Дикарь (ЛП) - Сойер Беннетт

— Мама… могу я пойти вместе с другими детьми поиграть к реке? — спросил я у нее.

Она посмотрела на меня в удивлении, затем спросила, где же моя одежда.

Я ответил ей честно и прямо, что я хочу быть как остальные дети, а они не носят одежды. Она посмотрела озадаченно на моего отца, на что он просто пожал плечами. Он был очень занят постройкой нашей бамбуковой хижины, отчищая землю, сооружая крышу из пальмовых листов, чтобы как можно теснее вступить в контакт с племенем.

— Хорошо, Закариас. Иди играй, но будь аккуратен.

Я запрыгал от радости, и мы все вместе сорвались с места и побежали к реке. Наша деревня была расположена в сорока пяти метрах от реки Амазонки на тот момент. Ходили слухи, что чем ближе подбирались к месту стоянки племени лесорубы, тем дальше мы уходили. Карайканское племя было очень уединенным племенем, туда никто не принимался, они, конечно, приняли подарки от моих родителей: мачете, ножи, лезвия, котелки, лекарства, но они были абсолютно против вмешательства в их культуру современного мира.

Мы играли на мелководье, толкая, визжа и крича, там, где водные растения только доставали до наших щиколоток. Хоть мы были маленькими, мы прекрасно осознавали, какие опасности нас подстерегают в воде: пираньи, аллигаторы, змеи, поэтому мы не горели желанием забираться глубже в воду.

Один из детей толкнул меня, и я упал на задницу, немного захлебываясь в воде. Когда я поднялся, он указал на мой пенис и начал смеяться. Другие дети тоже подошли к нам и начали смеяться, они показывали на маленькую, интимную часть меня, которая делала меня отличной от девочек.

Поначалу мне было непонятно, почему они смеются. Конечно, мой пенис отличался от их достоинств. Из-за цвета кожи, их был темнее, затем тоненький кусочек кожи покрывал их головку, лишь иногда обнажая. Моя головка на пенисе, была совершенно открытой, обнаженной, без кусочка кожи, который бы скрывал ее. Спустя пару лет, я подошел к одному из священников миссионеров и узнал от них, что это называлось обрезание. Он объяснил мне, что когда я был еще ребенком, кожа, которая покрывала головку, была срезана по просьбе моих родителей. Это делалась из медико-санитарных соображений, как позже выяснилось, карайканцы не практиковали такой обычай.

Надо мной смеялись долго после этого, но я тайно усмехался. Мой член был чище, чем их, когда я достиг возраста полового созревания, и мог взять первую свою женщину, я понял, что им больше нравился мой обрезанный член, чем парней из племени. Не только потому, что мой был намного чище и красивее, но он еще был намного длиннее, и я так думаю, ощущался намного лучше.

Наконец, я добрался до деревни, когда уже солнце стало скрываться за горизонтом. Мы находились на этом месте в течение шести месяцев, старательно вычищая от растительности эту часть джунглей, чтобы было легче возвести здесь наш новый дом. Мы переезжали каждые два года на новое место, потому что почва истощалась от выращиваемых культур, или потому что к нам приближались лесорубы. Если честно, нам было все равно, насколько мы были далеки от реки, нежели другим племенам, потому что мы собственно не были заинтересованы в обмене товарами с исследователями.

В деревне было тихо, насколько я знал, вся остальная часть мужчин племени ушла охотиться на тапира, значит, вернется только через несколько дней. Я не пошел с ними, потому что Парайла чувствовал себя плохо, а я не хотел оставлять его одного и уходить далеко. На протяжении долгих лет, что я проживаю в племени, мое мастерство как охотника превзошло большинство других, и меня постепенно начало принимать племя, у меня даже завязались дружеские отношения с некоторыми соплеменниками. После того, как я пошел на мою первую охоту и рискнул жизнью ради них, я был полностью признан всеми, как часть племени. Конечно же, кроме Самайры, которая была последней женой Парайлы, и ненавидела всех без исключения.

— Парайла, я вернулся, — позвал я, когда подошел к его хижине. Во временной хижине, в которой сейчас находился Парайла, не было стен, лишь только крыша из огромных листьев растений, не толще ладони, чтобы проливной дождь, который мог начаться внезапно, не мог потревожить его. Рядом с хижиной Парайлы была моя собственная, но она была гораздо меньше, там был только гамак, но так мы могли лежать рядом и переговариваться.

Я не увидел его жены рядом, поэтому подумал, что она, скорее всего, на поле ухаживает за урожаем. Парайла лежал в гамаке, его усталые глаза улыбались, приветствуя меня.

— Какой подарок ты принес сегодня старику? — проговорил Парайла на португальском. У карайканцев был свой собственный язык, который уже давно считался мертвым, потому что они приняли в разговорное обращение португальский диалект почти семьдесят лет назад. Но некоторые слова все еще использовались, Парайла научил меня некоторым из них, но большинство времени мы говорили на простом португальском языке.

— Две маленьких кобры. Ты голоден? Я могу приготовить их.

— Нет, мой cor’dairo (прим.пер сын). Пусть Самайра приготовит еду. Тебе нужно отдохнуть, ты целый день охотился.

Мое сердце наполнилось счастьем, когда он использовал, обращаясь ко мне, слово cor’dairo. Он называл меня так с тех самых пор, как усыновил.

Я аккуратно бросил корзину рядом с еле тлевшим огнем и сел на землю около его гамака. Он стал настолько стар, что большинство своего времени проводил, лежа в нем, что омрачало мое сердце.

Говоря мягко на португальском, я спросил заботливо:

— Как ты себя чувствуешь сегодня, отец? Может тебе что-нибудь принести?

Он потянулся ко мне рукой и погладил по-отечески по голове.

— Ты делаешь меня счастливее, Закариас. Я не нуждаюсь в большем, чем ты нас обеспечиваешь с этой крикливой женщиной, даже если эта глупая курица не желает этого признавать.

Я легко рассмеялся и поддержал его шутку, чего бы мы не смогли сделать в ее присутствии. Самайра не выносила меня и неохотно принимала мои съестные подарки для нее, но позже, как могла, пыталась укорить старика за его любовь ко мне.

— Мы должны с тобой поговорить как мужчина с мужчиной, — проговорил напряженно Парайла. — Отец Гоуль скоро вернется, и мне нужно кое-что рассказать и пояснить тебе до его прихода.