зацепил этот шквал эмоций, когда нет дела до всего остального мира и можно наслаждаться минутами свободы, легкости, вседозволенности…

Мой голос зазвучал, заполняя комнату вместе с музыкой.

Три минуты полной независимости от всего — долга, забот, предсказаний, нападений дэймосов и ответственности за свои желания…

Ногой я подтолкнул стул спинкой к столу и шагнул на него, как по ступени поднимаясь на «сцену». Люстра над головой освещала меня не хуже прожекторов ночного клуба, красные блики от камина добавляли патетичной мистичности.

Links — rechts — gradeaus.Du bist im Labyrinth.Links — rechts — gradeaus…[8]

Сначала Хэл смотрела на меня, не двигаясь, открыв рот от изумления, затем с восторженным вскриком схватила свой телефон, нашла функцию записи и навела на меня объектив. Но выдержала не больше минуты. Бросила снимать, запрыгнула на стол ко мне и подхватила припев. У нее оказался высокий, чистый, звонкий голос. И такое же умение мгновенно раскрепощаться, как и у меня.

Два дэймоса, которые никогда не получат полной свободы, дар которых никогда не будет раскрыт, редчайшие способности которых умрут в них. Да, они опасны, приводят к гибели людей, но так уникальны. Мы оба заперты в клетки, из которых никогда не выберемся, даже мысленно. Мы будем натыкаться на стены и биться о них изо всех сил, не находя выхода. У нас никогда не будет вседозволенности, полного отрыва, радости абсолютных открытий и наслаждения свой мощью.