Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Это изменило бы статус детей. Хванге бы не прогнал учитель, да и Сонъи пора присматривать мужа. Пусть мой статус и невелик, но даже в таком случае мы могли бы выбрать достойную семью,— думала Елень, следуя за слугами, —вот только…»
Как только она оправилась после избиения, Соджун преподнес ей шкатулку с мазями, кремами, пудрой и белилами. Капитан смущался и отводил глаза. Потом сослался на огрубевшую кожу рук от непосильной работы, да обветренное лицо госпожи. Елень смотрела на шкатулку, которую мужчина держал в своих руках, и не знала, что сказать. Потом она, правда, что-то ответила и приняла дар.
В своих покоях она смогла рассмотреть подарок. Все содержимое шкатулки было самого лучшего качества. Да и стоило весьма немало. Но женщина не задумывалась о деньгах. Наверняка, эта волшебная шкатулка была куплена на деньги, что они раздобыли в ее родном доме. Удивительным был тот факт, что капитан заказал ее. Елень прекрасно понимала, что такую коллекцию просто так не купить. Ее нужно заказать специально, по списку, а потом ждать, когда шкатулку доставят из Мин. Долго ждать. Свою прежнюю, содержимым которой она пользовалась сама на протяжении долгого времени, ей пришлось ждать полгода.
Сейчас, разглядывая баночки, Елень приходила к выводу — капитан заказал ее давно и купил давно. Возможно, сразу после того, как сама госпожа утратила свой статус. Поэтому тогда он смог отдать ей лишь баночку с кремом для потрескавшейся кожи рук. Как бы он отдал такое сокровище обычной рабыне?
Елень смотрела на себя в зеркальце, которое было вставлено в крышку шкатулки, и пыталась найти в отражении саму себя. Гладко зачесанные волосы были более светлыми, чем у остальных. Глаза имели двойное веко и окрас камня-змеевика. И лицо чуть вытянуто книзу, а не круглое, как луна. Нос казался острее. Когда Елень был маленькой, все время трогала бабушкин нос, который, ей казалось, мог проткнуть дыру в бумажной перегородке между комнатами. У всех носы были приплюснутыми, а вот бабушкин был острым, как угол стола! И волосы у нее были цветом ржаных колосьев и пахли так же! Бабушка пекла чудесный хлеб, и ее ярко-зеленые глаза искрились задором и жизнью…
«Она тоже смирилась… Она смирилась и была счастлива с калекой всю жизнь! Приняла его как мужа… как мужчину. И даже полюбила…», — коснулось души, и женщина закрыла глаза. На сердце было тяжко.
Соджуну выдали в этот день жалование. Отойдя от счетоводов, он развязал кошель и вытряхнул на ладонь содержимое. Две связки монет. И риса выделили лишь на двоих: на него и Чжонку. Спорить со счетоводом капитан магистрата не стал: тот человек маленький, как ему сказали, так и сделал. Под ехидные смешки, оброненные едва слышно, под язвительные взгляды Соджун сложил монеты в кошель и пошел со двора, придерживая мешок с рисом одной рукой. В этот раз даже лекарство урезали.
«Значит это обо мне говорили, дескать, тому, кто нарушил закон сыновней почтительности, ничего не положено»,— подумал он удрученно и вздохнул.
Когда он вошел во двор и ворота едва скрипнули, открылась дверь женской половины дома, и ему навстречу вышла Елень. Поклонилась, дождалась, когда он передаст лошадь Анпё, а потом повела домой.
Круглый столик ломился от яств. Соджун увидел жаренную на углях рыбу, которую они наловили еще до поединка с госпожой. Увидел свежую молодую зелень и улыбнулся. Эту зелень Елень выращивала сама на крохотном пятачке за домом. Соджун видел, как Анпё махал мотыгой, а Гаыль носила воду, пока госпожа, перемазанная в земле, управлялась с крохотными саженцами. А мясо на столе было добыто им самим — на охоте. И, вспомнив свой отощавший кошель грешника, капитан вдруг улыбнулся и принялся есть.
Соджун мгновенно проснулся и распахнул глаза. В комнате было темно и пусто, но что-то его насторожило. Тут раздался шорох, и капитан напрягся под одеялом, сетуя, что меч на подставке. Рука медленно и неслышно залезла под тюфяк, и холодная сталь кинжала знакомо легла в ладонь. Вновь шорох, но уже ближе. Половицы не скрипнули под тяжестью незваного гостя. Шаги ближе, и Соджун узнает их: госпожа. Шелест шелка, звук замирает за дверью капитана. В абсолютной тишине дома мужчина слышит острое дыхание. Дверь отходит в сторону, и женщина осторожно переступает порог комнаты и так же тихо закрывает за собой дверь. Но капитан уже сидит на своей постели, и Елень застывает посреди комнаты.
Тут такая чернота, что не видно ни зги. Смутно угадываются очертания ложа, и лишь по дыханию Елень понимает: Соджун здесь, в комнате, и он не спит. Женщина делает шаг ему навстречу, но тут раздается щелчок камня о камень, и в руках капитана вспыхивает светец. Быстрым цепким взглядом мужчина окидывает госпожу, прикрывшую на миг глаза, устанавливает светец над чашей и поднимается. Его огромная тень закрывает комнату, поглотив всю разом. Темные, кажущиеся черными, глаза всматриваются в побледневшее лицо Елень. Он делает шаг навстречу, она вздыхает, и к ногам соскальзывает покрывало, а Соджун замирает, не в силах пошевелиться.
Хрупкие плечи опущены. На левом повязка. Белая юбка-чима слепит глаза. Коса тяжелой змеей лежит на груди, которой тесно в широком поясе юбки. Она поднимается и опускается и от этого завораживающего движения в голове становится пусто и жарко. Жилка бьется на тонкой шее пойманной птицей, и собственное сердце словно сходит с ума, желая вырваться из груди! Капитан сделал еще один шаг, Елень тут же устремляется к нему и прижимается всем телом. У Соджуна вмиг перехватывает дыхание. Он едва владеет собой. Едва может говорить. Тонкие пальцы гладят его мозолистую ладонь, и Соджун не сразу это понимает, а когда понимает, его окутывает жаром, и он не в силах стоять.
— Госпожа… — только и смог выдохнуть он.
Елень слышит, как под ухом бьется, надрываясь в своем неистовом беге, сердце мужчины.
— Я… пришла к вам…
Его накрывает удушливой волной желания, но пока он еще может с ней справиться, пока может… Отводит женщину от себя, заглядывает опьяненными страстью глазами в ее зеленые, кажущиеся темными, омуты.
— Елень…
