Милый ангел - Колин Маккалоу

— Бог ты мой! — слабо протянула я. — Стало быть, ты влюблен в меня? Потому и?..

— Ты слепа, как летучая мышь, Харриет, — перебил он. — Я еще могу понять, почему ты втюрилась в этого специалиста по костям, Форсайта, но твоя привязанность к Фло меня удивляет.

— Какой ужас… — выговорила я.

— Почему? Потому что ты меня не любишь? Я привык, как-нибудь переживу.

— Нет, все дело в том, что так в любви не признаются, — попыталась объясниться я. — Говорить о ней надо так, чтобы мне захотелось ответить, а ты твердишь о любви, недостойной взрослого мужчины! Тоби, я не могу объяснить свою любовь к Фло: я просто увидела ее в первый раз и поняла, что люблю, вот и все.

— А я люблю тебя с того дня, когда ты подбила глаз болвану Дэвиду, — усмехнулся он. — Так и спец по костям: увидел тебя и сразу влюбился.

— Да, он так говорит. Мы встретились на пандусе в больнице. Значит, мы все влюбились с первого взгляда. Но это ни к чему не привело. Из всех нас только я готова взять на себя ответственность, а вы с Дунканом — нет. — Я поднялась. — Удивительно, правда? — Я подошла к нему, поцеловала кончики своих пальцев и коснулась ими его лба. — Может, когда-нибудь мы во всем разберемся, красавчик. Хе-хе.

Среда

15 марта 1961 года

Прошло два с половиной месяца после смерти миссис Дельвеккио-Шварц, а у нас все по-прежнему. По словам мистера Хаша, скоро будет объявлено, что она умерла, не оставив завещания. Дело направят в суд, потому что по документам мистера Шварца не существовало — впрочем, как и самой Фло. Между тем Фло до сих пор в психиатрическом отделении Королевской больницы: ее всесторонне обследуют — направляют на энцефалограммы, приглашают нейропсихологов. Но Прендергаст и его коллега-профессор ничего не понимают. Энцефалограмма оказалась нормальной, с хорошей высокой амплитудой и характерным альфа-ритмом, который возникает, когда Фло закрывает глаза. Оказывается, существуют даже тесты, позволяющие определить коэффициент интеллекта у немого ребенка — лишь бы он слышал и умел отвечать на вопросы, но Фло не желает отвечать. Она радуется только гостям из Дома. Хотя все врачи и сестры уже хорошо знают ее, Фло наотрез отказывается дружить с теми, кто не живет в Доме.

— Почему вы до сих пор держите ее здесь? — спросила я сегодня Прендергаста, навестив Фло после работы.

— Потому что здесь ей лучше, чем в приюте, — ответил он и нахмурился. — По крайней мере здесь к ней пускают посетителей. Но на самом деле мы с профессором Ллевеллином считаем, что имеем дело с состоянием, которое раньше называлось ювенильной шизофренией, а с недавних пор — аутизмом. Конечно, у Фло не классический синдром, но есть некоторые характерные симптомы. Нечасто нам случается подолгу наблюдать за такими маленькими детьми — родители всегда спешат забрать их домой, как бы трудно ни было управляться с ними. Так что Фло для нас — подарок судьбы. — Он задумался. — Хорошо бы еще сделать ангиограмму, посмотреть, нет ли у нее поражений в речевой области, а заодно и поискать признаки кортикальной атрофии. Но риск слишком велик…

— Только попробуйте! — взвилась я. — Если вздумаете превратить ее в подопытного кролика, я обо всем расскажу газетчикам!

— Мир, мир! — Он вскинул руки. — Мы просто наблюдаем за ней.

Я постоянно чувствую себя усталой, беспомощной и подавленной. Работа не страдает потому, что я этого не допускаю, но больница мне осточертела: эта дисциплина, ритуалы, вечная борьба женщин за власть… Без разрешения и пукнуть нельзя. Сестра Агата не спускает с меня глаз, и все из-за Гарольда и его письма. Никому еще не удалось раскопать доказательство моей связи с Дунканом, но все сплетники усердно ищут их. Зачем — не понимаю. Меня все равно не уволят, Дункан не пострадает. Просто больничному персоналу недостает скандалов — слишком уж прилично ведут себя все работники Королевской больницы.

Медсестра «травмы» и Константин обручились, а пожениться собираются ближе к концу года. Кажется, Константин открывает ресторан в Параматте с приличной стоянкой и меню в самый раз для местных жителей, любителей бифштексов с картошкой. Умно.

Естественно, вся больница в курсе, что я каждый день навещаю больного ребенка в психиатрическом отделении, но никто не может сказать почему. Все медсестры сплетничают напропалую, в том числе и в психиатрическом отделении, но никто еще не пронюхал про мое заявление об опеке.

A его рассмотрение затягивается. Я каждую неделю беседую по телефону с мистером Хашем, который не устает напоминать: даже когда дело Фло будет закрыто и ее переведут в государственный приют, мне не разрешат взять ее под опеку. Я ссылаюсь на отчет доктора Джона Прендергаста, но, по мнению мистера Хаша, этот отчет не будет иметь веса по сравнению с заявлениями отдела опеки. Если же Фло все-таки поставят диагноз «ювенильная шизофрения», ее скорее всего отправят не куда-нибудь, а в Стоктон. И это несмотря на записи в истории болезни, что девочка неуправляема и удочерению не подлежит! Я думала, что за мое предложение они ухватятся обеими руками, но не тут-то было: я слишком молода, бедна и не замужем. Это несправедливо.

— Харриет, — сказал сегодня днем мистер Хаш, — постарайтесь понять, как рассуждают чиновники. Чтобы решить дело в вашу пользу, требуется обладать мудростью и мужеством, а этих качеств чиновники лишены. Для них главное — соблюсти все правила. Они прекрасно понимают: если кому-нибудь вздумается привлечь внимание к такому необычному делу об опеке, поднимется страшный шум, и виноватыми окажутся они. Вот они и не желают рисковать, дорогая. Просто не хотят.

Мило. Очень мило. А в это время Фло сидит в больничной палате, привязанная к кровати ремнями, живет от посетителя до посетителя, и я не могу вытащить ее из больницы. Ох, сколько самых невероятных планов роилось в моей голове! Сначала я подумывала предложить Тоби жениться на мне, но скоро отказалась от этой мысли. Если уж Тоби будет отцом, то лишь собственному, родному ребенку. Сыну, а не дочери. Мне многое нравится в нем: он прям, как стрела, талантлив, много знает, умеет поддержать разговор, обаятелен. Иногда великолепен. Но в больших дозах невыносим. Затем у меня родился еще один план. Можно просто похитить Фло и удрать из штата куда-нибудь в глушь. Австралия — огромная страна. Вдвоем мы можем отправиться в Алис-Спрингс или Кэтрин, я буду работать прислугой в каком-нибудь заштатном мотеле, где никто и не спросит про Фло. А Фло сможет целыми днями играть в пыли вместе с детьми аборигенов, которым ее немота не помеха, может, они даже научатся читать мысли Фло, как делала ее мать. Она войдет в духовную общину, в свободное время будет со мной. В этом плане есть свои плюсы.